Последний бой - Стивен Майкл Стирлинг

— Хорошо, Шива. Что мне делать?

— Просто положите голову на подставку в изголовье кресла. Я активирую интерфейс.

— Но... мне ничего не нужно делать? Я имею в виду, как это...

— Если хотите, я продемонстрирую вам работу интерфейса, прежде чем мы достигнем места боя, — предложил Шива. — У нас достаточно времени, чтобы воспроизвести для вас одно из моих предыдущих сражений в основной памяти. Это будет не совсем то же самое, что тренировка на тренажерах, обычно используемая для командиров Боло, но она научит вас, как использовать и интерпретировать поток данных, и даст гораздо более четкое представление о том, что должно произойти.

Если бы Джексон нервничал чуть меньше, он, возможно, заметил бы едва уловимую нотку в тоне Шивы, которая, казалось, подразумевала нечто большее, чем просто слова. Но он ничего не заметил, глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Ладно, Шива. Давай сделаем.

Интерьер Второго Командного Пункта исчез. На мгновение, показавшееся бесконечным, Джексон Деверо завис в пустом сером небытии — странной вселенной, в которой не было ни точек отсчета, ни ощущений. Каким-то образом, он знал, что никогда не сможет это описать, не было даже отсутствия ощущений, потому что отсутствие само по себе было знакомо. Это было чужое место, которое должно было напугать его, но этого не произошло. Возможно, потому, что это было слишком чуждым, слишком непохожим, чтобы быть достаточно “реальным” и вызвать страх.

Но затем, внезапно, серое пространство исчезло. Он не вернулся во Второй Командный. Фактически, он даже не был внутри корпуса Шивы, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, где он на самом деле находится. Или, скорее, кем он был, потому что каким-то образом он превратился в Шиву. Сенсоры Боло стали его глазами и ушами, гусеницы - ногами, термоядерная установка - сердцем, оружие - руками. Он все видел, все понимал, воспринимал с почти ужасающей ясностью. Ему не нужно было объяснять тактическую ситуацию, поскольку он разделял понимание Шивы о ней, и он с благоговением и недоверием наблюдал, как Шива/Джексон с грохотом врезался в огонь противника.

Ракеты и снаряды хлестали по их боевому экрану, пучки частиц пробивали их броню, но это оружие было слишком слабым, чтобы остановить их наступление, и та часть слияния, которой был Джексон, осознала кое-что еще, кое-что неожиданное. То, что он получал от своей половины-Шивы, не ограничивалось простым сенсорным вводом или тактическими данными. Он ощущал присутствие Шивы, ощущал возвышенную, движущую цель Боло... и его эмоции.

Всего мгновения этого было достаточно, чтобы оторвать Джексона от интерфейса. Эмоции. Несмотря на то, что он знал, что Шива обладает полностью развитым интеллектом, несмотря даже на боль, которую он слышал в голосе Боло, он никогда не осознавал, что у Шивы есть настоящие эмоции. Глубоко внутри Джексон слишком хорошо понимал, что Шива это машина, чтобы совершить такой скачок, но теперь у него не было выбора, потому что он испытал эти эмоции. Более того, он разделял их, и их интенсивность и мощь обрушивались на него, как удары кнута.

Шива/Джексон продвигались вперед, "Хеллборы" и противопехотные комплексы с грохотом обрушивались на врага, и дикая волна ярости, решимости и ненависти поглотила Джексона. Целеустремленность и гнев, страх, потребность разрушать, отчаянная жажда мести расе, уничтожившей так много его создателей. Вихрь бурлил вокруг него с яростью, более ужасающей, чем вражеский огонь, и он чувствовал, как Шива отдается ему.

Перед ними появился "Фенрис", его основное орудие бешено вращалось, но у него не было времени выстрелить. Двухсотсантиметровый болт "Хеллбора" выпотрошил вражескую машину, и их нос задрался к небу, когда они раздавили мертвую тушу своими гусеницами, перемалывая ее своей железной, ненавидящей пятой. Появились самолеты и десантно-штурмовые установки, отчаянно извивающиеся в попытках прорваться сквозь сеть их оборонительного огня, но усилия атакующих были напрасны, и обломки усеивали равнину, пока их противовоздушная оборона кромсала врагов.

Вокруг них бушевало безумие боя, но они упорно продвигались вперед, стремясь к своей цели. Вражеский транспорт для перевозки войск едва не упал на бок. Пехота вываливалась из своих люков в пекло, прячась под защитой своей разбитой машины, съеживаясь, когда вокруг них взрывались молнии богов. Один из них в отчаянии указал на Шиву/Джексона и повернулся, чтобы скрыться, но успел пробежать не более пяти метров, прежде чем ураганный огонь разорвал его на куски. Его спутники еще ниже пригнулись за своим транспортом, прикрывая головы в шлемах руками, и та часть Шивы/Джексона, которая была испуганным молодым фермером с Арарата, почувствовала, что их слившиеся личности изменили курс. Тридцать две тысячи тонн брони и оружия устремились к поврежденному транспорту, хотя не было никаких причин, по которым они должны были это делать. Они могли бы продолжить движение прямо к своей цели, но не захотели. Они видели попавших в ловушку врагов, знали, что эти беспомощные пехотинцы кричат от ужаса, когда вселенная ревет вокруг них, и намеренно свернули, чтобы убить их. В них не было ни жалости, ни раскаяния — были только ненависть и удовлетворение, когда их огромные гусеницы раздавили транспорт и втоптали перепуганную пехоту в скользкую красную грязь.

Та часть, которая была Джексоном, содрогнулась, когда он оказался лицом к лицу с реальностью боя. Здесь не было ни славы, ни приключений. Даже осознание того, что он сражался за сохранение своего вида, что у него не было выбора, не могло сделать это менее ужасным. Но, по крайней мере, это был бой, сказал он себе. Враг тоже был вооружен. Он мог убить Шиву/Джексона — если бы был достаточно умел и достаточно удачлив — и почему-то это было отчаянно важно. Это не могло отменить ужас, но, по крайней мере, они были воинами, убивающими воинов, встречающимися с врагом в битве, где он тоже мог убить их.

Но затем огонь противника ослаб, и Шива/Джексон поняли, что прорвались. Перед ними замаячила цель, и потерянный, сдавленный голос фермера с Арарата закричал в безнадежном отрицании, когда он понял, что это была за цель.

У лагеря не было никакой защиты — во всяком случае, от Боло Марк XXXIII/D. Горстка пехотинцев, окопавшихся за жалкими заграждениями из колючей проволоки, обстреливала их из стрелкового оружия, но огонь не мог даже пробить их боевой щит чтобы срикошетить от брони, а их оптические датчики безжалостно фиксировали все происходящее, пока они продвигались вперед. Они видели мельконианцев — не солдат, не воительниц, не "Врагов". Они видели мирных жителей Мельконии, мужчин, женщин и детей, отцов и