Михаил Жванецкий - Женщины
Мы к тёте едем на дачу на шестнадцатую станцию.
Да, золотко, пожалуйста, платочек передайте.
Пусть вытрет рот.
Она маленькая ещё…
Нам всего восемь лет…
И то – скоро будет…
Ну, вытерла она?
Всё вытерла?
Кто там рядом – платочек засуньте ей в кармашек.
Всё, всё, едем спокойно.
Тётя там уже с ума сходит.
Какая станция?..
Десятая…
Считай, золотко, ещё пять станций.
Через две остановки я начинаю к тебе пробираться.
Ну, молодой человек, я, конечно, очень толстая…
Диета? Какая диета?!
Государство заботится.
То Хрущёв нам устраивал диету, то Брежнев.
То хлеба нет, то масла нет, то сахара нет, то мяса нет.
А мы толстели ужасно.
Когда появлялось масло, мы жрали, чтоб запастись.
А без молока, без яиц и без хлеба – вы такой диеты ещё не видели.
Эй-эй, вожатый, мы выходим, мы выходим!
А, всё равно конечная?..
Люблю трамвай – он всегда возвращается…
А где моя Светочка? Уже вышла?
Присмотрите, пусть она меня ждёт.
Что ты волнуешься? Люди ей передали, люди присмотрят.
Я ещё ни разу не видела, чтобы кто-то съел по дороге.
Женщина с синими волосами, так почему вам так смешно?..
Я, кажется, вышла!
«Официант мне шепнул…»
Официант мне шепнул.
Он шепнул:
– А вы к Кристине не хотите сесть?
Хотя я ужасно покраснел и давно ничего не писал.
И уже пора, уже необходимо физически что-то написать с Кристиной.
И Кристина на меня смотрит.
И официант стоит, согнувшись.
Я ему шепнул:
– Не хочу.
И Кристина отвернулась за секунду до моего ответа.
И официант отошёл посредине моего ответа.
И меня ждал одинокий номер с одинокой кроватью…
И мне уже говорили:
– Ты повторяешься. Иди на новый уровень…
– Не хочу, – шепнул я себе и отвернулся к стене.
«Делать добро выгоднее…»
Делать добро выгоднее.
Даже жене, что вам изменила.
Сохраните облик свой.
И её.
В чём она виновата?
В чём вы виноваты?
От этого нельзя уберечься.
Привыкнуть можно.
Но жить с этим?
Попробовать?
Меня всегда спасало то, что я не следовал своим советам.
Да и всем остальным нравились только слова.
Случай в Воронеже
В Воронеже. Она встала во время концерта и медленно пошла к выходу.
– Зачем же так? – громко заволновался я. – Неужели я опять что-то не то сказал? Не надо обижаться. Куда же вы, – сказал я в микрофон незнакомке.
– Хорошо. Я был неправ. Я всё объясню. Но только берите трубку. Если трубку не берут, я обыкновенный человек. Но если взяли – я лучше, я лучше, я лучше!
Зал провожал её глазами.
Зал её запомнил.
Утром я уехал.
Через день устроитель концерта мне передал записку от неё:
– Извините! Мне позвонили. Я должна была уйти. Вы меня простили?
– Конечно! Обещаете мне выключать телефон во время концерта? Вы обещаете? – спросил я воздух через день.
Через день получил вторую записку из Воронежа:
– В следующий раз я выключу телефон. Я обещаю вам!
– Как зовут вас? – спросил я воздух.
Через день пришла записка:
– Зовут меня Ира, приезжайте в Воронеж. Я не уйду из зала. Все мои друзья об этом говорят. Все думают, что мы знакомы. Я им говорю «нет, нет».
Я сказал:
– Нет, конечно. Я даже не знаю вашего телефона.
Через день пришла записка из Воронежа:
– Я бы написала свой телефон, но боюсь, вы обижены. И, чтобы не ждать звонка, просто приезжайте.
– Ну как же я приеду, – сказал я в Москве, – у меня расписание. Я бы позвонил.
Ещё через день записка:
– Вот мой телефон. Я буду ждать звонка. Ира.
Я спрашивал воздух.
Отвечала она.
Нет-нет, она замужем.
Во время концерта звонил ребёнок.
Но такого взаимопонимания я больше не встречал.
Тату на пляже
Сегодня на пляже ко мне вплотную легли две девушки.
Нет… Просто было воскресенье, и пляж был переполнен.
Но мне было так хорошо.
А при чём тут я, просто пляж был переполнен, воскресенье же.
Там же все лежали плотно, народу много, кому кто достался…
Но мне… Да-а…
Во-первых, я сразу попал в разговор о распродаже в бутиках, о татуировках на плечах, о тату на кобчиках – всё это я рассматривал у них вместе с ними, потом мы все включили свои телефоны на… у кого какой звонок…
Ну, мы хохотали.
У одной была ругань… «Ах ты, падла… Ах ты, сука… Возьми трубку, динамистка проклятая, чтоб ты сдохла…»
У второй он выл, гремел, лаял по-собачьи и в конце выдал: «Вот, падла, делает вид, что её нет возле её собственного телефона».
Мужчина мужчине: «Ответь, пугало огородное (гармонь одинокая)!»
А у кого-то из соседей телефон заорал: «Пиво! Пиво холодное! Тебя ждут…»
У меня были куранты – идиот, московские…
Кто-то вообще что-то непонятное – Моцарт оказался.
Аппарат копеечный и он туберкулёзный. Он когда из воды вернулся, его вещи под рестораном оказались…
Ничего, лёг там.
Ну, воскресенье же. Полно же. Мест нет…
А потому что среди мата, лая и курантов нельзя Моцартом звонить – некультурно.
Потом, как я говорил, узоры на кобчиках рассматривали.
Призы учредили.
Воскресенье же, народу полно.
Причём я постановил, чтоб двумя руками брали и к солнцу поворачивали.
Там же близоруких много.
Воскресенье. Народу полно.
Семейные в конкурсе не участвовали.
А мужская часть скинулась на призы – ну там на кобчиках красиво… Голубое, красное, жёлтое…
Конечно, я за заслуги – в жюри председателем.
И эти… Ну… Это я вспоминаю, как они называются…
Стринги! Точно.
Это трусики – две верёвочки.
Но если мешали рассматривать, по требованию председателя жюри нужно было живопись открыть полностью.
Это уже не шутки, это приз – штука баксов.
Люди отнеслись серьёзно – а воскресенье, народу полно.
А рисунки красивые.
Если бы можно было их собрать где-то в отдельном помещении, наладить свет, бар, накрыть столы…
Жюри уже вышло в горсовет с инициативой…
Да нет, просто конкурс рисунков на кобчике.
Оценим, как говорится, само полотно.
И художник кто?..
Ну там, конечно, волокита, бюрократия.
Но, с другой стороны, комиссия по культуре сказала, что готова пожертвовать всю зарплату на призы, а выставка будет, потому что всё должно идти снизу вверх, как температура.
И мне повезло.
И мы уже загорать не могли – народ солнце перекрыл головами.
Вначале тату рассматривали, потом стринги.
Первое место занял стринг, что тату не закрывал.
Вообще ничего не закрывал, но был!
Замечательная вещь – не Армани с Версаче, а настоящий мужик придумал.
В тюрьме.
Сам стринг – тату и переходит в тату-бюстгалтер.
Потрясение, первое место!
Я, как председатель жюри, имел три голоса.
Люди настояли.
Народу полно.
И людям интересно.
И семейные подключились.
Детей отгоняли.
Да и чего там плохого?
По телевизору эти стринги с шести утра.
Мужчин берут якобы за совращение несовершеннолетних.
А им уже достаются совращённые.
А телевизор этим занимается.
И ничем ты их не заинтересуешь, если не включишься в работу раньше телевизора.
Тем более что воскресенье.
Короче, к заходу солнца один из членов жюри, владелец тату-студий, подогнал торговый автокаблучок-рефрижератор с закуской и пивом.
Жюри было сфотографировано на пляже в виде малого круга, окружённого большим кругом – награждённых орденами и дипломами.
Тату кверху!
Председатель жюри в центре, в форме морской звезды, с бутылками холодного пива в каждой руке и ноге.
Снимок был сделан сверху, со спасательной станции.
Да! Чуть не забыл – жюри теперь будет заседать постоянно в кабинете завотделом культуры, строгой женщины двадцати трёх лет с самым привлекательным рисунком на кобчике.
Кларе Новиковой
Женщине смешить непросто.
Женщине надо быть либо красивой, либо смешной.
Женщине надо быть либо умной, либо любимой.
Быть мужем талантливой – быть одиноким.
Талантливой и тоже быть одинокой.
Женщине, вышедшей к микрофону, ждать помощи неоткуда.
Семья не поможет.
Её одиночество разделяет только публика.
Она и зал.
Такая это пара.
Они идут к любви.
Они добиваются любви.
И любят друг друга на глазах у всех.
И муж эту измену наблюдает.
«Какой лёгкий огонь в этих сжатых коленях…»
Какой лёгкий огонь в этих сжатых коленях.
Я говорю и чувствую – колени здесь.
Я их сжимаю.
Они не сплющиваются.
Хотя я изо всех сил.
Атласный загар и грудь – и всё это не сплющивается…
Не хотят чашечки превращаться в блюдечки.
И покачивается, плывёт, плывёт наша каюта.
У меня нет ничего.
Ни рук, ни губ, ничего.
Всё занято.
Любовь с первого раза!
Сегодня у меня с деньгами не совсем.
А сколько будет стоить, если, допустим, вы вошли, а я уже раздет?
Нет, наоборот, вы раздеты – я одет?..
