Михаил Жванецкий - Женщины
Нет, наоборот, вы раздеты – я одет?..
Ага! Дороговато.
А если, допустим, вы на боку, а я сверху?..
Не получится… Да…
А какая цена? О!
Это мне подходит.
Но не получится.
Ну и что? Зато цена…
Что значит, дороже?..
Ах… потому что долго… Ну да…
А если вы на боку, а я проденусь под вас?..
А-а-а… вы их не снимите…
Ну, тогда конечно.
То есть я раздет, а вы их не снимаете… Ага…
И почём эта позиция?.. Ого! Потому что долго.
Долго, конечно, но вы же одетая.
А если, допустим, у меня вот столько…
В какой позиции я могу надеяться любить вас на эти деньги?..
Что вы снимите?..
А я что сниму?.. Ага…
А если вы ещё снимете?..
А я, допустим, надену?.. Ага…
Вам будет быстрей…
Мне будет быстрей?..
И вам тоже… Ну да…
Но это практически в парке на скамейке…
А если поцелуй отдельно?..
Ну, совсем без него…
Или один.
Да! Допустим, один поцелуй!..
Как?.. А куда?.. В руку?.. В локоть?..
Ну, девушка, вы совсем…
Мало того, что вам много лет, у вас цены – нигде таких цен…
Я вот был в Германии…
Мы оба без языка.
Она просто начертила, как в мясном отделе.
Тело начертила, и мы с ней разбили на квадраты.
Это столько. Это столько. Внизу бокал вина… И часы.
И прекрасно провели время – ну там, двадцать минут.
Тогда ещё марки были.
У меня хватило на одну ногу и ещё что-то, не помню…
Чётко. Ясно.
По-немецки и без всякой торговли.
Потому что мы не понимали друг друга.
Прямо шли по чертежу – она вычеркнула губы, грудь и всё лицо, но у меня хватило на две ноги и пиво.
Она, кстати, из Турции.
А вы откуда?..
Ну так мы земляки!
Что же вы, своему не можете уступить?..
Куда я пойду?.. Я оттуда пришёл.
Хорошо! Договорились.
Я снизу. Вы на боку.
На мне есть это и это…
На вас нет этого и этого…
Это есть! Это есть!
Засекайте время… Всё, любим друг друга!
А! Чёрт с ним!
У меня тут отложено на врача, но он может потерпеть!
Новый бинокль
Вот это Япония, вот это бинокль!
Читаю меню ресторана в руках клиента из своего окна.
На пляже вижу морщины у глаз под слоем косметики.
Вот бычок на крючке.
Читаю по губам разговор на яхте на якоре.
Хозяин пятидесяти лет, его партнёры, трое по сорок, сорок пять и двадцать девиц с фужерами, бокалами появляются отовсюду.
Читаю разговор по губам.
– Ты почему не загораешь? Сними всё и загорай. Кто тебя увидит?
– Как кто? Вот он! – И она показала на меня, что находился в трёх километрах от её груди.
Я покраснел.
Но это оказался шкипер яхты.
Я прочёл по губам его ответ:
– Извините, девушка, мне не до вас.
– У них проблема, – сказал хозяин, им не до тебя. Смелей!
Она поставила шезлонг, разделась и легла.
И я прекратил наблюдение, не опуская бинокль.
Очень сильный бинокль.
Мы с ней вспотели одновременно.
Кстати, я прочёл телефон, который она передала шкиперу, и уже позвонил.
Анжела – 067-325-40-83.
Первый бинокль, что окупил себя за один день.
Три зёрнышка
Девушка в ресторане.
Заказ: три зёрнышка овса, две маслинки, пять семечек кедровых орешков и семь капель шампанского разбавить водой.
Конечно, красавица при некотором отсутствии округлостей.
Ручоночка не удерживается в мужской руке – плёточка такая выскальзывающая.
Ножки как стебельки этого же овса в засуху.
Плечики – кедровые веточки, и семь капелек шампанского в глазах, разбавленных водой.
Она же на муки ради нас, мужчин.
И искусственная грудь, и поддутые ягодички…
Да не в этом дело.
Какой, к чёрту, разговор с поддутыми губами и силиконовым бюстом.
Это, говорят, жёны, чтоб вернуть интерес мужа, идут на такие муки.
Чем она вернёт?
Он что, из-за груди с ней не разговаривает?
Пропал интерес из-за губ?
Как говорил один грузин: «У чужой жены вылезает бретелька, мы долго с удовольствием поправляем. У нашей жены бретелька вылезет – с отвращением говорим: «Иди в туалет, поправь. Как ты ходишь? На кого ты похожа?»
О чём говорить на трёх орешках и ложечке травяного пюре?
Человек на такой диете глубоко неинтересен.
У него внутри та же трава.
И выражение постного масла на лице.
Жизнь ушла из человека.
Только размеры и вес.
Худей от любви, худеть надо, чтоб не быть отталкивающе жирной.
Но худеть, чтоб не любить, не жить и не разговаривать?
Муж вас бросает не потому, что вы постарели, пополнели, подурнели.
Потому, что надоели.
И всё равно бросит.
Даже если вас оденут в телепередаче.
Вы же дома разденетесь.
Не дёргайтесь – дайте ему уйти.
Вскоре он там так же надоел, как вы тут.
И понял, что быть дома и не стесняться аппетита, лысины и живота важнее нескольких минут секса.
Майор
А я здесь на курсах в Питере.
Вот город гнилой!
Ну, суки! Что вытворяют эти бабы!
Вчера чуть не отравился.
Я на Урале в Златоусте. Взял 15 000 рублей. Думал, хватит. А здесь каждый шаг – рубль. Не напасёшься.
Ну и город.
У нас с курсов молодёжь в кошачий дом ходит. Дом учителя.
Так она что делает! Что вытворяет: и коленки, и всё…
Ну, пошёл один наш с курсов за ней.
Она ему говорит:
– Домой тебя веду.
И привела.
И сразу:
– Давай пять тысяч рублей.
Он сразу, мол, а чего это?
Ну, лётчик-майор с курсов. Заподозрил…
– А что, – говорит, – я тебя поить даром буду?
Вот, канальи, до чего дошли.
Но куда денешься?
Он дал пять тысяч рублей.
Она из холодильника водку вынимает, закуску.
До чего дошли, а?
Потом – в халатике, каналья, понял?
А он живой.
В общем, доняла.
Тут шаги за стеной.
Он за сапоги.
Муж!
– Сестра, – говорит, – понял?
И тут сестра входит. И тоже в халатике.
И, мол, опять пять тысяч рублей.
Ну он, майор с курсов, ну насторожился жутко.
– Не дам, хоть вы тут все…
– А поить сестру?
Короче, дал.
Мерзавки, довели.
И сестра в халатике.
А он в шинели и в носках (вместо халатика) сидит. И живой.
Ну и закуска.
В общем, проняли его обе.
На отопление дал, чтоб камин включили.
Страшно не хотел:
– Буду терпеть.
Ну, страшно предчувствовал.
Так они пригрозили – на халатики, мол, полушубки наденем и платки, мол, примораживает.
Мерзавки!
А он живой, чуть не плакал.
Одну тысячу дал за отопление, потом за свет пятьсот рублей – от лампады отвык.
Что делают! Паразитки!
В ванную пошёл в шинели – халата нет.
Там только холодная…
А он уже разделся – сапоги, шинель им отдал и босиком один внутри. Пережива-а-ал!
За горячую воду взяли триста рублей.
Включили на полчаса. Вот сволочи! Вот тебе и Дом учителя!
Еле выскочил.
Только за завтрак заплатил восемьсот.
От кофе отказался, чтоб до курсов доехать.
И вниз.
А внизу старушка: куда, мол, вы, военный?
А он:
– Идите вы все, бабы, мерзавки. Все одинаковые!
Загнал кашне.
И телеграмму в Златоуст.
Так, мол, и так, прошу в счёт аванса экипировку, я в бедственном положении, ограблен в Доме учителя.
Что вытворяют!
Стоп! Не глотать! Михаил!!!
У тебя волос во рту…
Видал, что вытворяют! Точно женский. Они!
Вот эти фотографии видел?
Фуражку берут, чтоб сфотографироваться. Это они…
Коленки, то, сё и фуражка по-бандитски. Да… моя лётная…
Певица в ресторане
Более интересных людей, чем певцы в ресторане, я не встречал.
Сразу за ними музыканты ресторанных оркестров.
Кстати, это Башмет, Ковалевский, Евстигнеев.
Певица в ресторане – это певица-финансист, администратор.
Она во время пения ставит стулья, сгребает крошки, сливает остатки.
Певица (лаконично, как я люблю):
– Подходит лётчик: «Даю 50 долларов, через два дня с дамой приду. Как войду через два дня с дамой – «Дождливым вечером, вечером, вечером…»
Мы забыли.
Он вошел.
Мы схватились.
Не в той тональности.
Песня старая, слов не знаем.
У меня вот такая тетрадь со словами.
Там её нет.
Пою и листаю.
Пою:
«Верни-и-те ему-у ден-ньги…»
Пою и сую ему 50 долларов.
Останавливаться нельзя.
Люди танцуют.
Он взял.
Подождал.
Мы закончили.
Он:
– Даю 200 долларов – Гимн Советского Союза!
Хорошо, что в тетради слова были.
Все встали.
Я пою.
Ему фигу под нос.
Как нас не повязали!..
Подходит плохо одетый:
– Мы докторскую защитили. Вот 1000 рублей – ничего не играйте.
Мэтр:
– Почему не работаете?
– Работаем, работаем.
Играем.
Опять доктор наук:
– Еще 1000 даем – ничего не играйте.
Мэтр орёт.
Мы сидим на сцене.
Я молчу в микрофон.
Уйти нельзя – прогул.
Братья-хоккеисты Золотухины мэтру 20 000:
– Певицу за наш стол. Скрипку, синтезатор. Пусть поёт до хрипоты.
Музыкантам – по тысяче.
Пьяный:
– Всем евреям – гробы!
– Почему всем? Есть хорошие.
– Им – хорошие.
Клиент подходит к эстраде.
