Безумный барон – 3 - Виктор Гросов
— Анализ состояния носителя. Уровень структурной целостности физической оболочки — семьдесят два процента, — бесстрастно отчеканила Искра. — Зафиксирована фаза каскадного распада. Обнаружена аномальная активность в заблокированных секторах памяти. Воспроизведение…
«Воспроизведение чего⁈» — хотел было рявкнуть я, но сознание уже уплывало в вязкий, серый туман.
И в этот момент, на самой грани, когда мир начал превращаться в набор бессмысленных пятен, что-то щелкнуло.
Комната растворилась. Меня швырнуло в место, которого нет ни на одной карте. Не тьма и не пустота, а ослепительный, но теплый, живой свет. Я завис посреди города, построенного не из камня, а из чистого, поющего кристалла, чей гул вибрировал на немыслимой, высокой ноте. Вся картинка дрожала и была подернута рябью, как старая кинопленка. А над городом, в бархатной синеве неба, висели два солнца: золотое и серебряное.
А потом на вершине самой высокой башни возникла фигура в броне, темной, как сама ночь, и сотканной будто из застывших теней. Он стоял там, и в его руках был мой меч. Или, вернее, тот, которым клинок был до того, как его заперли на тысячи лет. Черные вены на стали не пульсировали голодом — они сияли, как звездные туманности, вбирая свет двух солнц.
Первый Страж. Мой предшественник.
Видение дрогнуло, пошло помехами. Он поднял меч, и потоки энергии, золотой и серебряной, послушно стекались к нему. Сами его движения были одновременно и созиданием, и разрушением — симфония, из которой вырвали половину нот.
Видение оборвалось так же резко, как и началось.
Дверь в покои с грохотом распахнулась, и в комнату, как вихрь, ворвалась Арина, не тратя времени на вопросы.
— Держись, безумец! — прошипела она, бросаясь ко мне.
Ее руки, обхватившие мое плечо, стали уже знакомой пыткой — два оголенных провода, брошенные в соленую воду. Меня обожгло теплом, ее — ударило холодом. Но в этот раз что-то было иначе. Сосредоточившись на образе Стража, управляющего потоками, я инстинктивно попытался не сопротивляться ее силе, а… направить ее. Собрать тепло и использовать, чтобы «залатать» самые большие дыры в своей структуре, а не просто дать ему выжечь меня.
Боль не ушла, но стала управляемой. Арина вздрогнула, удивленно глядя на меня, — она почувствовала это изменение. Процесс все еще был мучительным, однако теперь он стал короче. Когда все закончилось, она отступила, тяжело дыша. На ее ладони, там, где она касалась меня, на мгновение проступила и тут же исчезла тонкая, как паутинка, сеточка темных капилляров — след моего холода. Цена ее помощи росла.
Я остался сидеть на полу. Тело снова обрело плотность. Голод отступил, затаившись, однако в голове, как заевшая пластинка, крутился рваный, непонятный образ темной фигуры, которая то ли строила, то ли ломала мир из света.
Мой взгляд упал на меч, теперь выглядевший просто куском темного металла. И впервые в нем ощущалось не только эхо голода, но и эхо чего-то другого. Эхо созидания.
Как разрушение может творить?
Над Орлиным Гнездом занимался паршивый, серый рассвет. Промозглый туман, похожий на мокрую вату, цеплялся за зубцы стен. Идеальная погода для похорон. И, судя по лицам моих спутников, хоронили они именно нас.
Наш «Дозор Пустоты» выезжал из ворот не победоносной армией, а похоронной процессией. Впереди, в полном боевом облачении, ехал я. Под копытами моего вороного коня, косившегося на меня с плохо скрываемым ужасом, трава не просто приминалась — она покрывалась тончайшим слоем инея. Земля под моими ногами умирала, медленно, но неотвратимо. Один из коней в отряде Ратмира, поравнявшись со мной, дико всхрапнул и шарахнулся в сторону, едва не сбросив всадника, который грязно выругался мне в спину. Делов на копейку, а эффект — лучше любой таблички «Не подходить, убьет».
Следом, на расстоянии вытянутой пики, двигался Ратмир со своими ветеранами. Их обветренные, покрытые шрамами лица напоминали маски из грубого камня. Они ехали молча, глядя прямо перед собой, и это молчание было тяжелее любого крика. Я был их командиром, их единственной надеждой и их же главным проклятием.
Первые дни пути стали моральной пыткой. Гнетущая тишина северных трактов давила на уши сильнее любого шума битвы. Солдаты переговаривались шепотом, смех умолк совсем. На привалах вокруг меня мгновенно образовывалась «мертвая зона» метров в десять, и я сидел у своего отдельного, неохотно горевшего костра, давясь кашей со вкусом мокрого пепла.
А голод… он не утихал. Постоянное, нудное, сосущее чувство под ребрами. Спины моих солдат, их живые, теплые ауры, светились в моем новом «зрении», как лампочки в темноте. И я боролся. Боролся с первобытным, хищным желанием просто протянуть руку и «откусить» кусочек.
— Анализ показывает, что энергетическая эманация твоих спутников могла бы служить временным источником питания, — бесстрастно констатировала Искра. — Это повысило бы твою структурную целостность на семнадцать процентов. Неэффективное расходование ценного ресурса.
«Они не ресурс, они — люди», — мысленно прорычал я, впиваясь ногтями в ладонь до крови.
Единственным спасением от внутреннего зверя стали видения. Рваная картинка кристального города не давала покоя, ведь в ней таился не просто ответ — в ней был ключ. Ключ к управлению голодом, который позволил бы перестать зависеть от «подзарядки». И я нашел способ вызывать их снова — мазохистский, прямо скажем, но другого под рукой не было.
На третий день, на ночлеге в заброшенном лесном дозоре, я дождался, пока все уснут. Отойдя подальше от лагеря, я сел под старым, корявым дубом и сделал единственное, что мог, — отпустил контроль. Перестал бороться с голодом. Позволил ему жрать меня самого.
Боль вернулась, но на этот раз я был к ней готов. Я терпел, пока тело снова не начало «мерцать», пока сознание не поплыло, балансируя на тонкой, как лезвие бритвы, грани между бытием и распадом. И в самый критический момент оно пришло.
Снова кристальный город. Картинка стала чуть четче. Мой предшественник, Страж, стоял на вершине башни. Он не просто махал мечом — он дирижировал. Потоки энергии, послушные его воле, сплетались в сложные, живые структуры, похожие на гигантские, светящиеся молекулы. Он строил. Из чистого хаоса он создавал порядок.
Видение оборвалось, когда чья-то рука легла мне на плечо.
— Что ты творишь? — Голос Арины был полон тревоги
