Клуб 12 стульев - Коллектив авторов
От станции недалеко, в колхозе,
Где я беру нередко молоко,
Подпрыгивали тетки на морозе.
Их разговор был слышен далеко.
О чем они с восторгом говорили?
Возможно,
о грядущем светлом дне
Или о том, каких коров доили.
Но думаю, что больше —
обо мне…
* * *
Писал один еженедельник.
Что Данте мучился без денег.
И мне нередко не хватало
Того презренного металла.
* * *
Повстречалися на лавке
Две букашки, две козявки.
Обоняли сена пук…
Мимо полз навозный жук.
Рассердилися букашки.
Подползли к жуку-бедняжке,
Стали мять ему бока —
Изволтузили жука.
Так они его трепали —
От усталости упали.
А потом, разинув рот,
Поглощали кислород.
Родной пейзаж
Ночь была погожей,
С россыпями звезд.
От рассветной дрожи
Пробудился дрозд.
Квакала букашка,
Дрозд в дуду дудел.
Иностранец Пашка.
В щелочку глядел…
* * *
В моей гостиной, видимо, навек
На гобелене символ жизни вышит:
«Живущий здесь почтенный человек
Книг не читает — он их пишет!»
Рецепт
Лечись настойкой мухомора!
Она тебя избавит скоро
От всех болезней и злодейства…
Лекарства свойство таково,
Что никаких побочных действий
В нем нету, кроме одного…
Давид Самойлов
Эпитафии
1.
Джо Катер здесь лежит. Его довел
До гибели, конечно, слабый пол.
Когда Джо Катер пел и веселился,
Взял слабый пол под ним
и провалился.
2.
На переводчика
Он спит в объятьях матери-природы,
Бедняк себя работой доконал.
Он на земле оставил переводы,
А под землей лежит оригинал.
Из Ионы Нежданова
За последнее время у некоторых поэтов обозначилась тяга к абракадабре. Механизм ее прост: к подлежащему можно прилепить любое сказуемое, к любому существительному— любое определение.
Смысл образуется сам собой или вовсе не образуется. Я изобрел поэта-абсурдиста, от имени которого написал несколько стихотворений вышеозначенным способом. Советую всем!
АВТОР
Твоей сплавной любви троякость,
В которой плюсованья дикость,
Зонтам кубическим не в тягость,
Вшумевшимся в равновеликость.
Разлуки встреч неравнозначны,
А в клочьях клекоты полночны.
Объятья звучны или жвачны,
А поцелуи позвоночны.
И все ж они разноязычны,
Как наводненья и серванты.
Но и не так категоричны,
Как петухи и сикофанты.
Не надо угнетаться в стены.
Дремучие как наважденье.
И спазм сосудистой системы
Воспринимать как день рожденья.
Павел Хмара
Я и вы
Я для врага — живая сила.
Я — кошелек для продавца.
Я — нудный моралист для сына,
беспутный малый для отца.
Для доктора — больное тело,
объект воздействия пилюль.
Меня ГАИ терзает смело:
я для нее — безликий нуль.
Я для жены немало значу:
что без меня ее очаг!
Я для кассирши — это сдача,
я для начальника — рычаг.
Для мамы я — ее надежда,
для автослужб — автомобиль.
Я для ученого — невежда,
а для уборщицы я — пыль.
Я для сберкассы — накопитель,
для гардеробщика — пальто.
Для Пугачевой — телезритель,
для красной девицы… никто.
Я для одних — объект заботы,
а для других — наоборот!
И вот себя спросил я: — Кто ты? —
И я сказал себе: — Я тот,
кто в многие мишени целит,
тот, кто летит то вниз, то ввысь!
Я тот, кого не каждый ценит,
но без кого не обойтись
ни продавцу,
ни бюрократу,
ни замначальника ГАИ,
ни другу и ни супостату
(с кем будет он вести бои?).
Что без меня им в жизни делать,
того не в силах я постичь!
Кого шпынять и звать обедать,
лечить, обманывать и стричь?
Жене я нужен и державе,
врагам и тем, кому помог.
Как правильно сказал Державин:
«Я — царь, я — раб, я — червь,
я — Бог!»
Я, люди, ваш! Меня вы звали,
и вот я с вами на земле!..
Но если бы вы только знали,
что вы еще нужнее — мне!
Пересмешник
Александр Иванов
