Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин
– Из просмотренной мною лично переписки между охранными отделениями по анархистам в зашифрованной форме указывалось о связи Ягоды с охранным отделением.
– Где находятся в настоящее время архивные материалы о Ягоде?
– Часть архивных материалов до настоящего времени сохранилась в Горьковском областном секретном архиве, а одно дело, о Ягоде, было изъято из архива осенью 1935 года Погребинским и возвращено не было. Изъятое из архива Погребинским дело я просматривал, но содержание всех материалов в нем не помню. Знаю, что это дело с материалами на Нижегородскую группу анархистов за 1910 год № 27 в зеленой обложке. Судя по необычной обстановке изъятия Погребинским из архива этого дела, я прихожу к твердому убеждению, что в этом деле имелись какие-то особо важные документы о Ягоде, которые потребовалось Погребинскому скрыть.
– В какой необычной обстановке было изъято Погребинским из архива дело о Ягоде?
– Осенью 1935 года, месяц и число не помню, около десяти часов вечера ко мне на квартиру в Печеры (пригородный поселок в шести километрах от центра) приехал секретарь Погребинского Куракин и предложил срочно поехать с ним в областной архив и выдать по требованию Погребинского дело за 1910 год за № 27.
Биография Г.Г. Ягоды с сопроводительной запиской В.Л. Гереона в секретариат Президиума Всесоюзного общества старых большевиков.
[Не позднее 8 апреля 1934]. [РГАСПИ]
Биография Ягоды была написана по просьбе президиума Всесоюзного общества старых большевиков в 1934 году. После ареста Ягоды следователи представили новую историю его жизни
Когда я предложил дать расписку в получении дела, Куракин от этого отказался. При этом Куракин мне пригрозил, что я не имею оснований не доверять Погребинскому. Боясь обострений отношений с Погребинским, как с начальником Управления НКВД, я выдал дело без расписки.
– Откуда мог знать Погребинский, что именно в этом деле № 27 за 1910 год имеются особо важные документы о Ягоде?
– Я не могу утверждать, что именно в этом деле находились особо важные документы о Ягоде, так как я уже сказал выше, что всех материалов этого дела я не помню. Но изъятие этого дела с такой поспешностью, в ночное время, отказ о выдаче расписки о получении дела, и, в конечном счете, невозвращение этого дела в архив, все это дает основание утверждать, что именно в этом деле находились особо важные документы о Ягоде.
Что касается осведомленности Погребинского со всеми материалами, имевшимися в секретном архиве о Ягоде, то этому предшествовало неоднократное затребование ряда дел из секретного архива, с которыми Погребинский знакомился лично, снимал копии с интересующих его документов. Поэтому Погребинский знал о всех материалах о Ягоде, находившихся в секретном архиве, и мог знать без особого труда, в каком деле какие материалы находятся.
– Какие же документы сохранились в делах секретного архива, подтверждающие связь Ягоды с охранным отделением?
– В сохранившихся в данное время делах охранного отделения по анархистской группе имеется не совсем ясный документ, в котором бывший начальник охранного отделения Москвы полковник Заварзин в адрес Департамента полиции от 28 апреля 1912 года за № 296262 предупреждает о какой-то связи Ягоды с охранным отделением в Нижнем Новгороде.
– Вы требовали возвращения в архив изъятое Погребинским?
М.С. Погребинский в почетном карауле у гроба В.Р. Менжинского в Доме Союзов. 1934. [РГАКФД]
С Ягодой дружил комиссар госбезопасности 3-го ранга Матвей Погребинский. Он руководил трудовой коммуной в подмосковном Болшеве, ее история легла в основу фильма «Путевка в жизнь». После ареста Ягоды Погребинский не стал ждать, когда за ним придут, и застрелился. Огорчил следователей, которые рассчитывали на его показания
– Да, я неоднократно обращался к секретарю Погребинского Куракину и просил возвратить дело или, в крайнем случае, выдать мне расписку. Но все мои старания вернуть дело или получить расписку остались безрезультатны…
Чекисты занялись самим Генрихом Ягодой. Поначалу бывший нарком сопротивлялся следователям, которые требовали от него невероятных признаний.
Ежов жаловался Сталину на несознательность своего предшественника, который упорствует и не желает помогать следствию:
«Ягода до сего времени не дает развернутых показаний о своей антисоветской и предательской деятельности, отрицая свои связи с немцами и скрывая целый ряд участников заговора. Отрицает также свое участие в подготовке террористических актов над членами правительства, о чем показывают все другие участники».
Но вскоре новый нарком уже мог порадовать вождя «признаниями» Ягоды, гордо отметив, что «показания получены в результате продолжительных допросов, предъявления целого ряда уликовых данных и очных ставок с другими арестованными».
В реальности Ягоду подвергали физической и моральной обработке. И бывший нарком внутренних дел, не выдержав, признавал все, что требовали следователи:
– В продолжении долгих дней допросов я тщетно пытался скрыть свою преступную, изменническую деятельность против советской власти и партии. Я надеялся, что мой опыт работы в ЧК даст мне возможность либо совсем скрыть от следствия всю сумму моей предательской работы, либо, если это мне не удастся, свести дело к чисто уголовным и должностным преступлениям. Я надеялся также, что мои сообщники, в силу тех же причин, не выдадут следствию ни себя, ни тем более меня. Но, как видно, все планы мои рухнули, и поэтому я решил сдаться. Я расскажу о себе, о своих преступлениях все, как бы это тяжело мне ни было.
– Почему тяжело?
– Потому что придется мне впервые в своей жизни сказать правду о себе лично. Всю свою жизнь я ходил в маске, выдавал себя за непримиримого большевика. На самом деле большевиком, в его действительном понимании, я никогда не был. Мелкобуржуазное мое происхождение, отсутствие теоретической подготовки, все это с самого начала организации советской власти создало у меня неверие в окончательную победу дела партии. Но собственного мировоззрения у меня не было, не было и собственной программы. Преобладали во мне начала карьеристические, а карьеру свою надо было строить, исходя из реальной обстановки. Какова была эта обстановка?
Советская власть существовала, укреплялась, я оказался в аппарате ОГПУ и поэтому я вынужден был исходить именно из этих конкретных факторов. Взбираясь по иерархической лестнице, я в 1926 году дошел до зампреда ОГПУ. С этого момента и начинаются мои первые попытки игры на «большой политике», мои представления о себе, как о человеке, который сумеет влиять на политику партии и видоизменять ее.
Это было после смерти Дзержинского, в период открытой борьбы троцкистов с партией. Я не разделял взглядов и программы троцкистов, но я все же очень внимательно приглядывался к
