Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
— Расчетное время до коллапса: пятьдесят секунд, — бесстрастно уточнила Искра.
Конечная, просьба освободить вагоны. Шах и мат. Прорваться через эту стену не было ни единого шанса, а времени на обходной маневр не оставалось. Мы могли лишь умереть здесь, прижатые к стене, или сгореть через полсотни ударов сердца во взрыве, который сотрет эту гору с лица земли.
Мой взгляд метнулся к Арине, закусившей губу до крови, чтобы не закричать от напряжения. Скользнул по жалкой фигуре Елисея, который прекратил свои бесполезные попытки и просто смотрел на надвигающуюся стену с ужасом обреченного. И замер, столкнувшись со взглядом Ратмира.
Тяжело дыша, он стоял, опираясь на свой меч, как на костыль. Его броня помята, из многочисленных порезов сочится кровь. Он посмотрел на тела своих людей, на измученную Арину, на меня. В его глазах, до этого полных ярости берсерка, что-то изменилось. Ярость ушла. На смену ей пришла холодная, жуткая, солдатская расчетливость. Он взвешивал шансы, и по его лицу было видно, какой ответ выдала ему эта внутренняя арифметика.
Он перестал смотреть на стену. Он смотрел только на меня. И в его взгляде я прочел все. Не просьбу, не приказ. Простое, суровое, неотвратимое решение. Решение солдата, который понял, что победить в этой битве можно, только если проиграть в ней самому.
В его тяжелых, упрямых глазах не было ни страха, ни отчаяния. Только глухая, черная, как сама эта ледяная гора, решимость. Он все понял. Понял раньше меня. Понял, что в этой задачке, где на одной чаше весов — три жизни и мизерный шанс, а на другой — гарантированная смерть всего мира, ответ может быть только один. Нелогичный, неправильный, абсолютно идиотский с точки зрения выживания. И единственно верный — с точки зрения солдата.
И он усмехнулся — тяжело, криво, обнажив стиснутые зубы. Усмешка человека, которому больше нечего терять и нечего бояться. От этого беззвучного оскала надвигающаяся стена, казалось, на мгновение дрогнула, а Елисей за моей спиной испуганно пискнул.
— Что ж, магистр, — прорычал Ратмир, не сводя с меня глаз. — Паршивая выдалась командировка. Зато концовка, похоже, будет что надо.
Не дожидаясь моего ответа, он развернулся к Арине. Ее лицо побелело, губы дрожали, а защитный купол света вокруг нас мерцал, готовый погаснуть. Наплевав на все этикеты, он шагнул к ней и по-отечески сжал ее плечо своей ручищей, похожей на окорок.
— Леди, — его голос, до этого гремевший, стал тихим, но от этого еще более весомым. — Я обещал вашему отцу… А магистру нужен шанс.
Выпрямившись, он снова обрел свою медвежью мощь, даже побитый и израненный. Его взгляд был прикован к надвигающейся стене.
— Прорывайтесь!
— Нет! — выкрикнула Арина, пытаясь ударить по стене волной света, чтобы помочь ему. — Мы справимся вместе! Ратмир, это приказ!
«Дура, — пронеслось в голове, пока я хватал ее за плечи, оттаскивая назад. — Он не для того сейчас сдохнет, чтобы ты тут сопли на кулак мотала и его жертву обесценила!» Она вырывалась, колотила меня по рукам, но я держал крепко. Ее крик утонул в реве, который вырвался из глотки старого воина.
Это был не крик ярости. Боевой клич. Клич человека, идущего в свой последний бой.
Он не просто бежал — он несся, как бронированный метеор, прямо на монолитную стену смерти. Его двуручный меч стал продолжением его рук, его воли, двигаясь с такой скоростью и яростью, что воздух вокруг начал вибрировать и гудеть, будто сам металл кричал от напряжения.
— Искра, прогноз! — мысленно рявкнул я.
— Расчет: вероятность выживания юнита «Ратмир» — ноль целых, ноль десятых процента. Однако вероятность создания тактического окна на двадцать два удара сердца — семьдесят восемь процентов. Эффективный, хотя и нерациональный ход.
Эта ледяная, бездушная система отреагировала. Она не могла проигнорировать такой всплеск энергии, такой концентрированный сгусток хаоса и воли. Единая стена задрожала и с оглушительным скрежетом распалась на шесть отдельных фигур, которые, как хищники, развернулись к своей новой, единственной цели. К одинокой фигурке, несущейся на них с мечом наперевес.
Они окружили его, отрезая от нас. Путь к Ядру был свободен. На жалкие, бесценные мгновения.
— Елисей, Арина, бегом! — заорал я, таща их за собой в образовавшуюся брешь. — Шевелитесь, твою мать!
За спиной раздался оглушительный лязг стали, встретившейся с черным льдом, и последний, торжествующий рев Ратмира, эхом прокатившийся под сводами этого ледяного ада:
— За Дом Шуйских!
За спиной грохотал бой — короткий, яростный, обреченный. Я не оборачивался. Не имел права. Каждый удар сердца, купленный для нас ценой его жизни, был слишком дорог, чтобы тратить его на прощальные взгляды. Я просто бежал, подталкивая перед собой Арину и волоча за шкирку оцепеневшего Елисея.
— Он еще жив! Мы можем… — начала она, захлебываясь слезами.
— Нет, — отрезал я, и мой голос прозвучал жестко, как скрежет металла. — Не можем.
Лязг стали за спиной оборвался. На смену ему пришла оглушительная, давящая на уши тишина. Все.
Споткнувшись, Арина обмякла — ноги ее больше не держали. Подхватив ее, я почти силой втолкнул ее в центральный зал. Туда, где на постаменте из черного, как сама пустота, кристалла покоилось Ядро. Оно пульсировало ровным, холодным, безразличным светом, а внутри лениво кружилась метель.
— Десять ударов сердца до коллапса, — прозвенел в голове бесстрастный голос Искры. — Конечная.
Отшвырнув от себя Елисея, который мешком осел на пол, я подтолкнул к Ядру Арину.
— Действуй, — прохрипел я.
Она подняла на меня пустые, выжженные глаза, в которых не осталось ни огня, ни слез.
— Зачем? — прошептала она. — Его больше нет.
И вот тут меня прорвало.
— Хватит реветь! — рявкнул я, схватив ее за плечи и хорошенько встряхнув. — Он сдох не для того, чтобы ты тут лужи напускала! Он дал нам шанс!
Я ткнул пальцем в сторону коридора, откуда уже доносился тихий, стеклянный скрежет. Они шли.
— Ты думаешь, он умер за этот кусок льда? Нет! Он умер за тебя! Так что соберись, будущая правительница Дома Шуйских, и сделай так, чтобы его смерть не была
