Роальд Даль - Мой дядюшка Освальд
— Да, понимаю, — сказал я.
— Если я смогу получить бутылку этих пилюль, предпочтительно большую бутылку, я пошлю ее прямо в Лондон.
— А я пошлю ее в Петроград, — сказал русский посол.
— А я в Будапешт.
— А я в Мехико.
— А я в Лиму.
— А я в Рим.
— Чушь! — воскликнул немецкий посол. — Вы хотите их для себя самих. Грязные вы старики.
— Ну же, Вольфганг, — поморщился сэр Чарльз.
— А почему бы и нет, дорогой Чарльз? Вот я хочу их для себя. И для кайзера тоже, но сперва для себя.
Я решил, что немецкий посол мне, в общем-то, нравится. Во всяком случае, он был честен.
— Мне кажется, джентльмены, — сказал сэр Чарльз, — что лучше будет мне взять на себя все организационные хлопоты. Я лично напишу профессору.
— Японский народ, — сказал мистер Мицуоко, — а особенно сам император, очень интересуется массажными техниками, горячими ваннами и всеми аналогичными достижениями науки.
Я не мешал им договорить. Контроль над ситуацией был теперь в моих руках, и чувствовать это было очень приятно. Я налил себе еще портвейна, однако отказался от огромной сигары, предложенной сэром Чарльзом.
— Ты бы предпочел поменьше? — спросил он озабоченно. — Или турецкую сигарету? У меня есть «Балканское собрание».
— Нет, сэр, спасибо, — чуть улыбнулся я. — Но портвейн был великолепен.
— Наливай, мой мальчик! Наполняй бокал!
— У меня есть для вас интересная новость, — сказал я, и все мгновенно смолкли.
Немецкий посол приложил к уху сложенную лодочкой ладонь. Русский посол подался вперед, это же сделали и остальные.
— То, что я хочу вам рассказать, до крайности конфиденциально, — начал я. — Могу я надеяться, что это останется между нами?
— Да! Да! — заговорили все хором. — Конечно же! Абсолютно! Продолжайте, юноша!
— Благодарю вас. — Я слегка наклонил голову. — Дело, собственно, в следующем: узнав, что скоро отбуду в Париж, я решил, что попросту должен взять с собой запас этих пилюль, особенно для друга моего отца сэра Чарльза Мейкписа.
— Мой дорогой мальчик! — воскликнул сэр Чарльз. — Какая трогательная забота!
— Но я не мог, конечно же, попросить их у профессора, он ни за что бы мне их не дал, — продолжил я. — Да и то сказать, они все еще засекречены.
— Ну и что же ты сделал? — спросил сэр Чарльз, буквально капая слюной от возбуждения. — Позаимствовал их потихоньку?
— Конечно же нет, сэр, — возмутился я. — Воровство — это преступление.
— Ты не смотри на нас, мальчик. Мы не скажем ни одной живой душе.
— Как же вы поступили? — спросил немецкий посол. — Вы говорите, они у вас есть, но вы их не воровали?
— Я сделал их сам, — сказал я.
— Блестяще! — закричали все хором. — Великолепно!
— Так как я помогал профессору на каждой стадии, то доподлинно знал, как делать эти пилюли. Поэтому я… ну… я попросту делал их в той же лаборатории, пока он уходил на ланч.
Я медленно занес руку назад, достал из кармана фрака маленькую круглую коробочку и положил ее на кофейный столик. Открыл ее. Там в уютном гнездышке из ваты лежала ярко-алая пилюля. Все наклонились взглянуть, а затем я заметил, как пухлая белая рука немецкого посла скользит по столику к коробочке, словно ласка, готовая схватить мышь. Сэр Чарльз тоже это увидел и тут же пришлепнул руку немца.
— Ну же, Вольфганг, не надо быть таким нетерпеливым.
— Я хочу посмотреть пилюлю! — крикнул в ответ посол Вольфганг.
Сэр Чарльз положил вторую свою руку на коробочку с пилюлей и повернулся ко мне.
— А еще у тебя есть? — спросил он.
Я покопался в карманах фрака и вытащил еще девять коробочек.
— Тут по одной на каждого из вас.
Жадные руки мгновенно расхватали коробочки.
— Я заплачу, — сказал мистер Мицуоко. — Сколько вы хотите?
— Ничего, это просто подарки. Испытайте, джентльмены, а потом скажите, что вы думаете.
Сэр Чарльз, слегка прищурившись, изучал этикетку.
— Ага, — сказал он. — Ты напечатал здесь свое имя.
— Да так, на всякий случай, — улыбнулся я.
— На какой такой случай?
— На случай, если кто-нибудь захочет получить вторую пилюлю.
Я заметил, что немецкий посол вынул записную книжку и делает в ней какие-то пометки.
— Сэр, — обратился я к нему, — похоже, вы хотите приказать своим ученым исследовать зернышко граната. Я не ошибся?
— Именно это я и думаю, — признался он.
— Без толку, — сказал я, — напрасная фата времени.
— Могу я спросить почему?
— Потому что это не гранат. Это нечто совсем иное.
— Значит, вы нам солгали!
— Это единственная ложь в рассказанной мною истории, — сказал я. — Прошу меня великодушно простить, но я же обязан был защитить секрет профессора Юсупова, это дело чести. А все остальное — чистейшая правда, и особенно является правдой то, что каждый из вас стал теперь обладателем самого мощного омолаживающего средства, какое когда-либо знал мир.
В этот момент стали возвращаться леди, и каждый из мужчин нашей группы быстренько потихоньку сунул коробочку в карман. Затем они встали и поприветствовали своих жен. Сэр Чарльз стал абсурдно игривым. Он этаким козелком пробежал через комнату и влепил смачный поцелуй прямо в алые губы леди Мейкпис. Та смерила его холодным отстраненным взглядом. Ничуть не смутившись, он взял ее за руку и повел через толпу гостей. Тем временем я тихонько ускользнул, заметив напоследок, как мистер Мицуоко ходит по залу, изучая женщин с профессиональным интересом барышника, разглядывающего табун кобыл.
Через полчаса я снова был на авеню Марсо. Хозяйское семейство уже легло и потушило лампы, однако, проходя мимо спальни мадемуазель Николь, я заметил щель между дверью и полом и неяркое мерцание свечи. Эта шлюшка опять меня ждала, но я решил к ней не идти. Там меня не ожидало ровно ничего нового. Даже на этой ранней стадии своей карьеры я успел уже решить, что изо всех женщин меня интересуют только новые женщины. Второй раз — пуст и никчемен, все равно что детективный роман перечитывать. Вы всегда в точности знаете, что будет дальше. Тот факт, что я недавно нарушил это правило, вторично посетив мадемуазель Николь, не имел отношения к делу. Это было лишь для того, чтобы испытать порошок волдырного жука. Заметим к слову, что этого принципа ни-одной-женщины-больше-чем-однажды я строю придерживался всю свою жизнь и настоятельно его рекомендую всем активным мужчинам, любящим разнообразие.
5
Этой ночью я спал как убитый. Утром меня с трудом добудилась мадам Буасвен, барабанившая в мою дверь.
— Вставайте, мсье Корнелиус! — кричала она. — Вставайте и спуститесь к гостям! Господа еще до завтрака стали обрывать мой колокольчик, требуя встречи с вами.
Чтобы одеться и спуститься вниз, мне потребовалось двадцать минут. Я открыл парадную дверь, и там, на булыжниках тротуара, стояло ни больше ни меньше как семеро людей, никого из которых я не видел прежде. В своих разноцветных ливреях со множеством золотых и серебряных пуговиц они являли собой весьма живописную группу.
Это оказались курьеры из британского, немецкого, русского, венгерского, итальянского, мексиканского и перуанского посольств. Каждый курьер имел при себе адресованное мне письмо. Я принял эти письма и тут же их распечатал. В каждом письме говорилось примерно одно и то же: им нужно было еще пилюль. Они просили еще пилюль. Они просили меня вручить пилюли подателю этого письма, etc. etc. Я попросил курьеров подождать на улице, вернулся в свою комнату и на обороте каждого из этих писем вывел следующее уведомление: «Милостивый сударь, производство этих пилюль есть весьма дорогостоящая операция. Я должен с сожалением вам сообщить, что в будущем стоимость каждой пилюли будет равна тысяче франков». В эти дни за фунт давали двадцать франков, так что я запросил за каждую пилюлю ровно пятьдесят фунтов стерлингов. А пятьдесят фунтов стерлингов стоили в 1912-м раз в десять больше, чем сейчас. По теперешнему паритету я запросил что-то около пятисот фунтов за пилюлю. Цена, конечно, анекдотическая, но я имел дело с богатыми людьми. К тому же они были свихнуты на сексе, а, как подтвердит вам любая разумная женщина, человек очень богатый и свихнутый на сексе является легчайшим объектом для любого манипулирования.
Я трусцой сбежал вниз, вернул все письма доставившим их курьерам и попросил отвезти их хозяевам. Когда я это делал, прибыли еще два посланца, с Ке д'Орсе (министерство иностранных дел) и от того генерала министерства войны или как оно там называется. А пока я торопливо писал на последних двух депешах те же самые фразы относительно цены, в изящном фиакре подъехал не кто иной, как сам мистер Мицуоко. Его внешность меня потрясла. Прошлым вечером это был жизнерадостный, ловкий, с живыми блестящими глазами японец. Этим утром ему едва хватило сил выйти из фиакра и подойти ко мне; под конец я вовремя его подхватил, не дав ему упасть.
