Смотри, но не трогай
Лера
Утро начинается с неприятных ощущений. Едва я продираю глаза, как о себе дает знать ноющая головная боль, которая противными пульсациями расползается от затылка к вискам. Такое чувство, будто я всю ночь пила. Ну или билась лбом о стену. Других ассоциаций мое паршивое состояние не вызывает.
Кое-как собравшись с силами, поднимаюсь с постели и жадно заглатываю таблетку анальгина. Было бы замечательно, если б к первой паре боль хоть немного стихла. А то, боюсь, в таком состоянии провал на самостоятельной по алгебре мне обеспечен.
Умывшись и наспех одевшись, спускаюсь на первый этаж, где мама вовсю готовит ароматной завтрак. В отличие от меня, она выглядит выспавшейся и отдохнувшей. Даже губы подкрасить успела. Вот, как сказывается на женщинах умиротворение и душевный покой.
– Доброе утро, Лер, – родительница окидывает меня внимательным взглядом. – Ты неважно выглядишь. Как самочувствие?
– Да пойдет, – отмахиваюсь я. – Голова с утра трещит, а в целом все нормально.
– Таблетку выпила?
– Да.
– А укол поставила?
– Ма-а-ам, – не удержавшись, закатываю глаза.
Я живу с диабетом уже много месяцев, а она по-прежнему контролирует, поставила я укол или нет. Словно я глупая и не осознаю, что от инсулина зависит моя жизнь. В обычные дни я с пониманием отношусь к маминой опеке, но сегодня почему-то нервничаю. Должно быть, все дело в изначально дурном расположении духа.
Родительница никак не комментирует мое отсутствующее настроение. Молча ставит передо мной тарелку с кашей и принимается разливать чай.
– А где все? – интересуюсь я, цепляя ложкой ягоды, которые лежат на поверхности.
Не то чтобы я нуждаюсь в компании во время завтрака, но все же странно, что ни Тимура, ни тем более его отца нет за столом.
– Анвар сейчас спустится, – коротко бросает мама, раскидывая по дымящимся кружкам ломтики лимона.
Про Тимура решаю не спрашивать. Мне-то какое дело до его отсутствия, верно? Даже хорошо, что его нет. Без пристального внимания карих глаз и дышать, и есть несравнимо легче.
– Всем привет! – спустя минут пять со второго этажа показывается Анвар Эльдарович.
Одного беглого взгляда на него достаточно, чтобы понять, мужчина расстроен. Его темные кустистые брови сомкнуты, а на смуглой коже лица виднеется нехарактерный румянец.
– Доброе утро! – робко пищу я, пряча взор в тарелку.
Порывисто отодвинув стул, Анвар Эльдарович садится за стол. От него исходит тяжелая энергия злости и негодования. Будто он только что участвовал в конфликте или с кем-то ссорился.
– Ну, как дела? – негромко спрашивает мама.
Судя по ее понимающему виду, она догадывается или даже знает, в чем причина недовольства мужа.
– Тимур съезжает, – объявляет Анвар Эльдарович и с остервенением хватается за ложку.
Я удивленно распахиваю глаза, а мама сочувственно похлопывает его по плечу:
– Не удалось уговорить его остаться хотя бы еще ненадолго?
– Ты же знаешь, какой он упрямый! Если вобьет что-то в голову – не выбьешь! – выпаливает Анвар Эльдарович, засовывая в рот полную ложку с кашей. Очевидно, она оказывается слишком горячей, потому что мужчина морщится. – Лиз, воды дай.
Мама тут же вручает ему стакан.
– Говорю, поживи еще немного. Хорошо же вроде получается, – раздосадовано продолжает мужчина. – А Тимур ни в какую. Уезжаю – и точка.
– Хоть бы до выходных подождал, – вздыхает мама. – Вещи бы нормально собрали…
– Ну! Я ему то же самое сказал! – кивает Анвар Эльдарович. – Мол, куда торопишься? Соберись спокойно. А ему прям как прижало. Надо уехать именно сегодня! Что за спешка? Не понимаю…
– Может, друзей на новую квартиру позвал? – предполагает родительница.
– Да каких друзей? Там квартира пустая: ни мебели, ни техники нет. Один матрас валяется… Да и тот без кровати, – мужчина раздраженно трет переносицу. – Черт знает, какая муха его укусила…
Родители продолжают негромко переговариваться, обсуждая внезапный отъезд Тимура, а я ловлю себя на том, что почти не дышу. Вся обмерла и не двигаюсь. Вероятно, из-за шока.
Я параноик, или спешное бегство Тимура из собственного дома как-то связано со мной? Ведь очевидно же, что в последние дни наши отношения донельзя обострились. Возможно, таким образом он решил обезопасить нас обоих… Ведь чем дальше мы друг от друга находимся, тем выше шанс на мирное сосуществование. Как ни крути, учебу в параллельных группах выдержать проще, чем проживание бок о бок.
Если все действительно так, то Алаев принял мудрое и взвешенное решение. Вот только… Почему у меня на душе так тоскливо? Я думала, что, услышав новость о переезде сводного, испытаю радость, восторг, ликование… Но на деле чувствую лишь разочарование и сосущую пустоту где-то меж ребер. Будто из меня извлекли какую-то важную деталь, а взамен нее ничего не вставили.
Быстро заталкиваю в себя кашу и, бросив маме «спасибо за завтрак», устремляюсь на выход. Голова, по ощущениям, раскалывается пуще прежнего, но я даже рада этой боли. Она хоть немного отвлекает от мрачных мыслей и догадок, которыми переполнено мое уставшее сознание.
Так, в терзаниях и муках, еду на учебу. Однако, оказавшись в университете, все же не выдерживаю и выпиваю вторую таблетку обезболивающего. Будет глупо завалить самостоятельную из-за упрямства и проблем с личной жизнью.
– Ну как, все задания сделала? – интересуется Диляра, когда мы выходим из аудитории.
К концу первой пары головная боль постепенно стихает.
– Да, – отвечаю равнодушно. – А ты?
В данный момент алгебра занимает далеко не первое место в списке волнующих меня вещей. В особенности потому, что самостоятельная работа показалась мне крайне легкой.
– Вроде тоже, – неуверенно отзывается подруга. – Только в третьем сомневаюсь. У тебя какой вариант был?
– Пятый.
