Лев Гурский - Роман Арбитман: биография второго президента России
Вторая из громких историй (май 2003 года) тоже была связана со СМИ, но еще больше — с банкирским сообществом. Началось все, как водится, с некрупного финансово-юридического казуса. Уильям Фридкин, хозяин весьма уважаемого «Алеф-банка», обвинил газету «Коммерсантъ» в том, что она будто бы спровоцировала кризис, публично намекнув на проблемы в «Алефе» и вызвав отток вкладов.
Скандал вышел знатный, дело дошло до суда, журналистам светил неподъемный штраф. Но и банкиры многое теряли: поскольку, как известно, деньги любят тишину и боятся всяческой суеты, многие банки залихорадило. Те, страхуясь от будущих угроз, снизили процентные ставки по вкладам. Граждане занервничали, началась паника, запахло финансовым кризисом — и все на пустом месте.
«Арбитман должен определиться, на чьей он стороне — журналистов или банкиров! Пусть озвучит, что для него важнее — свобода или деньги!» — потребовал от Романа Ильича председатель СЖ России Сергей Доренко. «Арбитману надо осознать последствия банковского кризиса в стране и принять мудрое решение в интересах миллионов держателей вкладов», — мягко намекнул президент Ассоциации российских банкиров Гарегин Тесунян в интервью «Экономической газете». Советники рекомендовали Роману Ильичу отмолчаться и дистанцироваться от конфликта: принять любую сторону означало бы автоматически рассориться с другой. По сути, президенту пришлось бы выбирать, какую руку ему рубить — то ли правую, то ли левую.
«Президенту не выпутаться», — злорадствовал Б. Березовский, выступая в программе русской службы Би-Би-Си «Глядя из Лондона». Судя по торжествующим ноткам в его голосе, «заклятый друг» президента как минимум знал заранее о будущем конфликте, а как максимум — сам же его каким-то хитрым образом и спровоцировал.
Но Роман Ильич выпутался. «Президент применил «метод челночной дипломатии» Киссинджера, — читаем в книге К. Исигуры. — Подобно известной детали швейной машинки, Арбитман принялся быстро и трудолюбиво залатывать возникшую прореху, встречаясь в Кремле попеременно то с одной, то с другой стороной конфликта. Каждая должна была потерять в итоге меньше, чем приобрести. Нонсенс? Только не в нашем случае. Потому что президент поступил, как камикадзе, бросив на кон свой личный ресурс».
Почти одновременно Роман Ильич побывал с визитом в «Алеф-банке» (там он под вспышки блицев открыл счет, символически положив на карту тысячу рублей) и в редакции «Коммерсанта» (там он столь же символически пожал две дюжины рук сотрудников и перецеловал дюжину ручек сотрудниц, после чего оформил себе подписку на ближайший год). А поскольку дело уже было доведено до суда, Роман Ильич публично высказал пожелание решить все мирным путем. «Я мог бы сделать вид, что в России, как во всех нормальных странах, суд абсолютно независим и не прислушивается к мнению главы государства, — заявил президент, выступая в программе Владимира Познера «Времена» на ОРТ (25 мая 2003 года). — Но это было бы чистой воды лицемерием, чего уж там! Увы, наш суд еще полузависим — надеюсь, что уже ненадолго. Пока же мы все прекрасно осознаем: если президент позвонит по «вертушке» председателю Верховного Суда и ласково попросит закрыть это дело к взаимному согласию, суд, скорее всего, примет во внимание мое мнение. Так вот: я прошу. Открыто. С телеэкрана. И обещаю, что в первый и последний раз. Господа банкиры и господа журналисты! Давайте по возможности жить дружно. Чтобы не рисковать ни нашей и вашей свободой слова, ни нашими и вашими деньгами. Не знаю уж, как вам, а вот мне жалко терять и то и другое».
Завершая передачу, В. Познер прокомментировал эту речь так: «Президент только что публично нарушил правила, но я почему-то рад и за него, и за себя. Если бы он сейчас притворился и слукавил, это было бы, по-моему, гораздо хуже. В очередной раз мы выбираем из двух зол меньшее. Такие у нас времена». По мнению М. Такера, это откровенное выступление «не только развернуло весь российский бизнес в сторону президента», но и, по сути, «предопределило победу Арбитмана на выборах 2004 года».
Впрочем, как считают политологи, формат отношений президента с олигархами окончательно определился не в мае, а в октябре 2003 года — после названного инцидента с М. Ходорковским. К этому знаменательному эпизоду мы сейчас, наконец, и перейдем.
Могущественный нефтяной магнат, владелец самой крупной в стране частной суперкомпании ЮКОС Михаил Ходорковский был для России начала третьего тысячелетия фигурой знаковой. Пройдя все этапы развития, свойственные бизнесмену постсоветских времен (комсомольская юность, кооперативная молодость, банкирская зрелость), Михаил Ефремович вышел из эпохи первоначального накопления капитала со средствами, достаточными для ведения бизнеса в любой из сфер. Ходорковский выбрал «нефтянку» и стал вкладываться в нее.
Необыкновенная удачливость нового «нефтяного барона», который, покупая за бесценок сотни гектаров неосвоенной сибирской тайги, открывал там одно месторождение за другим, породили даже слухи о том, будто бы у Ходорковского в Мингеологии есть осведомитель, регулярно поставляющий ЮКОСу бесценную инсайдерскую информацию.
«Миллиарды сделали магната весьма амбициозным, — пишет Р. Медведев. — Ему казалось, что власть не благоволит к большому бизнесу, опасаясь его размаха, а раз так, пора самому становиться властью: и не теневой, а реальной». Проще всего было бы купить какую-нибудь политическую партию, провести ее в Госдуму и тем самым опосредованно влиять на принятие решений в «Белом доме» и в Кремле. Но хозяин ЮКОСа был похож на Арбитмана тем, что не искал легких решений. Депутаты его не интересовали.
«Михаилу Ходорковскому, увлекавшемуся историей Европы, были близки дворянские средневековые представления о короле как «первом среди равных», — считает К. Иси-гура. — Он мечтал увидеть в Кремле не президента-босса, а президента-друга, президента-партнера, с которым можно спорить без боязни. И, если такого человека не отыщется, самому стать президентом».
На беду, отношения Михаила Ефремовича с Романом Ильичом не сложились еще в 2000 году, когда Ходорковский на выборах из принципа поддержал Григория Явлинского, считая того кандидатом пусть слабым, но хотя бы понятным. «Арбитман Ходорковского раздражал, — пишет А. Филиппов. — Мягкость главы государства нефтемагнат считал притворством, его удачливость — результатом пиара, а умение договариваться — конформизмом. Возможно, сыграл негативную роль и Борис Березовский: опасаясь конкурента, он мог постараться рассорить нового президента с миллиардером».
Сейчас уже трудно судить, были ли у черной кошки, пробежавшей между Ходорковским и Арбитманом, коготки Березовского. Однако кроме субъективных причин конфликта были и вполне объективные.
В 2001–2003 годы экономика России начала постепенно слезать с «углеводородной иглы», и нефтегазовые доходы, оставаясь важными для бюджета, с каждым годом становились все менее определяющими. Парадокс: экспорт «черного золота» и «голубого топлива» рос, а его сегмент в общем раскладе прибылей сокращался. Потихоньку поднималась обрабатывающая промышленность, набирала темп область хайтека. Те отрасли, в которых Россия не могла достичь лидерства (автомобилестроение, к примеру), передавались в руки зарубежных инвесторов — авось они поправят дело, а там видно будет.
«Владелец ЮКОСа понимал: еще немного — и он станет «самым обычным» миллиардером, — пишет Р. Медведев. — Осенью 2003 года он принял решение идти на президентские выборы 2004 года. И денег, и воли хватало. Казалось, уже ничто не остановит поступи амбициозного магната. В октябре он зафрахтовал самолет «Ту-134» для большой пропагандистской поездки по России. С 15 по 23 октября он успел побывать с визитами в Липецке, Орле, Белгороде, Тамбове и родном для Романа Ильича Саратове (там он был особенно демонстративно щедр — явно в пику Арбитману). 25 октября, в субботу самолет должен был приземлиться в аэропорту «Толмачево» Новосибирска. Но не приземлился. Случилось непредвиденное…»
Строго говоря, непредвиденным происшествие назвать было нельзя.
Еще за пять суток до рокового дня глава МЧС, Человек-бедствие Леонид Коновалов сообщил президенту Арбитману о неблагоприятном прогнозе: по ощущениям министра, вероятность технологического сбоя в одном из узлов самолета, на котором летел Ходорковский, превышала 80 %. «Пик опасности» — ярко-синий цвет в ментальной картине, увиденной Коноваловым, — падал на 24 и 25 числа.
В тот же день Роман Ильич позвонил Ходорковскому, который тогда как раз приземлился в Орле. Разговор президента с нефтемагнатом был записан его секретарем Валерием Панюшкиным (здесь и дальше цитируем по книге В. Па-нюшкина «Михаил Ходорковский», 2007 год).
«— Михаил Ефремович, вам лучше прервать свое авиационное турне, — сказал президент. — Это небезопасно.
