Николай Лейкин - Наши за границей

— Смотри, смотри… И это они называютъ русскій самоваръ! Ни трубы, ни поддувала, — обратилась она къ мужу. — Какое-то большое мельхіоровое яйцо съ краномъ, а внизу спиртовая лампа — вотъ и все.

— Брось ужъ. Не видишь развѣ, что здѣсь люди безъ понятія къ русской жизни, — отвѣчалъ презрительно Николай Ивановичъ. — Нѣмцы, хоть ты колъ имъ на головѣ теши, такъ ничего не подѣлаешь. Ну, я пока буду умываться, а ты разливай чай. Напьемся чайку и слегка булочками закусимъ, а ужь на ночь поужинаемъ вплотную.

— Геензи, кельнеръ… ничего больше. Нихтсъ, — кивнула Глафира Семеновна кельнеру.

Напившись чаю, Николай Ивановичъ опять позвонилъ швейцара.

— Ну, херъ Францъ, надо намъ будетъ немножко Берлинъ посмотрѣть. Веди, — сказалъ Николай Ивановичъ.

— Нѣтъ, нѣтъ… Ни за что я никуда не пойду! — воскликнула Глафира Семеновна. — Еще опять въ какую-нибудь машину въ родѣ подъемной попадешь и перепугаешься.

— Да что ты, глупая! Херъ Францъ теперь предупредитъ, коли ежели что.

— Да, да, мадамъ. Будьте покойны. Больше ничего не случится, — отвѣчалъ швейцаръ.

— Пойдемъ, Глаша, — упрашивалъ жену Николай Ивановичъ.

— Ну, хорошо. Только ужъ спускаться я ни за что не буду на вашей подъемной машинѣ.

— Вы гдѣ это, херъ Францъ, русской-то образованности обучались, въ какой-такой академіи наукъ? — задалъ Николай Ивановичъ вопросъ швейцару.

— Я, мосье, въ Варшаву одинъ большой готель управлялъ, тамъ и научился.

— А самъ-то вы нѣмецъ?

— Я больше полякъ, чѣмъ нѣмецъ.

— О, не жидъ-ли?

— Что вы, ваше превосходительство! Я полякъ, но родился въ Кенигсбергъ…

— Въ Кенигсбергѣ? Ну, проку не будетъ! — воскликнула Глафира Семеновна. — Я умирать буду, такъ и то этотъ городъ вспомню. Въ этомъ городѣ намъ обѣдать не дали и потребовали какую-то телеграмму, въ этомъ городѣ мы перепутались и попали вмѣсто берлинскаго поѣзда въ какой-то гамбургскій поѣздъ, и пріѣхали туда, куда совсѣмъ не слѣдуетъ.

— Да вѣдь гамбургскій поѣздъ тотъ-же, что и берлинскій поѣздъ. Отъ Кенигсбергъ оба поѣздъ идутъ до Диршау…

— Диршау? Охъ, про этотъ городъ и не говорите. Этотъ городъ просто ужасный городъ! — воскликнулъ въ свою очередь Николай Ивановичъ. — Тамъ живутъ просто какіе-то разбойники. Они обманнымъ образомъ заманили насъ туда, сказавъ, что это Берлинъ, и продержали цѣлую ночь въ гостинницѣ, чтобы содрать за постой.

Швейцаръ пожалъ плечами.

— Удивительно, какъ это случилось, что вы говорите про Кенигсбергъ. Отъ Кенигсберга до Диршау одинъ поѣздъ и на Гамбургъ, и на Берлинъ. Вамъ нужно было только слѣзть въ Диршау и пересѣсть въ другой поѣздъ.

— Ну, а намъ сказали, что надо поѣхать обратно въ Кенигсбергъ, и мы, не доѣзжая Диршау, вышли изъ вагона на какой-то станціи и поѣхали обратно въ Кенигсбергъ, чтобъ изъ Кенигсберга сѣсть въ берлинскій поѣздъ.

— Это шутка. Это кто-нибудь шутки съ вами сдѣлалъ.

— Какъ шутки! Намъ кондукторъ сказалъ и даже высадилъ насъ чуть не силой. Намъ начальникъ станціи сказалъ и даже штрафъ хотѣлъ взять.

— Васъ надули, господинъ, или вы не поняли чего-нибудь. Поѣздъ отъ Кенигсберга какъ на Берлинъ, такъ и на Гамбургъ — одинъ, и только въ Диршау онъ дѣлится, — стоялъ на своемъ швейцаръ.

— Да нѣтъ-же, нѣтъ! — воскликнулъ Николай Ивановичъ.

— Ну, что ты споришь, Коля!.. — остановила его жена. — Конечно-же, насъ могли и надуть въ насмѣшку; конечно-же, мы могли и не понять, что намъ говорили по-нѣмецки. Толкуютъ, а кто ихъ разберетъ — что толкуютъ. Я по-нѣмецки только комнатныя слова знаю, а ты хмельныя, такъ развѣ мудрено понять все шиворотъ на выворотъ и вышло.

— Увѣряю васъ, господинъ, что вамъ не слѣдовало ѣхать обратно въ Кенигсбергъ, чтобы садиться въ берлинскій поѣздъ. Дорога до Диршау одна. Я это очень хорошо знаю, — увѣрялъ швейцаръ. — Я служилъ на эта дорога.

Николай Ивановичъ досадливо чесалъ затылокъ и повторялъ:,

— Безъ языка, безъ языка… Бѣда безъ языка. Ну, однако, что-жъ у васъ въ Берлинѣ сегодня вечеромъ посмотрѣть? — обратился онъ къ швейцару.

— Въ театры теперь уже поздно, не поспѣемъ къ началу; но можно побывать въ нашемъ акваріумѣ.

— Ахъ, и у васъ такъ-же, какъ и въ Петербургѣ, есть акваріумъ? Глаша! слышишь, и у нихъ Берлинѣ есть акваріумъ.

— Нашъ берлинскій акваріумъ — знаменитый акваріумъ. Первый въ Европа.

— Браво. А кто у васъ тамъ играетъ?

Швейцаръ посмотрѣлъ на него удивленными глазами и отвѣчалъ:

— Рыбы… Рыбы… Рыбы тамъ и амфибіенъ.

— Да неужели рыбы?

— О, господинъ, тамъ рыбъ много. Есть рыбы съ моря, есть рыбы съ океанъ.

— И играютъ?

— Да, да… играютъ.

— Глаша, слышишь! Въ акваріумѣ-то ихнемъ рыбы играютъ. Надо непремѣнно пойти и послушать.

— Да что ты?.. — удивилась Глафира Семеновла.

— Вотъ разсказываетъ. Вѣдь этого въ другой разъ ни за что не услышишь. А кто у нихъ дирижируетъ? Какъ вы сказали? — допытывался Николай Ивановичъ.

— То-есть какъ это? Я ничего не сказалъ, — удивился швейцаръ.

— Нѣтъ, нѣтъ… Вы сказали. Такая нѣмецкая фамилія. Анти… Антиби…

— Я сказалъ, что тамъ есть рыбы и амфибіенъ. — повторилъ швейцарг.

— Послушаемъ, братъ, херъ Францъ, этого Амфибіена, послушаемъ. Веди насъ. Глаша, одѣвайся! Это недалеко?

— Да почти рядомъ, Unter den Linden, — отвѣчалъ швейцаръ.

— Это что-же такое? Я по-нѣмецки не понимаю.

— Нашъ бульваръ Подъ Липами. Я давеча вамъ показывалъ.

— Ахъ, помню, помню. Ну, Глаша, поворачивайся, а то будетъ поздно. Да вотъ что, херъ Францъ, закажи, братъ, намъ здѣсь въ гостинницѣ ужинъ къ двѣнадцати часамъ, а то я боюсь, какъ-бы намъ голоднымъ не остаться.

— Зачѣмъ здѣсь? — подмигнулъ Николаю Николаевичу швейцаръ, ободренный его фамильярностію. — Мы найдемъ и получше здѣшняго ресторанъ, веселый ресторанъ.

— Ну, вали! Жарь! Вотъ это отлично. Люблю, кто мнѣ потрафляетъ. Глаша!

— Я готова.

Изъ-за алькова вышла Глафира Семеновна въ ватерпруфѣ и шляпкѣ, и супруги стали выходить изъ номера. Сзади ихъ шелъ швейцаръ.

XV

Глафира Семеновна и Николай Ивановичъ въ сопровожденіи швейцара, сошли по лѣстницѣ гостинницы и вышли на улицу, прилегающую къ бульвару Unter den Linben, и вскорѣ свернули на него. Былъ уже девятый часъ вечера, нѣкоторые магазины запирались, потушивъ газъ окнахъ, но уличное движеніе не утихало. Громыхали колесами экипажи, омнибусы, пронзительно щелкали бичи, вереницами тянулись ломовые извозчики съ громадными фурами, нагруженными поклажей, чуть не до третьяго этажа домовъ и везомыми парой, тройкой и даже четверкой лошадей въ рядъ и цугомъ. Легкіе экипажи сторонились и давали дорогу этимъ чудовищамъ.

— Вотъ эта наша знаменитая улица Подъ Липами, — похвастался швейцаръ. — Нашъ Невскій перспективъ.

— А ежели это у васъ на манеръ нашего Невскаго проспекта, то зачѣмъ-же у васъ ломовыхъ-то пускаютъ загромождать дорогу? — спросилъ Николай Ивановичъ. — Смотри-ка, какія фуры! Чуть не съ домъ.

— А куда-же дѣваться? Вѣдь это улица. Онѣ ѣдутъ по свой дѣло.

— Объѣзжай по заднимъ улицамъ. Тутъ прогулка чистой публики, и вдругъ лѣзетъ ломовой. Да еще какой ломовой! На саженныхъ колесахъ и въ тройку лошадей! Нѣтъ, у насъ, въ Петербургѣ, по главнымъ улицамъ этимъ дубинамъ ѣздить не позволяютъ. Колеси по закоулкамъ. Нехороши, братъ Францъ, у васъ насчетъ этого порядки, нехороши, хоть и Берлинъ.

— Но ежели ему нужно. Вѣдь онъ по дѣлу, — опять повторилъ швейцаръ.

— Мало-ли, что нужно! Мало-ли, что по дѣлу! Объѣзжай. Куда ему торопиться! Надъ нимъ не каплетъ. Вѣдь не въ театръ къ началу представленія спѣшитъ.

— Но вѣдь черезъ это доставка товара должна быть дороже.

— То-есть какъ это?

— Да такъ. Ѣхать по прямой путь — онъ сдѣлаетъ больше рейсовъ и можетъ за провозъ взять дешевле! Тутъ экономи, большой экономи.

— Глаша! Слышишь, какъ разсуждаютъ! Вотъ на обухѣ-то рожь молотятъ! — отнесся Николай Ивановичъ къ женѣ.

— Да ужъ извѣстно, нѣмцы. Какъ-же имъ иначе-то разсуждать! — отвѣчала та.

— И зачѣмъ у васъ такія телѣги громадныя, чтобы ихъ въ три и четыре лошади таскать? — дивился Николай Ивановичъ. — У насъ телѣги въ одну лошадь.

— Большія телѣги тоже экономи, — отвѣчая швейцаръ. — Каждой маленькой телѣга въ одна лошадь нужно одинъ извозчикъ, и къ большая телѣга въ три лошадь тоже нужно одинъ человѣкъ. Большая телѣга везетъ столько, сколько везетъ три телѣга, — и вотъ два человѣкъ, два извозчикъ экономи. Эти извозчикъ могутъ работать другое дѣло.

— Ой, ой, ой, какъ разсуждаютъ! Глаша, слышишь?

— Да ужъ слышу, слышу. Дай шляпки-то дамскія мнѣ посмотрѣть.

Глафира Семеновна въ это время остановила около моднаго магазина.

— Вотъ нашъ знаменитый акваріумъ, — указалъ, наконецъ, швейцаръ на подъѣздъ, освѣщенный электричествомъ. — Пожалуйте наверхъ.