Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин
– В чем же конкретно выражалась эта ваша особая линия в борьбе с троцкизмом?
– Когда начались репрессии против троцкистов, вопрос о том, кто победит (троцкисты или ЦК), окончательно еще не был решен. Во всяком случае, так думал я. Поэтому я, как зампред ОГПУ, в карательной политике исходил из того, чтобы не озлоблять против себя троцкистов. Направляя троцкистов в ссылки, я создавал им там такие условия, при которых они могли бы продолжать там свою деятельность и не чувствовали бы себя осужденными.
Само собою разумеется, что когда полностью определилась победа партии над троцкизмом, когда партия пошла за Центральным Комитетом, за Сталиным, я тоже поспешил показать себя, как непоколебимого сторонника ЦК, оставаясь, конечно, на своих прежних позициях неверия в победу линии ЦК, оставаясь для ЦК в непроницаемой своей маске. Если в какой-либо мере применим ко мне термин двурушника, то я являюсь ярким образцом его, пожалуй, даже пионером д ву ру шничеств а.
– Ваша линия по отношению к троцкистам была вам продиктована со стороны троцкистской организации?
– Нет, я в данном случае действовал самостоятельно, по собственной инициативе. Иначе обстояло дело, когда на арену борьбы с партией выступили правые. Здесь моя роль была более определенной: с правыми я был организационно связан.
Начало этим связям было положено в моих личных взаимоотношениях с Рыковым, бывшим тогда председателем Совета Народных Комиссаров. Как зампред ОГПУ, я часто встречался с Рыковым, сначала на заседаниях, а затем и дома у него. Относился он ко мне хорошо, и это мне льстило и импонировало. Личные отношения у меня были также с Бухариным, Томским и Углановым. Я был тогда членом бюро московского комитета партии, а Угланов секретарем МК. Когда правые готовились к выступлению против партии, я имел по этому поводу несколько бесед с Рыковым.
– Где, когда, какого характера беседы?
– Это было в 1928 году у Рыкова в кабинете. Речь шла о каких-то конкретных расхождениях у Рыкова, Бухарина, Томского с политбюро по вопросам вывоза золота и продажи хлеба. Рыков говорил мне, что Сталин ведет неправильную линию не только в этих вопросах. Это был первый разговор, носивший скорее характер прощупывания и подготовки меня к более откровенным разговорам. Вскоре после этого у меня был еще один разговор с Рыковым. На сей раз более прямой. Рыков изложил мне программу правых, говорил о том, что они выступают с открытой борьбой против ЦК и прямо поставил мне вопрос, с кем я.
– Что вы на это ответили Рыкову?
– Я сказал Рыкову: «Я с вами, я за вас, но в силу того, что я занимаю положение зампреда ОГПУ, открыто выступать на вашей стороне я не могу и не буду. О том, что я с вами, пусть никто не знает, а я, всем возможным с моей стороны, со стороны ОГПУ помогу вам в вашей борьбе против ЦК».
– Какова же была ваша роль в организации правых? Как складывались ваши взаимоотношения с их лидерами?
– Я продолжал встречаться с Рыковым. Я снабжал его, по его просьбе, секретными материалами ОГПУ о положении в деревне. В материалах этих я особо выделял настроения кулачества (в связи с чрезвычайными мерами), выдавал их за общие настроения крестьян в целом. Рыков говорил, что материалы эти они, правые, используют как аргументацию в их борьбе с ЦК.
В 1928 году я присутствовал на совещании правых в квартире Томского. Там были лидеры правых. Были общие разговоры о неправильной политике ЦК. Помню еще совещание на квартире у Рыкова. Я сидел с Рыковым на диване и беседовал о гибельной политике ЦК, особенно в вопросах сельского хозяйства.
В 1929 году ко мне в ОГПУ приходил Бухарин и требовал от меня материалов о положении в деревне и о крестьянских восстаниях. Я ему давал. Когда я узнал, что Трилиссер также однажды дал Бухарину какие-то материалы, я выразил Трилиссеру свое отрицательное отношение к этому факту. В данном случае мне нужно было монополизировать за собой снабжение правых документами, поставить их в некоторую зависимость от себя.
– Вы показали, что после перехода организации правых к нелегальным методам борьбы против партии ваша роль, как участника организации правых, активизировалась и, как вы договорились с Рыковым, она сводилась к ограждению организации от провала. Как вы проводили эту свою предательскую линию в ОГПУ – НКВД?
– Оградить организацию правых от провала в условиях их возраставшей активности и перехода к нелегальной борьбе с партией мне самому было трудно. С этой целью мною и был назначен осенью 1931 года начальником Секретного отдела Молчанов. Мне было известно, что он связан с правыми. Молчанов был лично мне преданным человеком, был в моих руках, и я смело мог располагать им.
Примерно в 1927 году ко мне поступили материалы, компрометирующие Молчанова. Речь шла о каких-то его уголовных преступлениях где-то на Кавказе. Я вызвал его из Иваново, сказал ему об этих материалах. Молчанов тогда же признал за собою эти грехи в прошлом и, уже в порядке исповеди, рассказал еще об одном своем грехе – о приписке себе партстажа.
Я сказал, что нуждаюсь в лично мне преданных людях, что судьба его отныне в моих руках, но если он будет выполнять всякие мои указания, то я материалам о нем ходу не дам, а он может продолжать свою работу в Иваново в той же должности.
– Говоря прямо, вы Молчанова завербовали, причем завербовали для своих преступных, контрреволюционных целей?
– Да, фактически я его завербовал.
Разрешите мне некоторое отступление.
1931 год был чреват наибольшими трудностями в стране. Возросла активность всех контрреволюционных элементов в стране. На фоне этих трудностей активизировалась и нелегальная работа правых. В 1931 году впервые встал вопрос о блоке между правыми, троцкистами и зиновьевцами на основе борьбы за свержение советской власти методами террора против руководителей партии и массовыми восстаниями. В связи с этим я был приглашен в Болшево на дачу к Томскому. Томский начал свой разговор с общей оценки положения в стране, говорил о политике ЦК, ведущей страну к гибели, говорил, что мы, правые, не имеем никакого права оставаться в роли простых наблюдателей, что момент требует от нас активных действий.
– Почему вы поехали к Томскому? Вы ведь условливались с Рыковым об особой вашей законспирированное™, исключающей всякие встречи с лидерами правых?
– Тут свою
