Стас Атасов - Книга анекдотов «Красный день календаря» (анекдоты, рассказываемые по праздничным датам)

Мимо проходят колхозники и говорят:

– Ну вот, сегодня спектакль, а они еще не решили, что будут играть.

Встречаются как-то две жены новых русских. Одна говорит другой:

– Ой, вчера со своим ходили в театр на премьеру. Другая:

– Ну и что там интересного?

– Да много чего. Верка Иванова опять от мужа ушла, Светке Сидоровой ейный Вован третью норковую шубу подарил, а Ирка машину разбила.

«Новый русский» пришел со своей женой в театр на премьеру «Евгения Онегина». Сидят в зале на своих местах, вдруг жена говорит:

– Ой, смотри, Вован, вон там на третьем ряду, не Пушкин ли это сидит?

– Да ты че, с дуба рухнула?! Он же умер!

– Да нет, смотри, шевелится.

– Вы были вчера на «Свадьбе Фигаро», – спрашивает одна пожилая, интелигентная дама у другой, не менее интелигентной.

– Нет, но если я пошлю ему пусть запоздалую, но красивую телеграмму, надеюсь, он на меня не обидится.

Актриса предъявляет режиссеру:

– Почему во втором акте мне дарят искусственные цветы?! Раз вы требуете от меня настоящих эмоций, пусть и все остальное будет тоже настоящим. Пусть цветы будут живые, и обязательно чайные розы.

– Хорошо, – говорит режиссер. – Тогда в четвертом акте вас по-настоящему изнасилуют и убьют.

Во время спектакля произошел неприятный момент: в середине второго акта из-за кулис неожиданно появился монтер в сильном подпитии и с недвусмысленно отвисшими назади портками. Он, пошатываясь, сильно втянул носом воздух и голосом, поразившим публику своей силой и выражением безнадежности и скорби, изрек реплику:

– Господи, и здесь тоже воняет!

После чего удалился. Мнения критиков разделились…

Однажды в одной из сцен «Евгения Онегина» (сцена дуэли) не выстрелил пистолет. Ленский на всякий случай упал. Тогда стоявший за кулисами бас Зарецкий не растерялся и пропел:

– Он умер от разрыва сердца…

В маленьком театре играют очень плохую пьесу. Пьеса настолько плоха, что в некоторые вечера даже артисты уходят, не доиграв до конца. В третьем акте пассажиры тонущего корабля пересаживаются в лодку, которая очень мала, чтобы в ней уместились все. Тогда остающиеся на корабле обращаются с последними просьбами к тем, которые могут спастись:

– Скажи моей маме, что я любил только ее!

– Отдай браслет моей невесте и поцелуй ее за меня!

– Передай мое обручальное кольцо жене и пусть она воспитывает нашего сына честным и добрым!

И когда лодка удаляется из правой кулисы в левую, капитан тонущего корабля, стоя на мостике, кричит уплывающим:

– Когда вы будете на берегу, то позвоните моему импрессарио, что завтра я уже буду свободен!

В театре идет премьера спектакля. И вдруг выясняется, что заболел один из актеров. А так как роль была маленькой (он должен был выйти на сцену с пакетом, сказать «Я гонец из Пензы», отдать пакет и уйти), то заметили его отсутствие слишком поздно. Режиссер на грани инфаркта, актеры в панике, заменить некем. Тут смотрят: сидит пожарник дядя Ваня. Быстренько научили его, что надо сделать, переодели – и на сцену. Выходит дядя Ваня на сцену и говорит:

– Я гонец из пи. ы… Думает: «Что-то я не то сказал». Повторяет еще громче:

– Я пи…атый гонец!.. (Пауза) Еще громче:

– Я гонимый пи…ец!

Поворачивается к залу и с удивленным лицом произносит:

– Вот пи…ец я загнал.

Одному молодому актеру наконец-то досталась главная роль. В первом акте ему надо сыграть пьяного в стельку человека. Он вне себя от волнения, места себе не находит, подходит к опытному актеру и спрашивает:

– Скажите, что мне делать, я так неуверенно себя чувствую. Мне нужно сыграть пьяного, а я боюсь, что ничего не получится.

Старый актер ему и говорит:

– Ничего страшного. Спуститесь вниз, в буфет, выпейте грамм двести коньяку и играйте себе на здоровье.

Молодой думал-думал, решил, что не стоит. И вот его сцена, он выходит, отрабатывает роль. Все хорошо. Уходит со сцены. В перерыве все-таки решает зайти в буфет, опрокидывает две рюмки коньяку. Ему уже совсем хорошо, он ничего не боится… И тут он с ужасом вспоминает, что во втором акте ему надо играть абсолютно трезвого человека…

У одной женщины муж страшно пил. Она решила отучить его от пьянства и заодно приобщить к прекрасному. Вот пошли они как-то в театр. Пока жена ждала его на их местах, он успел изрядно набраться в буфете.

Вот начинается действо, муж сидит-сидит, чувствует, что ему необходимо отлить. Вышел он из зала, побродил по театру в поисках туалета и, ничего не найдя, оправился прямо возле какого-то бутафорского памятника. Затем вернулся в зал и, дабы проказать жене свою заинтересованность в спектакле, спрашивает:

– Ну что тут было во втором отделении интересного?

– Ты сыграл в нем главную роль.

Театр. Премьера. Полный зал народа. Звенит третий звонок, в зале гаснет свет, медленно открывается занавес. Сцена тускло освещена. Посреди сцены стоит стул. Из-за кулис на сцену, крадучись, выходит человек в рабочей спецовке, оглядывается по сторонам, снимает штаны, садится на стул, достает член и начинает дрочить. Зрители в шоке, у всех перехватило дыхание, и лишь с последнего ряда раздается голос:

– Господи, срам какой! Человек, пряча член и озираясь:

– Кто здесь?

«Новый русский» пригласил на премьеру свою новую подругу. Сидят на самых отличных местах, зал переполнен, все с содроганием следят за развитием сюжета. А «новый русский» сует себе палец в рот, за щеку, и резко вынимает. Получается щелчок. Подруга делает ему замечание:

– Ты же здесь не один, не мешай другим смотреть.

– Да это фигня, я еще и в театре, не видишь.

Сидят в гримерке две актрисы, старые приятельницы. Одна (томно, пудрясь):

– Ах, милочка, что за страшный сон мне нынче привидился…

Другая:

– Ах, расскажи…

Первая:

– Значит, снится мне, милочка, что я скончалась, попадаю на тот свет. И видится мне дорога, и развилка – к раю и к аду. Я, конечно, в рай, а мне апостол Павел и говорит: «Куда ж вы, милочка, вы ж были актрисой, лицедействовали всю жизнь… Вам в ад, милочка…» А его и прошу, мол, хоть глазком, хоть полглазком на рай бы взглянуть. Допустил меня апостол Павел к щелочке в заборе райском. Вижу – кущи, птички поют, благолепие. Вдруг гляжу – ты, милочка, гуляешь, песенки напеваешь, цветочки собираешь. Я к апостолу – говорю, мол, как же так, ведь она тоже актриса, тоже лицедействовала. А апостол Павел и говорит в ответ: «Да разве ж она актриса…»

Муж говорит жене у входа в театр:

– Все-таки зря ты настояла, чтобы я надел новый костюм, а не старый.

– Почему, новый костюм тебе так к лицу.

– Да, но билеты остались в старом.

В Большом театре большой кипиш. На премьеру приехал Путин. Секьюрити всех шмонает по-черному. И вот Путин сидит в зале, а в это время музыкантов и артистов по одному запускают на сцену из-за кулис через металлодетектор. Царит ужасная нервозность и напряга. И вот идет дирижер и несет какую-то черную коробочку с кнопками и циферблатом. Охрана аж о. уела и тут же скрутила дирижера. А тот кричит:

– Что вы делаете!? Это же говорящий цифровой метроном! Мне его только вчера по спецзаказу сделали!

Ну охрана говорит, мол, продемонстрируйте. Тот нажимает кнопку, в коробке что-то затикало и сказало: «Один… два… три… четыре…». Ну, пустили их на сцену, а один охранник говорит другому:

– Знаешь, если б эта коробка сказала «Четыре… три… два… один», я бы, наверно, обосрался!!!

Театр. Идет спектакль по повести «Му-Му». На первом ряду сидит благородная мадама с мопсом на коленях. Причем пес смотрит во все глаза на разворачивающееся действо. Радуется и переживает вместе с героями, хлопает в лапы, скулит и тявкает. Когда Герасим утопил бутафорскую собаку, мопс жалобно заскулил. Сидящий рядом мужик не вытерпел и спросил:

– Мадам, не кажется ли вам странным, что ваша собачка так реагирует на все происходящее на сцене?

– И не говорите! Ведь Цезарю абсолютно не понравилась сама книга!

Территорию возле Большого театра, во время так называемого субботника, убирают сами артисты. Подходит корреспондент и спрашивает у директора:

– А почему у вас все метут по-разному? Вон те танцуют, те вприсядку да вприпрыжку, те вон вообще метлой чуть ли не по воздуху машут.

– А, эти вон из группы балета, те с оперетты, а те из оперы.

– Ну, с этими понятно, а те, что с оперы, они-то что так машут?

– Грудную клетку разрабатывают.

Решили как-то раз Василий Иваныч и Петька пойти в театр, на «Лампу Алладина». Ну, как водится, напились в антракте пива, сидят, смотрят второе действие. Петьке приспичило в туалет:

– Василь Иваныч, я в сортир хочу.

– Терпи, Петька!

– Василь Иваныч, я очень хочу!