Смотри, но не трогай
Лера
Которой день сахар в крови повышен. Должно быть, всему виной затянувшийся стресс. Последнюю неделю я сама не своя: настроение на нуле, постоянно хочется плакать.
С тех пор, как Никита отвез меня домой после гонки, от него ни слуху ни духу. Не звонит, не пишет, и даже в институте ни разу не пересеклись. Такое чувство, будто он вообще на пары не ходит.
Молчание парня угнетает, хотя чисто по-человечески я его понимаю. Наверное, откровения Тимуры отбили у Никиты всякое желание со мной общаться. Ну еще бы! Кому понравится, когда твоя девушка за спиной целуется с другим. Это бьет по самолюбию. И наверняка ужасно нервирует.
Пару раз я порывалась сама написать Матвееву, но, накатав длинное сообщение, удаляла текст, так и не отважившись нажать кнопку «отправить». Слова казались пустыми, фразы – шаблонными. Я не могла выдавить из себя ничего путного. Видимо, мешало чувство вины. Не за инцидент на посвящении, нет… Ведь тогда я не понимала, что делаю. В отличие от поцелуя в комнате Алаева, когда я прекрасно отдавала себе отчет в происходящем…
С тех пор минуло уже три дня, а я так и не разобралась, что это, черт возьми, было. Случайно вспыхнувшая страсть? Тайное влечение, ненароком вырвавшееся наружу? Или просто какая-то извращенная попытка сказать друг другу «извини»?
Мы с Тимуром знакомы не так долго, но у нас накопилось достаточно поводов для ненависти. И ровно столько же причин просить друг у друга прощения.
Но, кажется, в ближайшем обозримом будущем мир нам не светит. Алаев не готов поднять белый флаг. Впрочем, как и я. Сегодня он пригласил в гости свою Веронику, а я вот уже битый час шарахаюсь по торговому центру, чтобы убить время. Не хочу пересекаться с ней в стенах дома, который потихоньку начинаю считать своим. Это чересчур. Мои нервы не выдержат нового потрясения.
– Лер, может, по домам? – утомленно вздыхает Диляра, которая любезно согласилась составить мне компанию. – Мы уже все магазины по два раза обошли.
Заглядываю в телефон и вижу, что сообщение, которое я отправила маме, так и остается непрочитанным. В начале восьмого она звонила мне, и по звучащим на заднем фоне голосам я поняла, что Ланская все еще у Алаевых. Пару минут назад я снова набрала ее, но мама не ответила. Вероятно, не слышит или ушла в другую комнату.
– Ладно, поехали, – соглашаюсь я.
Ноги гудят от усталости, да и вставать завтра рано – первой парой самостоятельная по алгебре. Поэтому остается надеяться, что Вероника не злоупотребляет гостеприимством своего парня и уже уехала домой.
– Лер, может, тебе стоит первой позвонить Матвееву? – предлагает подруга, пока мы ждем такси. – Я уверена, он будет рад тебя слышать.
Диляра знает, почему в наших с Никитой отношениях пробежал холодок, но вот о главном я умолчала. Мне стыдно и страшно говорить о том, что произошло между мной и Тимуром в предрассветном полумраке его комнаты... Подозреваю, эту тайну я унесу с собой в могилу.
– Да, возможно, – отзываюсь я. – Вот соберусь с мыслями – и позвоню.
– Он хороший парень, – подмечает серьезно.
– Я знаю.
– А Алаев просто провокатор. Не ведись на его выпады.
Эх, если бы на деле это было так же легко, как на словах…
– Хорошо, Диляр. Не буду.
Заказанные машины наконец подъезжают, и мы с подругой спешно прощаемся. Сажусь на заднее сидение и погружаюсь в свои мысли. Молодой таксист о чем-то болтает, периодически кидая на меня заинтересованные взгляды через зеркало заднего вида, но я слушаю его вполуха и отвечаю невпопад. Минут через десять до него доходит, что собеседник из меня никакой, и попытки завязать диалог прекращаются. В салоне повисает долгожданная тишина.
Оказавшись дома, первым делом прислушиваюсь. Голоса из гостиной вроде не доносятся. Тихо. Выходит, гостья действительно ушла? Вешаю куртку в шкаф и устремляюсь вдоль по коридору. Первый этаж пуст. Стол на кухне убран, в столовой – никого. Значит, я не зря нарезала круги по торговому центру, растягивая время.
Расслабившись, взлетаю вверх по лестнице и на ходу извлекаю пиликнувший мобильник из заднего кармана джинсов. Диляра пишет. Интересуется, пронесло меня или нет.
Начинаю печатать сообщение о том, что все хорошо, и в этот самый момент слуха касается приглушенный смех. Отрываю глаза от экрана и вижу, как Ланская, вцепившись в руку Алаева, выходит из его комнаты.
Дьявол! Так она все еще здесь?
Поддавшись первому порыву, дергаюсь назад, пытаясь скрыться, но через секунду понимаю, что веду себя глупо. Ну что мне теперь делать? Бегать от них? Детский сад, ей-богу. В конце концов, это и мой дом тоже. Тимур вправе приводить сюда любых гостей. А я вправе без стеснения и стыда пройти в свою комнату.
Взяв себя в руки, продолжаю путь. Стараюсь смотреть строго перед собой, но боковое зрение все равно фиксирует, как Вероника льнет к Алаеву. Словно банный лист к попе. И он как будто вовсе не против.
Не сдержав любопытства, скашиваю глаза и с ужасом отмечаю их потрепанный внешний вид. У Ланской волосы всклокочены, у Тимура ремень расстегнут. Металлическая бляшка болтается туда-сюда…
От созерцание этой картины внутри меня вновь просыпается маленькая обиженная девочка. Раздавленная пренебрежением Алаева. Униженная его жестокими играми. Сердце, обезумев, дробно стучит в горле, ногти впиваются в кожу ладоней. В груди больно. Саднит будто от свежей царапины.
Лишь три дня назад он упоенно целовал меня в этой самой комнате, шептал мое имя, оставлял обжигающие отметины на коже… А сегодня проделывает все то же самое с другой.
Ему вообще все равно, кого тащить в койку?!
Мы с Тимуром пересекаемся взорами, и меня прошибает дрожью, как от разряда тока. Но его лицо ничего не выражает. Оно совершенно непроницаемо, словно ему глубоко плевать. И на меня, и на мои чувства.
А вот Вероника, напротив, выглядит до ужаса довольной. Никак не может сдержать триумфальную улыбочку, которая растягивает ее рот от уха до уха.
