Анархия в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич
— Хизер в порядке? — спросил он, и я кивнула, предлагая ему косяк.
Он прошел последние две ступени, возвышаясь надо мной своим ростов в 192 см. Многие мужчины попытаются стать как Вик. Они увидят его и подумают, что смогут скопировать его энергетику, что могут быть более злобными или более жестокими, и каким- то образом прикоснуться к тому неминуемому, чем является Виктор Ченнинг. Этого никогда не произойдет.
Он выкуривает остаток косяка, но Хаэль уже пошел в комнату парней и вернулся со стеклянной трубкой. Он забил туда немного каннабиса и поджег.
— Она в порядке, — наконец сказала я, зная, что мой ответ невероятно затянулся.
Я взяла трубку у Хаэля. Когда ты под кайфом, все становится лучше. Еда. Музыка. Секс. Я курила конкретно из-за последнего пункта в списке. О, и потому что мне больно. Везде, в теле и в душе. Так сильно, что я вижу приведения, которых даже не существует.
Мой взгляд переместился на Виктора. Смотря на него, я чувствовала, что должна быть полностью уверена, что получится жить такую жизнь. Таким взглядом он уставился на меня в ответ, так он среагировал, когда исчез Аарон.
На долю секунды я увидела, как треснули его стены, но сейчас..было ощущение, что он вдвойне усилил свою эмоциональную защиту. Я совсем не могла прочитать его.
— Прошу простить, — сказала, спустившись вниз по лестнице и обнаружив Аарона на кровати.
По повешенному на стене телевизору шел «Южный парк», громкость звука уменьшена почти до конца. Слышался лишь шепот, когда я вернулась в комнату, забралась на кровать и оказалась на коленях у Аарона.
Он не задавал никаких вопросов, когда я сняла футболку, игнорируя Оскара, когда его внимание переключилось с телевизора на нас. Либо он мог смотреть, либо выметается на хрен отсюда. Мне было плевать.
— Потрахаемся так, — сказала я Аарону, покачиваясь на нем бедрами. — Не хочу больше так себя чувствовать, — как так, я была не до конца уверена. И может в этом вся причина? Факт того, что я ни в чем не уверена.
— Ты понятия не имеешь, кто ты на самом деле. Думала, что знала, но ты ошибалась, — прошипела мне на ухо Кали.
— Свяжи меня, — сказал Аарон, и я посмотрела на него с удивлением. На его запястьях и щиколотках были синяки. Может, он и не хотел говорить о том, что с ним произошло, но даже идиот увидел бы, что, скорее всего, его привязали и удерживали. — Знаю, о чем ты думаешь, и мне все равно, — он сжал губы, его глаза были похожи на кремневые осколки в темноте. — Сделай это. Прикуй меня наручниками к изголовью.
— Должен сказать, я удивлен, — промурлыкал Оскар, и когда я обернулась, то увидела, что он сидел, его подбородок опирался на локоть, опирающийся на маленький, круглый столик рядом с креслом. — Садомазохизм никогда не казался мне твоей фишкой, Аарон.
Я повернулась обратно к Аарону, но выражение его лица не изменилось.
— Ты уверен? Твоя рука.. — начала я, но он покачал головой, слегка прикасаясь пальцами левой руки к моему бедру.
Хоть и не могла увидеть буквы Хавок, чернилами нацарапанные на его плоти, клянусь, что чувствовала их.
— Моя рука будет в порядке, на ней бинт. Просто.. прикуй запястья, — он отвел взгляд в сторону стены, и тогда-то я и решила перестать спорить.
Каждый по-разному противостоит своей травме. У нас у всех собственные пути исцеления.
Что касается меня, очевидно, моей психике нужно пройти процесс исцеления, увидев призраков. Существо Кали, вовсе не изгнанное травкой, как я надеялась, скакало по деревянному изголовью кровати, словно крыса. Господи, травка была либо очень хорошей, либо очень плохой. Я не знала, как расценить то, что видела.
Противостоять гребаной травме.
Со стоном, я толкнулась вверх, поползла к прикроватной тумбочке и достала две пары пушистых наручников, которые Хаэль купил мне и Виктору в качестве подарка на свадьбу. Вполне уверена, что это был подарок Гомера Симпсона, который он сам намеревался использовать со мной. Каков мудак. Виктор традиционен, мы оба это знали. Я говорила об этом в самом лучшем смысле, но от этого оно не становилось менее правдивым.
Вернула наручники Аарону и снова оседлала его, чувствуя под собой его потное и горячее тело. Может, он не смог возбудиться для Кали, но он определенно стал твердым для меня. Его член был толстым и нуждающимся подо мной, и он застонал, когда я покачивалась на месте.
Надо полагать, Оскар все еще наблюдал, но я игнорировала его, пока приковывала моего больше-уже-не-бывшего-парня к кровати. Его дыхание участилось, сердце бешено колотилось, когда я приложила ладонь на его вспотевшую грудь. Не спрашивала снова, уверен ли он. Не стану спрашивать и не стану колебаться. Я пообещала больше никогда не колебаться.
Спустилась вниз и освободила его член из треников, беря всю его горячую длину в ладонь, и гладила, пока его бедра не начали толкаться навстречу моей руке. Все это время его глаза были прикованы к моим, тихо страдая в темноте.
Моя собственная рука скользит между моих бедер, отодвигая в сторону свободные боксеры, которые я надела, чтобы найти разбухшее тепло моей киски, дразня скользкую готовность и выходя мокрой. Мне бы хотелось, чтобы здесь было не так темно, чтобы я могла видеть лицо Аарона, пока мучала его, засовывая пальцы в рот и обсасывая их дочиста.
Мы обменялись долгими взглядами, которыми обменивались любовники в темную, глухую ночь. В них читалось: «я знаю, что твое тело болит так же, как мое. Я знаю, как колотится твое сердце». Это взгляд можно охарактеризовать как темный шоколад, черную водку и сигареты с гвоздикой. Взгляд, который, как по мне, на вкус был как самая темная ночь в году, когда нет Луны, а только звезды на бархатном небе.
Я выдохнула и подвинула тело так, что его длина терлась об обжигающее пространство между моих бедер, то, которое так отчаянно и сильно его желало, что потеряла любую надежду на рациональное мышление. Жизнь становится одновременно мелодраматичной и осмысленной, когда ты
