Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин
В. Лебедев: “Мы можем еще тридцать лет кричать ура Сталину, но это же не идейная жизнь, как у Герцена, Белинского, Ленина. Страшно, что все за вас решено, и вы чувствуете, что ничего не ясно, и вам даже нельзя страдать, а нужно смеяться и шутить”.
Декабрьские события 1934 года и последовавшие затем репрессии в отношении контрреволюционных антипартийных групп встревожили группу, собрания которой на время были прекращены. Группа замкнулась, ограничившись следующим составом: Катаев, Зарудин, Губер, Лежнев, В. Тарсис, Вс. Лебедев и В. Гроссман.
С весны 1935 года большинство членов группы бывали в длительных отъездах и в “творческих командировках”, в домах отдыха, на охоте и т. и., но связь между ними не прерывалась, и собрания находившихся в Москве членов группы продолжались. В настоящее время сборища группы возобновились».
В список писателей-врагов, составленный секретно-политическим отделом главного управления госбезопасности, попали очень талантливые люди, которым сломали жизнь. Генрих Ягода переслал донос на писателей в ЦК. Окончательное решение должен был принять партийный аппарат.
29 января 1937 года в Комиссию партийного контроля при ЦК для беседы о судьбе писателя Ивана Катаева вызвали одного из руководителей Союза советских писателей Александра Александровича Фадеева. Выяснилось, что за Катаевым давно присматривали. Чекистам Ягоды даже и стараться не надо было. Им активно помогали братья-писатели. В конце августа 1936 года два дня заседала партгруппа правления Союза писателей, разоблачавшая врагов в собственных рядах.
29 августа отдел культурно-просветительской работы ЦК доложил секретарям ЦК Кагановичу и Ежову:
«Вскрыт ряд важных фактов. Писатель Иван Катаев (член партии с 1919 года) в 1928 году ездил к сосланному в Липецк троцкисту Воронскому за директивами о работе литературной группы “Перевал”. Активные связи с осужденными троцкистами Катаев поддерживал систематически, оказывая им денежную помощь… Решением партгруппы постановлено исключить Ивана Катаева из партии».
Литературный критик Александр Константинович Воронений, за встречу с которым исключали из партии, был видным литератором, редактором журнала «Красная новь». Он много сделал для развития отечественной литературы, но имел несчастье во время внутрипартийных дискуссий поддержать точку зрения Троцкого. В январе 1929 года Вороненого арестовали и приговорили к пяти годам заключения в политизоляторе. За него вступился кандидат в члены политбюро Серго Орджоникидзе, и Вороненого сослали в Липецк в 1929 году. Потом разрешили вернуться, дали работу. В годы массовых репрессий, когда Орджоникидзе не стало, Вороненого вновь арестовали и расстреляли.
Александр Фадеев после беседы в Комиссии партийного контроля сформулировал свое отношение к обреченному Катаеву в письменной форме и отослал партийным инквизиторам:
«Знаю Ив. Катаева с 1926 года. Знаю, что во все время нашего знакомства и в разговорах и на партийных собраниях выступал и голосовал против уклонов, в том числе и против троцкизма. Но принадлежал к литературной группе “Перевал”, созданной по инициативе Воронского, создавшего там троцкистское ядро. Несомненно, не понимая того, что группа используется троцкистами, либеральничал.
Я всегда считал его человеком честным, прямодушным, и потому возможность его связи с врагами народа теперь тоже мне кажется маловероятной. Однако по разговору с ним некоторое время спустя после его исключения я понял, что в нем по-прежнему не изжиты интеллигентские пережитки и что человек он недостаточно авангардный, “расплывающийся” в беспартийном окружении, малоспособный вести за собой. Писатель он даровитый. Творчество его, будучи коммунистическим по мировоззрению, тоже всегда несло интеллигентские пережитки ложно понимаемого “гуманизма”».
Как оценить такую характеристику? С одной стороны, Александр Фадеев благородно назвал Ивана Катаева честным человеком и даровитым писателем, то есть не толкнул в спину падающего человека, не стал его добивать. С другой стороны, не посмел вступиться за коллегу, в невиновности которого внутренне был уверен, а предположил, что не все с ним чисто. Впрочем, кто в те времена вступался за товарищей и друзей?
Ивана Катаева 18 марта 1937 года арестовали, 19 августа приговорили к расстрелу. После XX съезда реабилитировали. Вдова Катаева, поэт Мария Кузьминична Терентьева тоже сидела. Ей позволили вернуться в Москву после смерти Сталина. Она часто заходила к моему дедушке – мы жили в одном доме. В 1960-е годы она издала том прозы Ивана Катаева. Писателя уничтожили, когда он еще только входил в творческую силу.
Зарудина, Воронского и Губера расстреляли в 1937 году. Лежнева – в 1938-м. И только Лебедев умер своей смертью – на операционном столе в том же 1938 году.
Превративший этих писателей в контрреволюционную группу подчиненный Ягоды Альберт Стромин стал майором госбезопасности, получил орден Ленина и назначение начальником областного управления НКВД в Саратов, где его самого арестовали и расстреляли.
Василия Гроссмана пощадили. В годы Великой Отечественной он стал корреспондентом «Красной звезды» и одним из лучших военных писателей. Но он еще дважды окажется в фокусе внимания госбезопасности.
В начале 1952 года, когда министерство государственной безопасности включилось в масштабную антисемитскую кампанию, помощник начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковник Павел Иванович Гришаев вынес постановление, в соответствии с которым «активный еврейский националист и американский шпион», а в действительности замечательный писатель Василий Гроссман был взят в «разработку».
Но добраться до него не успели: Сталин умер… Василий Гроссман в 1950-е годы написал роман «Жизнь и судьба» – наверное, самое сильное, что сказано о советской эпохе. Передал рукопись в редакцию журнала «Знамя». Там устроили обсуждение романа с участием руководителей Союза писателей СССР. Роман осудили как политически вредный, после чего последовал донос в КГБ.
К Гроссману в начале 1961 года пришли сотрудники комитета с ордером на обыск и забрали все экземпляры романа. Пожалуй, это единственный в послесталинские времена случай, когда комитет госбезопасности пытался уничтожить литературное произведение. Причем дело это было незаконное – нет в уголовном кодексе статьи, позволяющей конфисковать литературное произведение.
В сентябре 1961 года председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин отправил в ЦК короткую записку:
«Докладываю, что 19 августа с. г. член КПСС писатель Некрасов В.П. посетил на квартире Гроссмана В.С., автора антисоветского романа “Жизнь и судьба”, и интересовался его жизнью.
Гроссман подробно рассказал Некрасову об изъятии романа сотрудниками КГБ и в ходе беседы допустил целый ряд антисоветских выпадов. Некрасов в свою очередь сочувствовал Гроссману, называл его смелым и великим человеком, который “решил написать правду, а мы все время пишем какую-то жалкую полуправду”.
Следует отметить, что Некрасов, находясь в пьяном состоянии, вел себя развязно, допускал недостойные коммуниста выпады против партии и Советского государства, брал под сомнение
