Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин
Бойцы Первой конной армии на митинге. 1920. [ТАСС]
Ленинцы не зря говорили, что исход дела решат не акты индивидуального террора, не револьверы и не бомбы эсеров, а настроения людей:
– Химия взрывчатых веществ не может заменить массы.
Горький рассказывал Генриху Ягоде (а потом и описал), как в Гражданскую войну в Сибири крестьяне, выкопав ямы, опускали туда – вниз головой – пленных, оставляя их ноги – до колен – на поверхности. Потом засыпали яму землей и с интересом следили по судорогам ног, кто из жертв окажется выносливее, живучее, кто задохнется позднее других…
Одна Россия уничтожала или изгоняла другую.
«Смертные приговоры сыпались пачками, часто расстреливались совершенно невинные, старики, старухи, дети, – докладывал в Москву представитель ВЦИК (высшего органа государственной власти в послереволюционной России) из станицы Урюпинской Хоперского округа. – Достаточно было ненормальному в психическом отношении председателю ревтрибунала заявить, что ему подсудимый известен как контрреволюционер, чтобы трибунал приговаривал человека к расстрелу… Расстрелы проводились на глазах у всей станицы, по 30–40 человек сразу, причем осужденных с издевательствами, гиканьем, криками вели к месту расстрела».
Ягода знал, что левый эсер и нарком юстиции Исаак Захарович Штейнберг однажды в сердцах бросил Ленину:
– Для чего же тогда народный комиссариат юстиции? Назвали бы его комиссариатом по социальному уничтожению, и дело с концом!
– Великолепная мысль, – хладнокровно отозвался Ленин. – Это совершенно точно отражает положение. К несчастью, так назвать его мы не можем.
Один из видных большевиков, будущий военный министр Михаил Васильевич Фрунзе издевался над теми, кого это испугало:
«“Совет народных комиссаров уничтожил суды, стране угрожает анархия и царство кулака!” – вопит буржуазия. Да, старые суды уничтожены, но на их месте должны быть созданы новые, народные. И так во всем остальном. Не станем скрывать, в процессе этой работы часто делается ненужное, а подчас и вредное, нередко совершаются жестокости. Но в основе этой глубокой, небывалой на земле работы – сдвиг всех общественно-экономических отношений. Из того кажущегося хаоса, который являет сейчас наша родина, родится новая Россия, более прекрасная и человечная, чем какая-либо иная страна».
Генрих Ягода мог бы подписаться под каждым этим словом! Он считал, что большевики всего лишь отвечают на белый террор.
В популярном некогда многосерийном фильме «Адъютант его превосходительства» народный артист СССР и Герой Социалистического Труда Владислав Игнатьевич Стржельчик блистательно сыграл белого генерала Владимира Зеноновича Май-Маевского.
В отличие от благообразного киногенерала реальный Май-Маевский, опытный и умелый военачальник, был тяжелым алкоголиком. В его армии процветали грабежи. Взяв Харьков, Май-Маевский отдал город своим войскам на разграбление. В конце концов главнокомандующий Вооруженными силами Юга России Антон Иванович Деникин освободил Май-Маевского от командования. Еще один белый военачальник барон Петр Николаевич Врангель навестил опального генерала в Севастополе.
– На войне, – внушал Май-Маевский Врангелю, – для достижения успеха должно использовать все. Не только положительные, но и отрицательные побуждения подчиненных. Если вы будете требовать от офицеров и солдат, чтобы они были аскетами, то они воевать не станут.
Барон Врангель возмутился:
– Ваше превосходительство, какая же разница будет между нами и большевиками?
Май-Маевский быстро нашелся:
– Ну вот большевики и побеждают…
В первых числах января 1919 года красные, отступая под напором Белой армии, оставили Кисловодск. Следователь городской ЧК Ксения Михайловна Ге осталась, потому что болела маленькая дочь.
Ксения Сердюкова была дочерью полковника царской армии и кишиневского воинского начальника. Она вышла замуж, потом развелась, увлеклась революционными идеями, уехала в Швейцарию, где познакомилась с Александром Ге.
Ее муж Александр Юльевич Ге до революции, как и Генрих Ягода, принадлежал к анархистам-коммунистам. В 1918 году он возглавил ЧК в Кисловодске. Когда белые взяли город, то первым схватили раненого Александра Ге и зарубили.
Ксению арестовала белогвардейская контрразведка, держали ее в номере гостиницы «Гранд-отель». Приговорили к смертной казни. Ночью она бежала – в Ессентуки. Скрывалась в доме одного врача. Белые объявили награду за нее – пятьдесят тысяч. Врач польстился на деньги и выдал ее.
Казнили ее на Крестовой горке.
Владимир Амфитеатров, сын известного писателя Александра Валентиновича Амфитеатрова, работал в газете, издававшейся на белом Юге:
«При приближении добровольцев анархист Александр Ге остался, уповая на то, что местные буржуи его защитят (он действительно во время красных свирепств спас достаточное количество “наших”, среди коих были крупные имена, титулы и т. д.).
Отряд работников профсоюза отправляется на фронт. 1919.
[РГАСПИ]
Генрих Ягода и его сослуживцы – а затем и подчиненные – проявили такой радикализм и жестокость, потому что были воспитаны Гражданской войной, хаосом неуправляемых страстей
Мобилизация советских работников в Петрозаводске для защиты города. 25 мая 1919. [РГАСПИ]
Обучение новобранцев-красноармейцев стрельбе из пулемета. 1918. [РГАСПИ]
Вполне возможно, что, попади он на суд, его оправдали бы или, в крайнем случае, приговорили к легкому наказанию. Но его поручили отвезти в Пятигорск двум казакам Кисловодской станицы. В результате – “попытка к бегству” и застреленный Ге. Его многие жалеют. Зато ни одного голоса сожаления по поводу казни его жены. Хорошенькая женщина, русская, из хорошей семьи, дочь генерала, она была подлинным чудовищем жестокости и жадности. По ее ордерам расстреляны десятки людей.
Суд приговорил ее к повешению. Ксения умерла очень мужественно, до последней минуты не теряла самообладания, уже стоя под виселицей, воздвигнутой на базаре (казнили ее публично, при большом скоплении народа), сказала конвоирующему ее офицеру:
– Я счастлива умереть за мою правду. Вы ее не знаете, у вас есть своя, другая правда, но верьте: моя победит вашу.
Повесили ее попросту, без белого мешка, в своем платье, очень шикарном, синего шелка, в лаковых великолепных ботинках. Когда Ксению сняли с виселицы, разыгралась отвратительная сцена: толпа, как сумасшедшая, ринулась
добывать кусок веревки от висельника, – которая, вероятно, должна принести особую удачу».
Когда Генриха Ягоду отправили в Особый отдел ВЧК, войска генерала Деникина наступали, громя Красную армию.
«Освобожденный от красного ига Терек подымался, – вспоминал барон Врангель. – Шли в праздничных нарядах статные, красивые казачки. На околице станицы мы встретили человек пять казачат с винтовками. Я разговорился с ними:
– Куда идете, хлопцы?
– Большевиков бить. Тут много их по камышу попряталось, як их армия бежала. Я вчерась семерых убил, – в сознании совершенного подвига заявил один из хлопцев, казачонок лет двенадцати в бешмете и огромной лохматой шапке.
Никогда за все время междоусобной брани передо мной
