Артур Черный - Мир Всем Вам.

Артур Черный

МИР ВСЕМ ВАМ

Тем, кто уже позабыл!

Тем, кто никогда не знал!

Памяти павших! Во имя живых!

Посвящается!

Это третья и последняя моя книга о войне. Она, как и предыдущие до нее, составлена из дневниковых записей прошлых лет. Но, в отличии от Грозного, этот дневник не сохранился полностью. Лишь малая его часть. Он практически не претерпел изменений, разве что оброс воспоминаниями. Здесь эти воспоминания — главы «Сегодняшний день». Они составлены в строгом порядке с событиями и привязаны к тому времени.

ЧАСТЬ 1

Из дневника замкомвзвода

Сегодняшний день.

Размышления после войны:

Это случилось так давно, что уже и не вспомнить, с какого дня и с какого года началась в моей жизни чеченская война. Сколько же мне было лет, когда я впервые услышал «Чечня»? И для чего так спешил туда, где тяжела была поступь человеческого горя?

Когда же началась эта ночь?..

Нет, все произошло не в 2000-м. Я ждал этого много лет.

Я всё торопил время и искренне боялся, что чеченская будет остановлена прежде, чем окончится мое детство. Ведь прошла когда-то, не задержалась, не дождалась меня афганская.

Афганская!.. Неведомая, желанная и сказочная война, куда мы, дворовая шпана восьмидесятых, с таким усердием готовили свои игрушечные автоматы. Кто бы мог подумать, но уже тогда у нас были враги. Не белые, с безвестной Гражданской, не немцы, с заманчивой Отечественной, а загадочные душманы Востока — ожившие тени басмачей из «Белого солнца пустыни». Живые люди, которых бы мы запросто узнали по чалме и кинжалу. Которых можно было запросто убивать лишь по этим приметам.

Убивать. Но не больше. В нашей игрушечной «афганской», Гражданской, Отечественной не было жестокости. На ней не добивали раненых, не истязали пленных, не стреляли в спину, не обращали в рабство. А, если и убивали, то не больше, чем на несколько минут. Когда я вспоминаю об этом теперь, то всегда задаюсь вопросом: почему мы перевязывали раненых врагов, часто забывали пытать своих пленных, и вообще отпускали их с миром, отобрав всё оружие? Откуда это было в детских сердцах? Мы ведь уже прочли не один том о войне и выслушали многих ее свидетелей. Мы ведь уже знали, что так не бывает в жизни.

Наверное, это добро, это вызов насилию, вошли в нас еще до книжек. Осталось нам от предыдущих поколений, от наших дедов и отцов, которые много раз жертвовали собой во имя мира на всей земле. Которые, действительно, научили нас бить любого врага. Только убивать, но не унижать и, не издеваться. Научили нас быть великодушными и благородными. И мы, малолетние рыцари без страха и упрека, так ждали того дня, когда можно будет в честном бою убить первого своего душмана.

Но нас обмануло время. Оно отобрало у нас законную эту добычу. Отвратило от неминуемой смерти. Мы не дождались Афганистана. Слишком поздно, к нашему горю, родили нас матеря. Они остались без дела, собранные нашими отцами деревянные ружья и сабли, они поломались, сгнили, развалились под гнетом времени. А сами мы устали от романтики, повзрослели, нашли другие интересы.

Почему-то у меня это случилось позже. Когда мои сверстники уже чинили мотоциклы, плясали на дискотеках и пробовали спиртное, я все еще просиживал над книгами, все еще играл в индейцев, лазил по стройкам и совершал походы в лесную глушь. Я не был один, я сменил своих повзрослевших товарищей на более младших. Я, пятнадцатилетний, водил дружбу с десятилетними.

Иногда я сам не верю в свою судьбу. Не верю, как тот худенький мальчик, небрежный школьный отличник и тайный уличный пацифист, мог шагнуть на такую дорогу. Зачем? Что заставило его выбрать этот путь разрушения? Ведь остались в домах и не пошли туда более сильные и жестокие его товарищи. Устрашились, не захотели, не пришлось. А, если кто и пошел, то был единожды и не рисковал второй раз. Но и этих было так мало.

Я бы понял себя, если бы действительно был жесток. Но этого не было даже в детстве. Я не мучил птиц, кошек, собак, не обижал слабых, меня всегда преследовала жалость к ним. Она так мешала утвердиться мне среди сверстников. А они не понимали этого, дразнили, подшучивали, били, гнали из своего круга. Они не знали, что для того, чтобы утвердиться, мне были нужны трупы и человеческая кровь. Нужна была чья-то смерть. Тогда я еще и сам не знал этого.

В тот день, 11 декабря 1994 года, когда на взбунтовавшийся юг покатили бронированные наши колонны, нельзя было отыскать человека счастливее меня. Тогда, полный собственной детской ненависти к целому народу, я желал только одного: стереть Чечню с лица земли! Проутюжить гусеницами и завалить бомбами осиное это гнездо!

Как же легко нас рассорили, оклеветали друг перед другом, обокрали и лишили Родины. Как же просто поддались мы на этот обман, русские и чеченцы…

А еще я мечтал сбежать на эту войну. Тайно, ночью, в товарном составе, как бегали во все года наши мальчишки. Я не сомневался в успехе, в счастливом исходе своего замысла — осесть в передовых окопах наших войск. Но меня вновь подвела жалость. Та самая жалость, которая всегда мешала мне жить. Вместо того, чтобы, наконец, удрать на вокзал, я каждый час думал о том, как будут метаться, переживать и плакать мои родители…

Только это остановило меня тогда. Но не лишило безумной моей мечты. Через несколько лет, когда я переступил границу Чечни, я был уверен, что перехитрил, обвел вокруг пальца свою судьбу. Что обратил в прах однажды сказанные мне цыганкой слова: «Ты никогда не попадешь туда. Не пытайся!» Испортил, нагаданную кем-то на картах ровную и мирную жизнь. Обманул первую свою медкомиссию и подделал роспись врача. Наплевал на дембель и подписал контракт. Я вышел победителем из этой игры. Я стал самым преданным участником этой трагедии.

Как же я боялся тогда, в первый день войны, что не поспею на этот кровавый пир, как переживал, что со дня на день чеченец будет разбит. Откуда же мне было знать, что пройдут целые месяцы и годы, а всё также будет течь кровь и будут готовиться к своему новоселью всё новые и новые гробы. И что десятилетний этот юбилей мне придется встречать там, в Чечне, на одном посту с бывшими своими врагами — боевиками, перешедшими на нашу сторону. Что еще позже, в тот темный вечер, подгоняемые страхом, мы будем вдвоем бежать по грязной улице Грозного и прятаться в затопленных канавах от случайных выстрелов и встречных машин. Что, в конце концов, я отрекусь от самого себя, и много раз пожалею, что когда-то обманул судьбу.