Марк Твен - Отрывочные наброски праздного путешественника

Намерзшись досыта, мы опять вошли в вагон, оставаться там дольше было невозможно. Так мы все время переходили взад и вперед, замерзая и оттаивая по очереди. Через час мы остановились на другой станции, и, когда поезд опять тронулся, Томсон явился со свертком в руках и сказал:

— Капитан, я еще раз хочу попробовать изгнать его, уж последний раз; если уж и это не подействует, нам останется только умыть руки и сойти с дороги. Так я думаю.

Он достал куриные перья, сухих яблок, листового табаку, тряпок, старых башмаков, серы, ассыфетиды и пр. и пр. и разложил это все на железный лист посреди пола и зажег. Когда все это разгорелось, получился такой букет, что я не понимаю, как мог устоять против этого запах трупа. Все прежнее казалось простой поэзией в сравнении с этим запахом, но представьте себе, что первоначальный запах выделялся среди всего этого во всем своем величии, вся эта смесь запахов как будто придавала ему еще большую силу и, Боже, как он был роскошен. Я делал эти размышления не там, там не было времени, но на площадке. Томсон задохнулся и упал, и я едва успел вытащить его за шиворот, как сам потерял сознание. Когда мы пришли в себя, Томсон сказал в полном отчаянии:

— Нам придется остаться здесь, капитан. Губернатор желает путешествовать один, он решил это и не может отозвать нас назад. И знаете, — прибавил он, — мы теперь отравлены. Это наше последнее путешествие, вы можете быть в этом уверены. Результатом всего этого будет тиф. Я чувствую, что он уже начинается. Да, сэр, мы уже избраны, это так же верно, как то, что вы родились на свет.

Через час после этого на следующей станции нас нашли на площадке замерзшими и бесчувственными. У меня тут же сделалась злокачественная лихорадка и три недели я пролежал без сознания. Впоследствии я узнал, что провел эту ужасную ночь с безобидным ружейным ящиком и невинным кульком сыра. Но это известие пришло слишком поздно для того, чтобы спасти меня. Воображение сделало свое дело и здоровье мое было совершенно расшатано. Ни Бермуда, никакая другая страна не возвратят мне его. Это мое последнее путешествие, я еду домой умирать.

Мы пришли к нью-йоркскому карантину через три дня и пять часов и могли сейчас же ехать в город, если бы у нас был санитарный пропуск. Но пропуска не выдают после семи часов вечера, частью потому, что осмотреть корабль хорошо можно только днем, частью потому, что карантинные чиновники могут простудиться на холодном ночном воздухе. Впрочем, вы можете купить пропуск за пять лишних долларов после назначенного времени, и тогда чиновник придет осматривать ваш корабль на следующей неделе. Наш корабль со всеми пассажирами простоял всю ночь в унизительном плену перед самым носом у этого противного маленького заведения, охраняющего, как предполагается, Нью-Йорк от чумы своими бдительными «инспекциями». Эта строгость внушает страшное уважение к благодетельной бдительности нашего правительства, и существуют люди, которые находят, что ничего умнее не могут придумать в других странах.

Утром мы все были на ногах, в ожидании сложной церемонии корабельного осмотра. Карантинная лодка подплыла на минуту к кораблю, кассир вручил законный трехдолларовый пропуск чиновнику, который передал нам сложенную бумажку на палочке, и мы вышли из карантина. Вся «инспекция» продолжалась не более 13 секунд.

Место карантинного чиновника дает ему сто долларов в год. Его система осмотра вполне совершенна и не требует улучшения, что же касается его системы собирать деньги, то мне кажется, что она требует исправления. Для большого парохода значительная потеря времени простоять в бездействии целую ночь; для пассажиров это также неприятно, тем более что лицезрение этих чиновников вряд ли в состоянии рассеять их досаду и горечь душевную. Не проще ли было бы оставить корабль в покое и раз в год обмениваться пропусками и пошлиной?

1898

Примечания

1

Это личная ошибка капитана.

2

Оксофт — 18 ведер.

3

Arrow — лук для стрел, по-английски.

4

Выпущенная из этих «Отрывочных набросков», печатавшихся раньше в «Атлантическом Ежемесячнике», так как боялись, что история неправдива, а доказать противное в то время не было возможности. М. Тв.