Роальд Даль - Мой дядюшка Освальд
— Мой дорогой сэр! — выговорил он, задыхаясь и держась для устойчивости за мои плечи. — Мой дорогой, уважаемый сэр! Это просто чудо! Это волшебные пилюли! Это… это величайшее изобретение всех времен!
— Держитесь, — сказал я. — Вы хорошо себя чувствуете?
— Конечно же, я чувствую себя прекрасно, — ответил он, по-прежнему задыхаясь. — Ну да, я немного выдохся, но это и все. — Мистер Мицуоко захихикал, и вот он стоял передо мной, этот крошечный азиат с цилиндром на голове и во фраке, держась за мои плечи и хихикая уже почти истерически. Он был настолько мал, что верхушка его цилиндра едва доставала до моих ребер. — Я немного выдохся и почти что выжат, но с кем бы этого не было, мой милый мальчик, с кем бы не было?
— А что случилось, сэр?
— Я спутался с семью женщинами! — воскликнул он. — И это были не наши кукольные японки! Нет, нет и еще раз нет! Это были огромные, сильные французские девки! Я брал их всех по очереди, трах-трах-трах! И каждая из них кричала в голос: «Товарищ, товарищ, товарищ!» Я был великаном среди этих женщин! Понимаете, мой юный сэр? Я был великаном, и я размахивал своей великанской дубиной, и они в страхе расползались по сторонам!
Я проводил его в дом и усадил в гостиной мадам Буасвен. Я налил ему стакан бренди. Он выпил этот стакан залпом, и на его белых как мел щеках стал проступать желтоватый оттенок. Я заметил, что к его правому запястью примотана бечевкой кожаная сумка, а когда он отвязал ее и бросил на стол, послышался звон монет.
— Сэр, — сказал я, — вам нужно вести себя несколько поосторожнее. Вы — человек довольно миниатюрный, а это большие пилюли. Думаю, было бы много безопаснее, если бы в будущем вы принимали по половине нормальной дозы. Просто полпилюли вместо одной.
— Чушь, сэр! — воскликнул японец. — Чушь и плешь, как говорим мы в Японии! Сегодня я приму не одну пилюлю, а три.
— Вы читали, что написано на этикетке? — спросил я озабоченно.
Последнее, что мне сейчас требовалось, это мертвый японец, валяющийся где-нибудь поблизости. Страшно было даже подумать о скандале, вскрытии трупа, запросах и коробочках с моей фамилией, которые неизбежно найдутся у него дома.
— Я внимательно изучил ярлык, — сказал он, протягивая стакан за новой порцией бренди, — и я его проигнорировал. Мы, японцы, возможно, низкорослы, но наши органы имеют огромные размеры. Потому-то мы так часто кривоноги.
Я решил, что лучше всего унять его пыл удвоенной ценой.
— Боюсь, — сказал я, — эти пилюли ужасающе дороги.
— Деньги не препятствие, — сказал он, указывая на кожаную сумку, лежавшую на столе. — Я заплачу золотом.
— Но, мистер Мицуоко, каждая пилюля обойдется вам в две тысячи франков! Они очень сложны в производстве. Это просто непомерная сумма за одну-единственную пилюлю.
— Я беру двадцать, — сказал он не моргнув глазом.
Боже праведный, подумал я, он же себя убьет.
— Я не вправе давать их вам, пока не поклянетесь, что не станете принимать больше одной зараз.
— Не читайте здесь лекций, молодой человек, — сказал японец, — а просто дайте мне пилюли.
Я сходил наверх, отсчитал двадцать пилюль и положил их в бутылочку без этикетки. Писать на этой партии свое имя и адрес было бы неоправданным риском.
— Десять я пошлю императору в Токио, — сказал мистер Мицуоко, хватая бутылочку. — Это поставит меня в отношении его императорского величества в весьма своеобразное положение.
— Это поставит императрицу в массу своеобразных положений, — добавил я.
Мицуоко усмехнулся, взял свою кожаную сумку и высыпал на стол целую груду золотых монет. Все это были стофранковые монеты.
— Двадцать монет за каждую пилюлю, — сказал он, начиная пересчитывать золото. — Четыреста монет общим счетом. И оно того стоит, мой милый волшебник.
Когда он ушел, я сгреб все монеты и отнес их в свою комнату.
Господи, подумал я, да я ведь уже богач. Но прежде чем закончился этот день, я стал много богаче. Один за другим начали подходить курьеры различных посольств и министерств. Они несли с собой точные заказы и точную сумму денег, по большей части — в золотых двадцатифранковых монетах. Вот как это было:
Восемьдесят шесть тысяч франков! При обменном курсе сто франков за пять фунтов я неожиданно стал стоить четыре тысячи триста английских фунтов! Это было невероятно. За такие деньги можно было купить хороший дом с каретой и пару лошадей в придачу, а заодно один из этих новомодных автомобилей.
В этот вечер мадам Буасвен подавала на ужин похлебку из бычьих хвостов, отнюдь не плохую, однако слишком жидкую, что подвигло мсье Б. хляпать и хлюпать самым безобразным образом. Под конец он взял тарелку и вылил остатки прямо себе в рот, вместе с парой морковок и большой луковицей.
— Жена говорит, — обратился он ко мне, — что у вас сегодня побывала масса весьма своеобразных посетителей. — Его лицо было залеплено коричневой жижей, с усов свисали ошметки мяса. — Что это были за люди?
— Это знакомые британского посла, — ответил я. — Я выполняю деловые поручения сэра Чарльза Мейкписа.
— Я не могу позволить, чтобы мой дом превратился в базар, — пробубнил с набитым ртом мсье Б. — Эта деятельность должна быть прекращена.
— Не беспокойтесь, — сказал я, — завтра я подыщу себе другое жилье.
— Вы хотите сказать, что съезжаете от нас? — встревожился мсье Б.
— Боюсь, что это необходимо, — сказал я. — Но вам останется аванс квартплаты, внесенный моим отцом.
За столом поднялся порядочный шум (в основном со стороны мадемуазель Николь), но я твердо стоял на своем. Следующим утром я прогулялся по городу и подобрал себе великолепную квартиру на первом этаже с тремя большими комнатами и кухней. Она располагалась на Иенском авеню. Я собрал все свои пожитки и нагрузил их на извозчика. Мадам Буасвен вышла меня проводить.
— Мадам, — сказал я, — могу я попросить о небольшом одолжении?
— Да?
— Только я хочу, чтобы взамен вы взяли это. — Я протянул ей пять золотых двадцатифранковых монет; она едва не рухнула в обморок. — Время от времени, — продолжил я, — к вам будут заходить люди, ищущие меня. Все, что вам нужно будет сделать, это сказать, что я переехал, и дать им вот этот адрес.
Я протянул ей листок бумаги со своим новым адресом.
— Но это же слишком много денег, мсье Освальд!
— Возьмите их, — сказал я, втискивая монеты в ее ладонь. — Оставьте их себе. Ничего не говорите мужу. Но мне очень важно, чтобы вы говорили каждому, кто меня спросит, где я теперь живу.
Она дала мне обещание, и я уехал на новую квартиру.
6
Мой бизнес процветал. Десять начальных клиентов сообщили потрясающую новость своим ближайшим друзьям, эти сообщили своим, и уже через месяц налип огромный снежный ком. У меня уходила на производство пилюль половина каждого дня; я благодарил Господа за предусмотрительное решение привезти из Судана так много порошка. Однако цену мне пришлось снизить; не все люди были послами или министрами, и довольно быстро выяснилось, что многим из них тысяча франков за пилюлю просто не по карману. Тогда я снизил цену до двухсот пятидесяти.
Деньги текли рекой.
Я начал покупать изящную одежду и выходить в парижское общество.
Я купил себе автомобиль и научился его водить. Это была новейшая модель «де-дион бутона», спортивный «ДК», восхитительный миниатюрный четырехцилиндровый моноблок с трехскоростной коробкой передач и ручным тормозом. Верьте или нет, но его предельная скорость составляла аж пятьдесят миль в час, и я неоднократно разгонялся до этой скорости на Елисейских Полях.
Но в первую очередь я резвился и развлекался с женщинами. В те дни Париж был на редкость космополитичным городом. Он буквально кишел высококлассными дамами изо всех уголков мира, и именно в это время я начал осознавать довольно забавную истину. Все мы прекрасно знаем, что представители различных народов отличаются по своим национальным характеристикам и темпераментам. Однако не так хорошо известно, что эти характеристики проявляются еще более выпукло при сексуальных, в отличие от просто социальных, сношениях. Я стал экспертом по национальным сексуальным характеристикам. Это просто удивительно, насколько женщины той или иной нации соответствуют своим национальным стереотипам. Вот возьмите, к примеру, полдюжины сербских дам (не надо думать, что я этого не делал), и вы, присмотревшись, увидите, что все они обладают некоторым количеством весьма своеобразных причуд, общими умениями и общими вкусами. То же относится и к баскским и эквадорским женщинам, к марокканкам, норвежкам, голландкам, гватемалкам, бельгийкам, русским, китаянкам и всем прочим. К концу моего пребывания в Париже вы могли уложить меня с завязанными глазами на диван с женщиной любой страны, и пусть бы даже она не сказала ни слова, уже через пять минут я бы знал ее национальность.