Свора певчих - Даша Игоревна Пар
Вслед за Беркутами к потолку взмывали иные молодые сэвы, и если бы Реми могла в этот момент подумать о чём-то, кроме того, как бы прекратить петь, она бы увидела, что все они – те самые близнецы, о которых говорилось в заметках Виктора. Она бы поняла, что план Своры приходит в действие, и скоро воплотится целиком, и никто не сможет его остановить.
Почти никто. Свора певчих была не единственной, кто строил планы на последний день года. Когда Реми и Рене подбирались к пику, ощущая напряжение связок и почти физически чувствуя, как ломаются голоса наиболее слабых сэв, насыщая их рты кровью до удушья, раздался взрыв и музыка нырнула прямо в ад.
* * *
Самое ужасное – это то, что она даже не потеряла сознания. Реми видела всё и чувствовала всё, пока они падали вниз прямо в вопящую толпу. Только на миг она утратила зрение – перед глазами поднялась каменная крошка, и песок заскрипел на зубах, прежде чем девушка упала на спину, обо что-то ударившись затылком. А когда она открыла глаза, оказалось, что они переместились прямо из зала, каким-то невероятным образом покинув пределы взрывной волны, что помогло выжить.
Поднимаясь на ноги как пьяная, Реми сквозь дымку из пепла и крошева, в котором мелькали зарницы разбушевавшегося огня, увидела то, что осталось от Оперы. Бомба, заложенная ревунами, к счастью, не смогла разрушить многовековое здание. Остались на местах колонны. Входные ворота и стены устояли перед мощным взрывом. Даже одного взгляда хватило, чтобы догадаться – заряд был установлен под Оперой в канализационных туннелях, в том самом лабиринте, где совсем недавно девушка бродила с Константином.
Оглядевшись, Реми не увидела брата. Она попыталась позвать его, однако голос отказал, насытив горло острой, режущей болью. Приложив ладони к шее, она увидела кровь. Ей оставалось только хрипеть, пытаясь воззвать к Рене.
Стоявший в ушах звон отдалял дымно-красную картинку, в которой носились израненные люди, что ещё недавно наслаждались погожим деньком рядом с Оперой. Молодая, испуганная девушка схватила её за руку, пытаясь привлечь внимание, что-то неразборчиво мыча, пока кровь сгустками вытекала из дыры на месте правого глаза.
Это отрезвило Реми. Она высвободилась, пытаясь ответить, но видимо её собственный вид оказался достаточно страшным, раз незнакомка отпрянула, скрываясь в пыльной темноте. Подняв голову, сэва увидела, каким тусклым и дымным стало небо. Солнце больше не слепило слезящихся от пыли и грязи глаз.
Звон стал стихать, и даже собственные руки приблизились настолько, что она почувствовала их своими. Обернувшись на здание Оперы, девушка устремилась прямо к раскрытым вратам, ныряя туда и локтями распихивая выбиравшихся наружу выживших.
Все как один – незнакомцы, и Реми тянуло внутрь к своим. А оказавшись там, она чуть не отпрянула назад. То, что снаружи здание казалось целым, было иллюзией. Рухнула крыша, усеяв стеклом и кусками фасада и потолочного свода пол. Частично обвалились внутренние перегородки, и удержалось только то, что было установлено в первом варианте Оперы по планам самой Аллейн. Только база выдержала заложенную бомбу, что спасло многих и многих сэв.
Но далеко не всех.
Нервно сглотнув, Реми зажмурилась, невольно воскрешая в памяти тот самый поворотный день в театре, когда она выбиралась из здания, ступая через тела сэвушек. Прошлое настигло девушку, и она сжала зубы, стараясь двигаться медленно, подальше от вспучившегося пола, раскуроченных колонн и падающих сверху элементов Оперы. Нельзя развернуться. Она должна найти своих. Найти их всех!
И вскоре в полутьме и среди жутких, надрывных воплей, она углядела ещё одну причину.
Реми не поверила своим глазам, ведь прямо напротив неё мужчина протыкал тела выживших сэв. Она хотела броситься к нему, но застыла, когда он обернулся. Это был Виктор. Он подмигнул девушке, прежде чем добить испуганно визжащего Арнольда. Длинный нож вошёл прямо в горло. Глаза бывшего инспектора опустели.
Скрипнув зубами, Реми огляделась, находя взглядом зажатого камнем мёртвого во́рона. Она бросилась к нему, забирая парадный пистолет и наставляя его на Виктора, однако командир скрылся в густой дымке, и девушка устремилась вперёд, надеясь его отыскать.
Повсюду её окружали дымные фигуры. Она налетала на выживших сэв, отчаянно молящих о помощи. Однако вместо криков из их ртов доносились тихие стоны, так высосала их проклятая мелодия.
В голове Реми пусто. Она забыла, куда бежит, то бросаясь вперёд на тень Виктора, то выискивая среди трупов Рене, Ингу, или Феликса с Робом. Думать о том, что случилось с императорской семьёй было откровенно страшно. Возвышенность, с которой выступал император, находилась в эпицентре взрыва, и шансов, что кто-то спасся, – мало. Она даже не пыталась осмыслить, как сумела оказаться снаружи, и куда пропал Рене.
Навстречу выбежал пожилой сэв, его плечи были объяты огнём, и он налетел на неё, сбивая с ног, отчего она врезалась в колонну, ударившись носом, из которого тотчас потекла кровь. А неизвестный скрылся в рыже-красной тьме, крича изо всех сил.
Реми прислонилась спиной к стене, утирая нос. Её рука с пистолетом ходила из стороны в сторону от усталости, а в голове вновь и вновь звучал грохот взрыва, а перед ним – тягучие пение. Она уже не понимала, зачем вернулась в здание, и кого рассчитывала найти. Не хватало воздуха, кружилась голова, а от дыма глаза болели с такой силой, что она почти ничего не видела.
– Реми!
Сквозь тьму выступает Костя, а рядом с ним братья Сычёвы и Кристина. Четвёрка изрядно пострадала: у цесаревича плетью висит правая рука, у Феликса голова обмотана какой-то тряпкой, и Роб припадает на правую ногу. Только Кристи выглядела здоровой – пара царапин да испачканный наряд.
– Ты жива, – парень налетел на неё, цепляясь за плечи, будто видя перед собой воскресшего покойника. – Ты с братом скрылась во тьме, я думал, что вас раздавило потолком! Мы уцелели только благодаря инструментарию Оперы – при падении оно сложилось вокруг амвона домиком, сделав укрытие и нас почти не задело. Отца с мачехой уже вывели, только Кристи заупрямилась – не захотела уходить без меня.
– Вы не видели Рене?
Голос Реми как наждачная бумага, такой же сухой и мёртвый, да
