Наука, стратегия и война (Стратегия и история) - Frans P.B. Osinga
В абстрактном смысле Бойд рассматривает эти школы мысли как альтернативные способы поведения, а теории - как модели ориентации. Он рассматривает стратегические теории и стратегические концепции, подобно доктринам, как часть репертуара модели ориентации стратега, объединяя их в когнитивном измерении и в обнаружении фундаментальных сходств, когда он разбирает теории на составляющие и выражает их в системно-теоретических/неодарвинистских терминах.
Даже когда Бойд признает свои предпочтения, он все равно гораздо менее догматичен, чем, например, Лиддел Харт.3 Там, где Лиддел Харт утверждал, что все победы в конечном итоге можно приписать применению непрямого подхода, Бойд включил в книгу подробное обсуждение случаев и причин, по которым непрямой подход (или концепция блицкрига) преуспел или потерпел неудачу. Действительно, каждый способ ведения войны сопровождается обсуждением противодействия этому способу. Его взгляд был устремлен на диалектику, парадоксальный и эволюционный характер стратегии. Если Лиддел Харт считал, что победа всегда достигается в результате применения непрямого подхода, то Бойд видел процесс действия-реакции, обучения, предвидения, изобретения и контрдействий. Бойд не искал какого-то одного конкретного оптимума, но вместо этого признавал изменчивую природу войны и фокусировался на универсальных процессах и особенностях, которые характеризуют войну, стратегию, игру в победу и поражение. Таким образом, Бойд привел свою аудиторию к пониманию того, что он считал более важным: сбалансированный, широкий и критический взгляд вместо доктринерского.
Наконец, конечно, как в упрощенном, так и во всеобъемлющем виде, петля OODA является ценным нововведением в стратегической теории, указывающим на фундаментальные процессы, происходящие в любом стратегическом столкновении.
Наука и стратегическая теория
Важная новизна работ Бойда заключается в его подходе к изучению военной истории, оперативного искусства и стратегической теории. Он был первым стратегом, который ввел эпистемологические дебаты 1960-х и 1970-х годов в стратегическую мысль и увидел ценность и последствия этих дебатов для стратегии. Он соединил военную историю с наукой, построив свою теорию на основе теорий Геделя, Гейзенберга, Поппера, Куна, Пиаже и Поланьи, которые подчеркивали неизбежность неопределенности в любой системе мышления (а также ограниченность ньютоновской парадигмы). Кибернетика и теория систем предложили ему концепцию обратной связи, сочетание анализа и синтеза, а также Второй закон термодинамики и энтропию, различие между открытыми и закрытыми системами, важность взаимодействий и отношений и необходимость целостного подхода. Когнитивная революция в сочетании с неодарвинистскими исследованиями показала ему роль схем, сформированных генетикой, культурой и опытом. Теория хаоса подчеркнула нелинейность поведения. Эти идеи в разных обличьях вернулись в теорию сложности, подчеркивая общую тему адаптации. Таким образом, он ввел в стратегическую теорию концепцию открытых сложных адаптивных систем, борющихся за выживание в спорном, динамичном, нелинейном мире, полном неопределенности, постоянно пытающихся улучшить и обновить свои схемы и репертуар действий, а также свое положение в экологии организации.
Такой эклектичный холистический подход стал аргументом сам по себе: он считал его необходимым условием для здравого стратегического мышления. Он хотел привить своей аудитории не столько доктрину, сколько понимание динамики войны и стратегии и стиль мышления об этой динамике, отличающийся от детерминистского мышления, преобладавшего в стратегическом дискурсе 1960-х и 1970-х годов. Применение его аргументов на практике - постоянная демонстрация динамики хода и контрхода, обнажение и анализ сути определенных стратегий, а затем их объединение с новыми идеями и гипотезами - позволило ему расширить и "углубиться" в суть стратегии и войны по сравнению с предыдущими стратегами. Она показала ему сходства и параллели между различными способами ведения войны или категориями конфликтов, а также отличительные особенности, присущие только им.
Наука также помогла ему по-новому объяснить и связать все воедино и привести его к новым перспективам, гипотезам и прозрениям. Она дала ему новые метафоры для концептуализации стратегии и войны. Она также позволила ему установить связь между стратегическим поведением различных видов организмов и увидеть сходство, предположив, что то, что применяется в войне, часто применяется и в других сферах конкуренции, и наоборот.
Хотя многие до него признавали, что война и стратегия вращаются вокруг разума,4 ни один современный стратег не разработал теорию, основанную на научных концепциях, которые Бойд обнаружил в ходе целенаправленного и широкого изучения научной литературы в то время, когда произошла смена парадигм, которую с тех пор называют эпохой постмодерна. Это привело к созданию уникального набора терминов и понятий, нового языка, который привел его к совершенно новой концептуализации стратегического поведения и пониманию сути игры в победу и поражение.
Первый постмодернистский стратег
Действительно, основываясь на предыдущем наблюдении, в свете его эклектичного подхода, конкретных источников, из которых он черпал вдохновение и понимание, а также из-за близкого сходства его метода и аргументов с ведущими современными постмодернистскими теоретиками, представляется плодотворным и оправданным считать Бойда первым постмодернистским стратегом.
Он назвал свою работу "Дискурс", потому что именно через взаимодействие с публикой можно было добиться понимания и смысла. Он также вел дискурс с историей и наукой, используя различные линзы для анализа событий, чтобы извлечь смысл и понимание сложного явления, называемого войной, и нелинейного поведения людей и попыток контролировать события в ней через диалектический процесс, постоянный процесс анализа и синтеза, основанный на опыте, культуре, генетике, отношениях человека с другими людьми и т. д.
Более того, его подход и взгляды на бой и стратегию неявно заложены в постмодернистских эпистемологических принципах. Как и в случае с постмодернизмом, в основе взглядов Бойда на войну и стратегию лежит фундаментальный вопрос эпистемологии и взгляд на знание как на разворачивающийся, развивающийся, диалектический и неопределенный процесс. Его первый шаг в разработке "Дискурса" - это попытка выяснить, как мы развиваем знание, как мы учимся. Его исходная посылка заключается в том, что мир в основе своей неопределенен, истина - это арена борьбы, знание - это оружие, как и способность развивать свою базу знаний. Он предостерегает от монохроматического взгляда и утверждает, что командные организации должны состоять из людей с разными системами координат, обеспечивая тем самым разнообразие интерпретаций одного наблюдения. Истина, говоря постмодернистскими терминами, диалогична; она возникает в результате общения людей. Присвоение значения событиям, явлениям или объектам - это не просто индивидуальный процесс. Сама петля OODA действительно является эпистемологическим утверждением. Это абстрактная теоретическая модель того, как мы получаем знания из окружающей среды. Несмотря на то, что он был бы более знаком с Куном, чем с Лиотаром, Бурдье, Деррида или Гидденсом, их идеи находят отклик в "Дискурсе".
Как модель постмодернистской стратегии, ценность петли OODA и аргументов, которые Бойд приводит, используя ее, заключается в указании на нетрадиционные инструменты
