Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)
— Постойте, — удивляется Купейный, — мы всего-то металла на год получаем десять тонн. Какой дурак подписывал этот приказ?
Начальник планового отдела молча выкладывает на стол директора «Бумагу— сверху». На ней подпись: «Купейный».
Купейный смущённо молчит, вспоминает, что полгода назад действительно подписывал этот приказ.
— Почему ясли не строим? — спрашивает директор бухгалтера.
— Денег нет. Отказано…
— Кто отказал?
— Товарищ Купейный. Вы то есть…
И чего бы ни касалось дело — штатных неурядиц или замены оборудования, постройки нового корпуса или сооружения бани, — везде на пути Купейного-настоящего стоял Купейный-бывший со своими приказами, инструкциями и наставлениями.
«Срам какой, хоть фамилию меняй!» — думал директор завода в минуты отчаяния.
«А что же дальше произошло? — спросит читатель и начнёт строить догадки: — Купейный всё понял и исправился». Или другой вариант: «Его снова повысили, и ому опять легко». Могло быть и иначе: «Приятель подыскал ему новое место, где приказы и инструкции, изданные ранее Купейным, не действовали».
Ни то, ни другое, ни третье.
… В один из холодных зимних дней он отправился в областной центр. Если бы это случилось раньше, он поехал бы на машине, но машины теперь у него не было. Оставался один вариант: до станции — автобусом, а дальше — поездом.
Автобус задержался и подошёл к станции уже тогда, когда поезд дал прощальный свисток.
Купейный успел прыгнуть на подножку. Но дальше произошло страшное. Он дёрнул дверь, а она не открылась. Дёрнул ещё — то же самое.
Так и ехал он на подножке до следующей станции — на отчаянном ветру и лютом морозе.
Когда поезд наконец, остановился и Купейный ступил на перрон, он почувствовал, что руки и ноги у него не сгибаются и весь он какой-то деревянный. Скорее даже стеклянный.
— Вам плохо? — спросила оказавшаяся рядом проводница.
Купейный посмотрел на неё ледяным взглядом, хотел закричать, но только прошептал:
— Безобразие! Я ехал на подножке целую остановку. Почему у вас заперты двери?
— А они вовсе не заперты, — ответила проводница. — Вы пробовала их открыть?
— Пробовал, — сказал Купейный и показал рукой, как он дёргал дверь.
Проводница с сожалением посмотрела на него и спросила:
— А в другую сторону вы не пробовали?
… После тяжёлой болезни Купейный ушёл на пенсию. Грустно всё это окончилось. А всё отчего? Товарищ Купейный, бывший крупный работник железнодорожного транспорта, не знал, в какую сторону открывается дверь вагона. О приказах и инструкциях, изданных им, тут уж и говорить нечего.
1962
ЗЛОДЕЙ
С Дмитрием Степановичем Порыжеловым происходило что-то странное. Вроде был нормальный человек, а превратился в злодея.
Началось всё с того, что он жестоко обидел своего заместителя Малинкина. Малинкин готовился отметить день рождения, пригласил гостей, жена два дня бегала по рынкам. И вдруг накануне празднества Порыжелов отдаёт приказ: Малинкин должен немедленно вылететь в командировку, самолёт — через три часа.
Когда новорождённый узнал эту страшную весть, лицо его так изменилось, что он сразу стал казаться дет на двадцать старше.
— Как же?… Как же, Дмитрий Степанович?!
— Вот так. Поедешь — и всё.
Едва этот разговор окончился, как Порыжелову позвонила жена Малинкина. Супруга заместителя сначала умоляла, потом плакала. Потом снова стала умолять. Но безуспешно ссылалась она на то, что гости уже оповещены, а цыплята замаринованы. Порыжелов был непреклонен.
И Малинкин улетел. От гостей, от цыплят и от подарков.
В тот же день Порыжелов очень сильно огорчил ещё одного человека — своего старого друга Брынзеватого, который работал в научно-исследовательском институте. Брынзеватый пригласил Порыжелова на защиту диссертации: приходи, мол, и выскажись как производственник, ты же знаешь тему моей работы и одобрил её.
Порыжелов на защите диссертации присутствовал, но, к удивлению и ужасу Брынзеватого, диссертации не одобрил.
Как производственник Порыжелов выступал против, и, хотя говорил весьма сбивчиво, учёный совет пришёл в замешательство. Защиту диссертации пришлось отложить.
Но Брынзеватый не был последней жертвой Дмитрия Степановича.
Едва Порыжелов вернулся с защиты диссертации в свой главк, как ему позвонил старый школьный товарищ Коля Мишустин:
— Приходи сегодня ко мне. У меня дочка родилась.
Вместо того чтобы выразить горячую радость по поводу рождения дочки, Дмитрий Степанович скептически произнёс:
— Так-так… У тебя, значит, дочка? Но ты уверен, что она твоя?
Мишустин был человеком очень ревнивым, и слова насчёт того, уверен ли он, заронили в его сердце сомнение. Приглашение он отменил.
То, что делал и как поступал Порыжелов, ни с какой логикой не согласовывалось и напоминало бред.
А это и на самом деле был бред. Всё, о чём здесь рассказывалось, Порыжелов увидел во сне.
Он только что проснулся и тихо лежал в постели, размышляя об ужасах прошедшей ночи. Бывают же такие нелепые сны!
Впрочем, такие ли уж нелепые?
В ушах Дмитрия Степановича звучали возбуждённые голоса Малинкина, Брынзеватого и. Мишустина:
— Дима, у меня день рождения. Приходи. Ты не можешь отказаться. Тяпнем знатно!
— Степаныч, после защиты диссертации у меня сабантуй. Есть «Столичная», ямайский ром и коньяк «Двин».
— Порыжелов, отметим мою дочку! Мы же с тобой на одной парте сидели. Не придёшь — всем скажу; сволочь и зазнался. В холодильнике — шесть бутылок. И все ждут тебя.
Дмитрий Степанович повернулся и ощутил тупую, ломящую боль в голове. Отчего же болит голова? Ах да, вчера он был у одного приятеля, сын которого только что окончил музыкальную школу. Ну, и по этому поводу…
Приятель — хороший, заслуженный человек, обидеть его было нельзя. Порыжелов к нему поехал. Правда, с опозданием. Когда он появился перед пиршественным столом, все гости закричали:
— Штрафную Порыжелову!
Дмитрий Степанович пить не хотел, стопку пригубил и отставил. Но это незамеченным не прошло. Приятель, отец окончившего музыкальную школу, возмутился:
— Брось ты эти штучки, Дима! У нас такая традиция — пить до дна.
И Порыжелов пил. Потом как-то добрался домой.
— И после всего этого — такой сон.
Чем его объяснить? Видимо, тем, что у Дмитрия Степановича появилось желание нарушить традиции. Надо же когда-то и трезвым быть!
1963
ПУЗЫРЁВ
(Рассказ ревизора)
Образ жизни у меня кочевой. Езжу по городам, ревизии провожу. И столько людей разных встречать приходится и говорить с ними, что всех и не упомнишь.
Иду иногда по улице какого-нибудь областного центра, а меня окликают, руку протягивают:
— Здравствуйте!
Здороваюсь, смотрю на собеседника. Лицо вроде знакомое, а вот где видел, не знаю и по фамилии назвать не могу.
А недавно бродячая судьба снова столкнула меня с Пузырёвым. Ну, этого забыть невозможно.
Впервые я пожал ему руку несколько лет назад, когда ревизовал республиканскую базу тары. Если не ясно, уточню: база снабжает разные организации бочками, ящиками, бумажными мешками и всякими прочими ёмкостями.
Застать на месте её управляющего было просто невозможно. Мне говорили: «Пузырёв в облисполкоме», «Пузырёв на сессии», «Пузырёв на комиссии».
Я звонил и туда и сюда, но обнаружить этого неуловимого человека не мог нигде.
«Какая странность, — думал я, — с министром легче встретиться, чем с этим хранителем бочек и бумажных мешков!»
Мои раздумья прервал старичок вахтёр:
— В исполкоме, вам сказали, наш Виктор Васильевич? А вы прямо туда и ступайте. Он где-нибудь в коридоре на подоконнике сидит, ногами болтает. Любит он там бывать…
Заметив моё недоумение, старичок добавил:
— Идите, идите. А как опознать его, сейчас скажу: высокий такой, с лысинкой, но моложавый. Костюм в полоску.
Приметы оказались точными. Пузырёва я нашёл на втором этаже. Он сидел на подоконнике и вол тихую беседу с каким-то мужчиной. Судя по тому, что оба непрестанно улыбались, речь шла о приятном и весёлом.
— Простите, вы будете Пузырёв? — спросил я обладателя полосатого костюма.
— Да, — ответил он, и улыбка мгновенно исчезла с его лица. Оно выражало теперь великую серьёзность, даже государственную озабоченность.
Потом я видел Пузырёва ещё несколько раз, и «секрет подоконника» мне стал ясен. Тарная база страшно тяготила Пузырёва. Он жаждал деятельности более широких масштабов. Но поле для неё ему не предоставляли.
Тогда Пузырёв решил сам поднять свою личность. Пусть люди думают, что он больше и выше, чем есть на самом деле.