Смотри, но не трогай
Тимур
Едкий дым разъедает легкие. Тушу скуренный до фильтра бычок и цепляю губами следующую сигарету. От никотина уже мутит, башка чумная. Но я упорно продолжаю травиться и дымить. Уж лучше чувствовать дурноту, чем жгучую горечь, которая, подобно хирургическому скальпелю, рассекает грудину.
Грановская танцует в паре метров от меня. Изгибается, как кошка. Красиво, плавно. Когда она, закрыв глаза и медленно вращая кистями рук, откидывает голову назад, ее пшеничные волосы елозят по пояснице. Есть в этом зрелище нечто чарующее. Нечто такое, что держит мое внимание в напряжении уже которую песню подряд.
Все же свалить из дома было правильным решением. Когда Лера не маячит перед глазами по сто раз на дню, держать эмоции в узде гораздо проще. Мысли о ней не исчезают из головы окончательно, но, определенно, становятся тише. Так что порой мне удается забыть о своем болезненном наваждении.
Однако, когда я вижу Грановскую, мое тщательно взращиваемое хладнокровие осыпается в крошево. Пульс учащается. Давление подскакивает. А чувства, которые я притуплял мнимым пофигизмом, толчком из нутра выбрасывает…. И все. Больше я не способен их контролировать.
– Тим, ты чего какой напряженный? – пальчики Вероники пробегаются по руке.
– Что? – я вздрагиваю, нехотя возвращаясь к реальности.
– Я говорю, расслабься, – она забирается на диван с ногами и, устроившись сзади, принимается массировать мне шею. – На тебе лица нет. О чем таком неприятном ты думаешь?
– Да так, о своем…
– Тим, ну скажи! – требовательно. – Может, я могу помочь?
– Забей, Веро, – цежу сквозь зубы.
– Ну как знаешь, – отвечает вроде спокойно, но я все равно слышу обидку, затаенную в голосе.
С Ланской все по-старому: она тщетно пытается разбудить во мне романтика, а я тщетно пытаюсь отыскать в ней то, что меня когда-то влекло. Но сколько бы мы ни вели задушевных бесед, как бы самозабвенно ни трахались, внутри меня ничего не оживает. Я ее разлюбил. И, походу, это бесповоротно.
Вероника отвлекается на разговор с подошедшей к ней подружкой, а я вновь прилипаю к Грановской жадным взглядом. Лера меня не замечает. Я бы даже сказал, игнорирует. Намеренно. Вроде как: если я на тебя не смотрю, значит, ты не существуешь. Однако я больше не хочу быть молчаливой галлюцинацией. Задолбало. Если не подойду к ней сейчас, неминуемо взлечу на воздух.
Встаю с дивана и двигаюсь в сторону импровизированного танцпола, на котором зажигают девчонки. Без понятия, что собираюсь делать. Плана нет. Я просто повинуюсь давно назревшему импульсу.
– Тим, в доме сиги курить нельзя! – передо мной возникает перепуганный Верещагин. – Меня предки на фарш пустят!
– А ты проветри – и они ни о чем не узнают, – советую я, а затем пробую обогнуть кипишного однокурсника.
– Нет, друган, так не канает, – он тоже делает шаг в сторону, преграждая мне путь. – Придется потушить. Ну или переместиться на улицу.
Алекс – неплохой пацан, но уж больно дотошный. На кой черт закатывать вечеринки на дому, если мандражируешь из-за каждого пустяка? Курение в помещении – это такая мелочь.
– Все, потушил, – отщелкиваю окурок в близстоящий горшок с фикусом. – Доволен?
Верещагин закатывает глаза, но читать нотации дальше не порывается. Молча отходит в сторону, освобождая дорогу.
Устремляю взгляд туда, где минуту назад танцевала Лера, и у меня в груди разрывается маленькая ядерная бомба. Всего один несчастный миг промедления – и вот она уже не одна. Матвеев рядом нарисовался. Присосался к ней, будто голодный клещ. Намертво.
Чувствую, как меня перекашивает. От злости, от ревности, от отвращения. Нет, разумеется, я в курсе, что они вместе, но одно дело – просто знать, и совсем другое – наблюдать за их лобызаниями собственными, мать вашу, глазами.
Хочется ослепнуть. Хочется с корнем выдрать глазные яблоки, лишь бы не видеть, как его язык проталкивается в ее рот.
Погано. Хоть волком вой.
И зачем я приперся на эту тусовку? Идиот, блин.
Приложив усилие, отворачиваюсь от целующейся парочки и тут же напарываюсь на внимательный взгляд Веро. Бьюсь об заклад, все это время она наблюдала за мной. Считывала эмоции. Слышала, с каким громким хрустом я ломаю нос говнюку Матвееву в своих фантазиях.
Ланская не отводит взор и не пытается изобразить улыбку. Смотрит прямо и с вызовом, словно уличила меня в чем-то дурном. Осуждает, наверное. Злится.
Ну а мне плевать, если честно. Подумаешь, великая тайна! Да любой, у кого есть глаза, уже давно понял, что я неровно дышу к Грановской. Я же только на нее и пялюсь! Так что надеюсь, Веро не станет закатывать скандал по поводу своих подозрений. Я заранее готов подписаться под каждым из них.
Срываюсь с места и иду на кухню. Теперь у меня наконец-то появился план – напиться и забыться. Желательно, как можно скорее. Ибо на трезвую голову я происходящего не вывожу. Еще пара минут созерцания Грановской в объятиях Никитоса – и я точно с кем-нибудь подерусь.
Хватаю первую попавшуюся бутылку и щедро орошаю ее содержимым стакан. Пью – морщусь. Потом снова пью, не закусывая. Осушив первый, наливаю второй. Еще несколько глотков. Пищевод горит адским пламенем, а башка постепенно тупеет. Хорошо, черт подери! То, что доктор прописал.
– Думаешь, это выход? – мрачно интересуется Веро, когда я опрокидываю в себя которую по счету порцию выпивки.
Возникла из ниоткуда. Я не видел, как она подошла.
– Да похрен. Я вообще не думаю.
Вновь прикладываюсь к стакану и залпом допиваю все, что было на дне.
– Тим, слушай, не закрывайся от меня. Я понимаю, что с тобой происходит.
– Да? – наигранно изображаю удивление. – Впечатляет. Потому что даже я сам, ни фига не врубаюсь, что со мной происходит, Веро.
– Так бывает, – в ее тоне сквозит сочувствие. – Порой мы испытываем влечение к людям, которые нам совсем не подходят. Помнишь, как в десятом классе мы расстались под Новый год? Я тогда еще гуляла с Германом Свитинским?
