Виктор Шендерович - Неснятое кино

– Я сейчас умру, – задыхаясь, обещала Веснина.

– Умрешь – похороним, – успокаивал Деветьяров. – Поехали! Получится – отпущу спать.

– Ага, спать… как же… – вдруг сказала рыжая Стеценко, и стоявшая рядом Жукова внимательно на нее посмотрела.

– Начали! – крикнул Шленский.

– Отлич-но! – кричал Деветьяров. – И рука! И нога! И пошли!

– Хорошо! Умницы! – кричал Шленский. – И на финал! На финальчик! И-и-и хоп-ля!

Шленский выключил музыку.

Деветьяров стоял на пороге спортзала. Семеро девушек, не переодетые к занятиям, рядком сидели на скамеечке.

– В чем дело? – внимательно рассмотрев этот пейзаж, спросил Деветьяров.

– Мы сегодня не можем заниматься, – ответила за всех Стеценко.

– Почему? – глупо спросил Деветьяров.

– У нас женские дни, – улыбнувшись, мягко объяснила Черышева.

– У всех? – спросил Деветьяров.

– Почему у всех? – И рыжая Стеценко, поведя головой, указала на Лаврушину, молча разминавшуюся в стороне.

– А у нее почему не дни? – поинтересовался Деветьяров.

– А у нее климакс, – сказала Стеценко.

– Они просто устали, – сказал Шленский. Он лежал на верхней полке в сауне. – Их надо расслабить.

– Их не расслаблять, – ответил Деветьяров, попивая пиво из банки. Он сидел на средней полке на полотенце. – Их убивать надо.

– Ты чего такой кровожадный? – не открывая глаз, осведомился Шленский. – Отелло… «Убива-ать…» Подбавь парку.

– Убивать! – подтвердил Деветьяров и, встав, плеснул на раскаленные камни из пивной банки.

– Ох. Кайф… – слабо простонал разморенный Шленский.

– Убивать, Ленчик! И сегодня же, – продолжил Деветьяров. – А то они нам на голову сядут.

– Сядут, сядут, – подтвердил Шленский. – Спать надо меньше, тогда не сядут.

– Чего? – переспросил Деветьяров.

– Того самого, – ответил Шленский и повернулся на спину. – Чего слышал.

– Это мои проблемы, Станиславский, – сказал Деветьяров.

– Не только твои.

– Да что мне, монашествовать тут, что ли? – вскипел Деветьяров. – У меня крыша поедет!

– Не знаю, Андрюша, – ответил Шленский. – У меня не едет.

– Ты уверен? – спросил Деветьяров.

Шленский не ответил. Минута прошла в молчании: Деветьяров пил пиво, Шленский лежал с закрытыми глазами. Потом вдруг сел.

– Может, ты и прав, – сказал он. – Черт его знает. Пойдем поплаваем.

Они стояли у края бассейна. Голубое поле лежало перед ними совершенно нетронутым.

– Нет, ты подумай, – сказал Деветьяров. – Вот это все – нам одним. И почему я не взял сюда жену?

– Да, почему? – поинтересовался Шленский, снимая тапки.

– Забыл! – воскликнул Деветьяров. – Склероз, что ты поделаешь! И-ех! – И он рыбкой сиганул в воду.

– А девиц поведем в театр! – вынырнув, вдруг сообщил Деветьяров. – На «Вишневый», ага? Пускай расслабятся напоследок, черт с ними. Что с Маштаком буде-ет…

И, перевернувшись, поплыл.

– Это все с вами? – спросила билетерша.

– Со мной, – не без гордости ответил Шленский, отдавая билеты.

– Раз, два, три… – считала билетерша. – Восемь! Ох, Леонид Михайлович, смотрите! – И она шутливо погрозила ему пальцем.

– Хоть бы по одной водил, – поджала губы гардеробщица.

Деветьяров заглянул в грим-уборную к заслуженному артисту рэсэфэсэрэ Маштакову:

– Николай Семеныч! Погодите гримироваться, идемте, чего покажу!

Они украдкой выглянули из служебной двери в зрительское фойе. Деветьяров индейцем прокрался за колонну, Маштаков с нежданным изяществом перетек за ним.

– Глядите!

Проследив за взглядом Деветьярова, Маштаков нервно сглотнул: посреди фойе, что-то вдохновенно рассказывая, стоял Шленский, а вокруг него – восемь эффектных девиц. Зрители, бродившие вокруг, с уважением поглядывали на этот гаремный выезд.

– Ну, режиссура… – только и сказал Маштаков. – Ты подумай, а? Вроде тихий. Откуда он их взял-то?

– А он эротическую студию ведет во Дворце железнодорожников, – объяснил Деветьяров. – Ты что, не знал?

– Нет, – сказал Маштаков, безуспешно пытаясь примагнитить взглядом Черышеву. – Ему консультант не нужен?

– Спрошу, – ответил Деветьяров.

В это время Оленька Шефер обнаружила среди портретов знакомое лицо и на все фойе закричала:

– Ой! Смотрите – Андрюша! Андрей Николаи-ич!

Через секунду восемь девушек весело щебетали возле деветьяровского портрета.

Маштаков выразительно посмотрел на коллегу:

– Значит, говоришь, Дворец железнодорожников…

– Давай скорее, Поволжье! – поторопил Шленский Шефер, жадно кусавшую от бутерброда с рыбой.

– Ыну, – ответила та, что должно было означать «иду».

Уже прозвенел третий звонок, и девушки, торопливо допивая водичку, поспешили в зал. Пользуясь отсутствием режиссуры, Лаврушина и Черышева на ходу засовывали в рот по второму эклеру.

– А вы будете смотреть? – спросила Кузнецова. Она тенью стояла за плечом Шленского.

– Я, Леночка, видел это раз двадцать, – улыбнулся Шленский.

– Значит, не пойдете? – спросила она.

Шленский покачал головой.

– Леонид Михайлович, – попросила Кузнецова. – Можно, я останусь с вами?

Шефер наконец допила сок и, бросив на них быстрый взгляд, выскочила из буфета.

– Не надо, что вы… – Шленский испугался и тут же устыдился своего испуга. – Зачем, Леночка? – попробовал отшутиться он. – Вы на меня еще наглядитесь…

Кузнецова покачала головой:

– Не нагляжусь.

Шленский медленно погладил ее по щеке, и Лена, закрыв глаза, поворотом головы прижала его руку к своему плечу. Буфетчица, лежа всей грудью на стойке, наблюдала эту пастораль.

– Лена, – сказал Шленский, – вам пора на спектакль.

– Угу, – не открывая глаз, сказала она.

– Двадцать два несчастья! – сказал Яша – Деветьяров. – Глупый человек, между нами говоря…

В зале раздался дружный девичий смех, и партнерша по сцене из-под руки послала Деветьярову взгляд, полный возмущения. Тот, не выходя из образа, невинно развел руками: что я могу сделать, если так нравлюсь девушкам?

Шленский курил, сидя в темном фойе.

– Леня, – подойдя, попросила билетерша, – не кури здесь. Нас ругать будут.

– Извините… – Он затушил сигарету о подошву и вдруг, скривившись, мотнул головой и замычал, как от боли.

«Икарус» вез их назад сквозь вечернюю Москву. Шленский сидел закрыв глаза. В просвете между креслами, повернув откинутую на спинку сиденья голову, на него не отрываясь смотрела Кузнецова.

– Леночка, – сахарно заметила сидевшая через проход Стеценко, – осторожнее, миленькая, шейка затечет…

Кузнецова даже не посмотрела на говорившую, но Шленский вздрогнул. Потом повернулся, нашел ее глаза и улыбнулся.

Автобус ехал сквозь вечерние окраины, и они не отрываясь смотрели друг на друга.

– Погоди! Не рассказывай, я сейчас! – Аслан, умоляюще посмотрев на Деветьярова, мигом слетал к стойке бара и вернулся к столу с двумя стаканами и тарелкой бутербродов.

– Ну!

– Ну вот, – продолжил Деветьяров. – Врач и говорит ему: раздевайтесь. Ну, он штаны спускает, а там вот такое… – Размеры Андрей показал руками. – Врач говорит: ну ничего странного, вылечим. А мужик говорит: что вы, доктор, это я вам здоровое показал…

Аслан, взмахнув руками, бесшумно сложился пополам и пополз от смеха.

– А про Курочку Рябу знаешь? – спросил Деветьяров.

Аслан, заранее веселясь, приготовился слушать дальше. Но анекдота про курочку не последовало. К столику с чашечкой кофе и бутербродами подошла Ева Сергеевна.

– Не помешаю?

– Ну что вы, – сказал Деветьяров.

– Я поиграю пока, – сказал Аслан, выходя из-за стола.

– Как вам у нас? – спросила Ева Сергеевна.

– Нам у вас замечательно, – ответил Деветьяров.

– Питание, отдых…

– Все прекрасно, – сказал Деветьяров.

– Не устаете? – поинтересовалась она.

– Ну что вы, – улыбнулся он.

– А меня тревожит ваше состояние, – произнесла Ева Сергеевна. – Вы очень мало отдыхаете. Почти не спите. Ночами вас не бывает в номере…

Деветьяров перестал пить кофе.

– Это очень плохо, Андрей, – продолжила Ева Сергеевна. – Ведь вы взрослый человек, женатый… У вас ребенок, работа в театре. Нельзя так не щадить себя.

Она щелкнула зажигалкой и прикурила.

– Ева Сергеевна, – сказал наконец Деветьяров. – У меня такое ощущение, что вам от меня что-то нужно.

Ева Сергеевна покачала головой:

– Ну что вы, Андрей. Просто хочу помочь вам сориентироваться в ситуации.

– В какой ситуации? – поднял брови Деветьяров.

Но ответа не последовало. В бар в сопровождении Степана входил Роман Юрьевич.

– Привет миру искусств! – весело поприветствовал он. – Все за Жукову агитируешь?

– Ромочка, – по-семейному улыбнулась Ева Сергеевна, – Андрея не надо агитировать за Сашу: у них прекрасные отношения.