Ложь на крови - Александр Александрович Тамоников
Дмитрий долго обдумывал, что ему делать со свежеполученной информацией и как поступить. Хорошо бы покопаться в немецких архивах. Можно еще раз встретиться с бывшими узниками. Со всеми, может, и не получится, но хотя бы еще раз человек пять опросить. Наверняка они тоже расскажут что-то интересное, как и бывший командир Кузьменко. Последний, к слову, не поленился приехать к ним и повторить всю историю про бойца его подразделения. Капитан тогда познакомился с ним лично и подробно записал все его показания. Подполковник ему понравился. Они быстро нашли общий язык и даже пропустили в пивнушке по маленькой, после чего Кузьменко уехал обратно в Чернигов.
Все изменилось, когда Митьков отправился по службе в местную строевую часть. Оттуда он вернулся с вытаращенными глазами и гаммой чувств, отразившихся на лице. Юркин даже слегка опешил, когда старший лейтенант налетел на него в коридоре и чуть не врезался лоб в лоб.
— Эй, ну-ка осади! — остановил он Михаила.
— Товарищ капитан, вы не поверите! — выпалил взвинченный парень. — Я…
— Стоп-стоп-стоп. — Офицер вытянул вперед руку. — Идем-ка, друг мой ситный, в курилку.
Митьков был настолько захвачен эмоциями, что не смог даже скрутить папиросу. Капитану пришлось отобрать у него кисет с бумагой и дать свои папиросы.
— Ну, выкладывай, — приказал Дмитрий. — И не говори мне, что там лично Гитлера в плен взяли.
Старший лейтенант пару раз жадно затянулся.
— Товарищ капитан, — выдохнул он и повторил: — Дмитрий Федорович, вы не поверите. Я там Захарова видел.
— Так, — пристально посмотрел на него Юркин.
— Он там сейчас служит. На штабной должности сидит.
— Вот, значит, как. — Капитан прищурился. — Ты это сам, своими глазами видел?
— Да чтоб мне провалиться!
— Ага, еще скажи: «Вот те крест». И кем он там? При штабе писарем?
— Да я толком и не понял. — Михаил понемногу начал успокаиваться. — Я иду на выход, и Захаров выходит из кабинета. В новенькой форме, при погонах, такой бодрячок. Здравия желаю, говорит, товарищ старший лейтенант. И козыряет мне. Я аж чуть не сел, где стоял. А офицер один рассказал, что Захаров успешно прошел всю фильтрацию, покаялся за то, что был в плену, изъявил желание служить Родине верой и правдой. Вот его в штаб и взяли.
— Не иначе как в доверие втерся, — заметил капитан.
— Думаете?
— Уверен. Ты вспомни, как он держался на допросе, что про него рассказывали бывшие сослуживцы. Только не говори, что забыл.
Парень помнил. Тогда, во время первого допроса, да и второго тоже, Павел Захаров держался спокойно, можно сказать, уверенно, с готовностью отвечал на все вопросы. Даже у самого Митькова тогда промелькнула мысль: а не ошибается ли его старший товарищ? Правда, потом, после разговора с капитаном, он выбросил это из головы.
— Помню, — сказал старший лейтенант.
— Вот и я помню. Надо, Мишаня, более подробно выяснить, чем он там занимается, в части.
— Еще раз сходить?
— Нет, я сам схожу. Тут бумажек привалило, а я это треклятое дело не очень люблю. А ты сядешь за писанину.
— Дмитрий Федорович, да мне не сложно. Да и офицер тот попался разговорчивый, все мне про Захарова выложил…
— Так, боец, это приказ. А приказы не обсуждаются. Понятно?
— Так точно.
— Вот и молодец. И не дуйся. — Дмитрий, заметив, как насупился Михаил, ободряюще хлопнул его по плечу. — Я тебе, кстати, не успел сказать: я просмотрел еще раз показания других пленных. Ты не заметил, что Захаров попал в Поляны в феврале?
— Этого года?
— Этого.
— А где же он до этого был? — удивился парень.
— Я бы, Миша, и сам хотел это знать. Еще одна задачка, которую нам предстоит решить.
— Потрясти бы самого Захарова, — задумчиво произнес Митьков. — Или кого-нибудь подослать к нему, разговорить.
Капитан усмехнулся:
— Да ты, Мишаня, никак книжек про сыщиков начитался. Даже если так, думаешь, Захаров кинется выворачивать свое гнилое нутро наизнанку каждому встречному-поперечному? Как бы не так, дружочек. Да и кого мы к нему подошлем? Такие персонажи и матери родной про свои поганые делишки не расскажут, а уж какому-то постороннему и подавно.
Старший лейтенант кисло усмехнулся.
— А вот мы с тобой потрясти его можем. Когда возьмем. В принципе, показания Кузьменко у нас есть. Да и других заключенных тоже. С кем-нибудь из них надо будет встретиться, потолковать. Узнать, как Захаров вел себя в лагере. То, что явно не стучал, мы уже знаем.
— Ну, и что другие расскажут нового? Кроме того, что Захаров появился в лагере в феврале.
— Знаешь, Миша, есть определенные признаки, которые с первого раза могут не броситься в глаза. Расскажу тебе одну историю. Случилось как раз не так давно, еще до всех этих событий. Освободили финский лагерь. Так вот там один наш сотрудник, капитан Симонов, ты его знаешь, тоже разрабатывал одного такого типа. И тоже по показаниям сокамерников догадался: капо к нему не цеплялся, на тяжелые работы не посылали, а еще несколько раз его видели у штабного барака. Ну, тот говорил нечто вроде «мимо проходил» или «случайно оказался», притом говорил так убедительно, что ему все верили. Но раскусили все-таки голубчика. Как есть предателем оказался. Отправили под трибунал.
— Стало быть, и в случае с Захаровым нечто подобное может быть? — спросил Михаил. — Ну, что капо не цеплялся и на тяжелые работы не отправляли.
— Совершенно верно. Поэтому сделаем так: я схожу в часть и выясню, как там оказался Захаров. А ты пока посидишь с бумажками, а потом выяснишь, кто из его бывших товарищей по несчастью, то бишь по концлагерю, находится поблизости. Побеседуем с ними по душам еще раз. И я больше чем уверен, что-то такое интересное там выплывет.
— А потом?
— А потом, Миша, возьмем Захарова.
— Главное — чтобы он не сбежал.
— Не сбежит, — уверенно сказал офицер. — А сбежит, так мы с тобой его из-под земли достанем. — И он весело улыбнулся.
Парень
