Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
Он не просто раскаялся. Он разозлился. Разозлился на Кассиана, который обманул его, использовав его гений в своих чудовищных целях. Но еще сильнее он разозлился на себя — за слепоту, за гордыню, за то, что поверил в красивую сказку о стерильном рае.
— Он… он извратил все, — прошептал Елисей, и в его голосе больше не было слез. В нем звенела сталь. — Все основополагающие принципы. Это не Порядок. Это тирания, построенная на вычислительной ошибке. Он использует мою архитектуру для… для этого!
Молча я наблюдал за этой поразительной метаморфозой. Внутренний маятник качнулся в обратную сторону, и теперь вместо сломленного ребенка передо мной стоял ученый, который обнаружил, что его великое открытие используется для создания оружия массового поражения. И он был готов сделать все, чтобы это остановить. Уже не из-за вины. Из-за профессиональной гордости.
Пока Елисей проходил свои внутренние круги ада, я уже занес меч Ратмира над головой, готовясь к своему последнему, отчаянному и, скорее всего, абсолютно бесполезному рывку на Ядро. В этот удар я собирался вложить все: всю свою иррациональную ненависть, всю звенящую Пустоту внутри, всю тупую боль по погибшим. И, разумеется, сдохнуть в процессе, разнеся эту гору к чертям собачьим. План был так себе, прямо скажем, из разряда «слабоумие и отвага», но других вариантов в моем личном меню сегодня не наблюдалось. Это был единственный доступный способ громко хлопнуть дверью.
И в тот самый момент, когда я уже набирал в легкие воздух для боевого клича, Елисей сорвался с места.
Не ко мне или к выходу. Как одержимый, он бросился прямо к той самой консоли, которую недавно активировал. Рухнув перед ней на колени, он на мгновение замер, глядя на мерцающие руны, на дело своих рук, с выражением глубочайшего отвращения. А потом его пальцы замелькали над поверхностью кристалла.
Это была та же магия, та же виртуозная работа с потоками энергии, но теперь в ней не было благоговейного трепета ученика. В ней была ярость взломщика, который пытается вскрыть собственный сейф, забыв код.
— Что ты делаешь? — прохрипел я, опуская тяжелый меч.
— Ломаю, — не оборачиваясь, бросил он, и в его голосе звенел холодный металл. — Он использовал мой уникальный энергетический рисунок как мастер-ключ. Я не могу его отозвать. Но я могу создать каскадный конфликт протоколов. В его системе есть сотни уровней защиты от внешнего взлома, но нет ни одной — от самого себя. Я заставлю Ядро думать, что его создатель… сошел с ума.
— Анализ: рискованная, но теоретически возможная стратегия, — вклинилась Искра, и ее бесстрастный тон на фоне нашего отчаяния звучал почти комично. — Вероятность того, что система в ответ на попытку взлома просто аннигилирует оператора, составляет семьдесят три целых и четыре десятых процента. Мне нравятся эти шансы. Это будет весело!
«Еще бы тебе не нравились», — мрачно подумал я.
Елисей работал как одержимый. Пот градом катился по его лицу, смешиваясь с грязью и слезами. Консоль под его руками начала трещать и искрить, сопротивляясь, словно живое существо. Он не просто взламывал ее — он боролся с ней, как укротитель с диким зверем.
— Не хватает… мощности, — выдохнул он, его пальцы начали сбиваться с ритма, путаясь в рунических последовательностях. — Он блокирует меня… Его воля… сильнее…
В этот момент я понял, что должен делать. Больше никаких сольных партий.
Шагнув вперед, я положил свою руку ему на плечо. Он вздрогнул, но не оторвался от работы.
— Его воля сильнее, говоришь? — я криво усмехнулся. — А давай-ка мы на нее поднажмем с другой, менее очевидной стороны.
Сосредоточившись, я вновь потянулся к разуму Кассиана, но на этот раз не с намерением пробить его защиту, а чтобы устроить ему «день открытых дверей» в своей голове. Я забивал его «канал связи» с Ядром ментальным мусором: обрывками своих самых паршивых воспоминаний, гротескным образом Ратмира, вспышками золотого света Арины. Я не пытался его сломать — я создавал «белый шум», ментальную мигрень, которая мешала ему сосредоточиться.
Кассиан, чья воля была занята сдерживанием хаоса внутри Ядра, теперь был вынужден отвлекаться и на мою назойливую атаку. Его контроль, его абсолютное ментальное доминирование, дрогнуло.
— Есть! — выкрикнул Елисей, почувствовав эту слабину. — Защита… она падает!
Его пальцы замелькали с удвоенной, безумной скоростью. Консоль взвыла, из щелей в кристалле повалил густой черный дым с запахом горелой проводки.
В этот миг мы стали одним целым. Моя воля, отвлекающая врага, и его гений, бьющий в самые уязвимые точки системы. Он не искупал вину — он исправлял свою ошибку, как любой хороший инженер. А я… я просто давал ему для этого время.
Это был наш последний, неожиданный, почти абсурдный союз. И наш единственный шанс.
Глава 18
Моя работа была простой, как валенок, и столь же тупой. Для нашего ледяного сисадмина я стал его личной, персональной мигренью — той самой, что мешает сосредоточиться, заставляет постоянно отвлекаться и тихо материться в кулак. В его ментальный канал, до этого чистый, как слеза комсомолки, я вливал тонны мусора: крики с падающего самолета, злой оскал Ратмира, теплый смех Арины, дурацкие анекдоты из моего армейского прошлого, обрывки песен Цоя. Не пытаясь его сломать, я просто забивал ему эфир, лишая возможности сосредоточиться и заставляя процессор постоянно переключаться между основной задачей — сдерживанием взбесившегося Ядра — и моей назойливой, как муха, атакой. Несмотря на гул в голове, словно в колокол лупят кувалдой, и горячую струйку крови из носа, я держался.
А рядом, на коленях перед черной, дымящейся консолью, творил свое черное дело Елисей. Его дрожавшие до этого пальцы теперь устроили на поверхности кристалла бешеную, отчаянную пляску. Он больше не плакал и не причитал; на его перепачканном сажей и слезами лице застыло выражение холодной, отстраненной ярости. Взглянув на дело своих рук, он беззвучно, с отвращением выругался.
— Не ломать! — его резкий, как щелчок кнута, голос заставил меня вздрогнуть. — Глупо! Он отразит любую прямую атаку, его система самодостаточна. Нужно… обмануть.
Оторвав на мгновение руки от консоли, он соткал в воздухе сложнейшую, переливающуюся схему из рунических символов, похожую на чертеж материнской платы, нарисованный безумным гением.
— Троянский конь, значит, западня, — прохрипел я, утирая кровь тыльной стороной ладони. — Старо, как портки моего деда, зато, как показывает
