Михаил Жванецкий - Женщины
Она мне верит.
У неё сон.
Я ей верю.
Вечером я ей говорю, что неважно себя чувствую – мне необходимо потанцевать.
– Иди!
Всё верит.
Она:
– Я посмотрю телевизор у друзей.
– Иди! Смотри!
Какие тут друзья – мы тут пару дней как приехали.
Но раз есть друзья – иди.
Доверие – раз.
Отпуск – два.
Это ж пока мы друг друга уговорили вместе поехать.
Годы шли навстречу.
Всегда по отдельности.
Недоверие…
Сейчас опять всё в порядке.
Ушла – верю.
Вернулась – верю.
А что делать?
Нет больше никого у меня.
Значит, верю.
«В многоквартирном доме поздно вечером стук в дверь…»
В многоквартирном доме поздно вечером стук в дверь.
К кому-то стучат.
Хотя у всех звонки.
Наконец одна соседка выглянула.
А это лифт застрял.
Там три женщины по пояс.
Одна закричала:
– Девушка, потушите плиту, я там картошку поставила. Вот мои ключи.
Другая кричит:
– Девушка, там дочка моя, проверьте, пожалуйста.
Третья с мусорным ведром.
Сидели полночи по пояс между этажами.
Приехала бригада, крючками открыли.
Вытаскивали.
Девочка вертелась, пока маму вытаскивали:
– Дядя, а у нас ещё вода не идёт.
Дядя вытащил её маму:
– Ты что, не понимаешь, кто я? Я слесарь, а не твой папа.
– У нас папы нет, – сказала мама.
– Хорошо, я загляну.
Теперь он живёт у них. И лифт работает, и вода идёт.
Но он грустный приходит.
«Она сказала мне: «Я сделала стрижку…»
Она сказала мне:
– Я сделала стрижку. Куда пойдём?
Я задумался в тупик.
Ну, действительно.
Она сделала стрижку.
Не для меня же.
Кому-то же надо.
Как с такой радостью дома сидеть?
А куда идти?
Кино?.. Кто там в темноте увидит?
Театр? Тоже темно, антракты маленькие.
Единственное спасение – скандал:
– Почему ты меня не предупредила? До каких пор это будет? Что я теперь…
– Может, в ресторан?
– Сколько стрижка стоила?.. Ого! Ещё ресторан!.. Где-нибудь пешком пройдёмся.
Всё! Я без кепки, лысый, маленький. Рядом вот эта высокая со стрижкой. Держусь полчаса, потом надеваю кепку, плащ, очки.
– Возвращаемся домой. Раньше надо было думать.
– Я должна была постричься.
– Да я про другое.
Мужчина и женщина до этого и после
Внутренний мир женщины – это мужчина.
Внутренний мир мужчины – это женщина.
По нескольким перьям можно представить хвост, по клюву – оперение.
Женская косметика должна быть вкусной.
Мужская – пьянящей.
Объём мужчины должен вмещать одну женщину целиком и две-три – частично.
Объём женщины – один мужчина и несколько маленьких человечков.
Мужчина до воспринимает женщину.
Мужчина после воспринимает себя.
Женщина до воспринимает мужчину.
Женщина после воспринимает их вместе.
Женщина после ждёт, что он изменится.
Мужчина после ждёт, что она изменится.
Он и Она во время этого думают о нём…
Мужчина после независимо и свободно идёт по дороге, проложенной женщиной, ухитряясь кормить её и её семью, которую ошибочно называет своей.
Явление
И я стал являться во сне. Она раньше шла спать с удовольствием, потом её стало раздражать.
– Как вы смеете в таком виде?
– А что я говорю, что я говорю?
– Всё равно не смейте. Это отвратительно, и то, что вы говорите, и то, что делаете. А я считала вас порядочным человеком.
– Но послушайте…
– А что же я делаю. Я слушаю. Но то, что вы несёте… Извините, я считала вас умным.
– Ну, хотя бы пример.
– Бросьте! Какая женщина сумеет это повторить. Я даже таких слов не знаю. Я прошу вас быть сдержанным. Я всегда шла спать с удовольствием, сейчас – как на плаху. Эти требования, эти приставания. Какой-то шантаж. Вы претендуете на общие воспоминания. Я завтра всем расскажу.
– О чём?
– Да не было ничего. Это ваши крики. Что вы хотите рассказать? Кому? Вы просто сошли с ума. Два раза душили.
– За что я вас душил?
– За что мужчина душит женщину? Я не могла понять, что вы хотели, а вы не могли объяснить – и за горло, и за нос… Где вы этому научились? Садист.
– И что, у вас синяки?
– Конечно… Вот… Вот…
– Ужас… Простите, это я?
– А кто же? Вы думаете, я себя сама избиваю? Я сколько раз вам говорила: мы всё можем решить мирно, но вы отвратительны, вам нужно крови, пыток. Где вы родились?
– Я прошёл войну.
– А я вас почти любила, но после этих грязных предложений… У вас действительно было столько женщин?
– А что я говорил?
– Ну, где-то 300—350.
– Ну, может быть – наоборот – 350—300.
– Я прошу вас: больше не появляйтесь.
– А вы не могли бы ложиться позже и сильно уставать перед сном? Чтоб сон был крепче, примите снотворное.
– Я уже приняла.
– Ну?
– В ту ночь вы были чудовищны. Вы привели какую-то девку, голую, грязную, в плаще, завалили рядом со мной на плащ-палатку, и оба орали такие мерзости. Потом душили меня вдвоём.
– Простите, у неё была татуировка на ягодице?
– Да!
– Вот сволочь из медсанбата… Вернулась. Я её найду… Я знаю, где она прячется, наркоманка проклятая. Простите, видимо, я стараюсь отвлечься.
– Нельзя ли приходить в другой дом?
– Поверьте, если бы это зависело от меня…
– А откуда у вас эти плётки?
– Да это я… Там один тип мне одолжил… Я ему верну… Не волнуйтесь, простите. А если нам лечь вместе?
– Я думала об этом. Ну, вы хотя бы пригласите на ужин. Мы же не животные.
– Хорошо. Я продам эти плётки и всё устрою. Без меня не ложитесь.
– А вы примете ванную?
– У вас?
– У меня?? А почему вы два слова скажете и сразу начинаете душить?
– Да… это… так.
– Что?
– Да просто руки у меня сильные, а мозгов нет.
– Что у вас с плечом?
– Рикошетом осколок, шрам, а так ничего.
– Ну посмотрите: вы же днём нормальный человек.
– Да это я… Я вообще нормальный. Спите, не бойтесь. Я буду рядом. В случае чего – просыпайтесь и ко мне. И по морде меня!
– От вас к вам?
– Да… И я вас спасу.
– А почему вы появляетесь во сне?
– Видимо, стараюсь отвлечься. Вы ж видите, какая жизнь. Но вы не бойтесь. Я буду рядом.
Автограф
В Одессе на книжной ярмарке на морвокзале я подписывал книги.
Образовалась даже небольшая даже очередь.
Даже народ галдит.
Я пишу в Америку, в Израиль, в Германию, Австралию.
В общем, нашим, но туда.
Кто-то просит подписать «Гале от Юры», кто-то – «мой папа Вас любит».
– Как папу зовут?
– Валера.
– Как маму зовут?
– Шурочка.
– Тебя как, девочка-радость?
– Наденька.
«С Вашей Надеждой не расстанусь».
Пишу быстро, бодро.
– Кому, девушка?
– Сыну Кириллу.
«Твоя мама, Кира… В общем, держись, Кирочка, за маму… Я тебя сменю…»
– Пожалуйста – Дашеньке.
– А где она?
– А под столом. Её не видно.
– Ставьте на стол.
«Расти, Дашенька, я подожду».
– Моему дяде в Америку.
– Нашему дяде Яше в Америку.
«Цепляйся, Яша, за Америку. Наложи, Яша, своё изображение на её очертания. Ты, Яша, знаменит Америкой».
И тут слышу два женских голоса:
– Почему я должна у него подписывать?
– Ну, пока он здесь.
– И что он мне должен написать?
– Ой, Муся, что ты начинаешь.
– Я не начинаю. Что, я должна книгу купить? Дай мне денег, я куплю.
– У меня нет. Купи ты.
– Не хочу. Почему я должна за двадцать гривен…
– Ну, дай ему что-нибудь написать.
– А что он мне напишет?
– Я не знаю. Он что-то тебе напишет.
– Что, Рая, что он мне напишет? Это я что, в очереди должна стоять?
– Не надо. Тебя пропустят.
– Кто?
– Все. Они тебя увидят – они пропустят.
– И что я должна сделать?
– Ой! Дай ему какую-нибудь бумажку, он что-то на ней напишет.
– Что, Рая? Что он должен написать, это я должна ему продиктовать?
– Он сам напишет.
– Что?
– Откуда я знаю. Он всем пишет. Подсунь бумажку. Он тебе напишет…
– Что?
– Он сам придумает.
– А если какую-нибудь гадость? Как я Лёне покажу?
– Значит, не покажешь.
– Как я могу не показать? Мы столько лет вместе. Тем более он всё равно найдёт.
– Что ты боишься. Ты уже на костыле, что он тебе такое напишет, что ты не сможешь показать Лёне?
– Ты вчера видела по седьмому каналу? Теперь только об этом пишут.
– Он такого не напишет. Я его знаю давно.
– Ты же говорила, что он редко приезжает.
– Сейчас редко, да…
– Ну вот… Между приездами их так портят. Они сейчас только об этом и пишут.
– Ну, тогда он просто распишется.
– А если он что-то ещё начнёт?..
– Вырви!!!
– Хорошо… Граждане, дайте инвалиду без очереди на костыле… Молодой человек, вот Рая просит, чтобы вы ей что-то подписали.
Я пишу: «Раечка! Так звали мою маму… Будьте здоровы».
– Ну, тогда и мне что-то напишите… Мусе.
