Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам - Дуглас Мюррей
Жизнь главного героя, Франсуа, не только суха в обычной уэльбекской манере, но и болезненно нуждается в разрядке. По мере того как французская культура и общество разлагаются вокруг него, два особых откровения выделяются на общем фоне. Первое происходит в результате того, что его девушка-еврейка решает покинуть Францию и присоединиться к своей семье в Израиле. После сексуально-атлетической финальной встречи она спрашивает его, что он будет делать, особенно теперь, когда университет, похоже, закроется, когда к власти придет мусульманская партия. Я нежно поцеловал ее в губы и сказал: "Для меня не существует Израиля ". Не очень глубокая мысль, но так оно и было". На самом деле это очень глубокая мысль.
Но более глубокий духовный момент в романе кроется именно в размышлениях Франсуа о своем научном интересе. Уэльбек (как и многие его литературные критики) предполагает, что его читатели будут незнакомы с творчеством Гюисманса, но значительная часть из них читала или хотя бы слышала о романе "Против природы" (A Rebours), одном из центральных текстов французского декаданса конца XIX века. К моменту начала действия романа Франсуа устает от своего увлечения Гюисмансом, как многие ученые устают после того, как их первая любовь перекрывается годами одинаковых лекций и вопросов. Но выбор Гюисманса в качестве постоянного присутствия в романе очень важен, потому что по мере его развития Франсуа не только заново открывает для себя часть своей страсти к Гюисмансу, но и сталкивается с одной из центральных проблем жизни Гюисманса. Как и многие его современники-декаденты по всей Европе, Гюисманс в конце концов был принят в Римско-католическую церковь. Этому пути Франсуа пытается подражать, в то время как вокруг него все рушится, а намеки, а затем спорадические и шокирующие вспышки насилия становятся обычным делом во всей Франции.
Франсуа даже возвращается в монастырь, в котором Гюисманс обрел свою веру и в котором молодой Франсуа провел некоторое время в поисках своего литературного кумира в юности. Он сидит перед той же Мадонной, и его размышления устремлены к той же цели. Но ему это не удается: он может вернуться к истокам, может даже открыться моменту, но не может совершить необходимый прыжок веры. И тогда он возвращается в Париж, где университетские власти - теперь уже исламские - объясняют Франсуа (которого они щедро одарили пенсией) логику ислама. И не только логику того, что он вернет себе карьеру в Сорбонне, если обратится в ислам, но и логику того, как это отразится на других сферах его жизни. У него будут жены (до четырех, и моложе - если он захочет - даже чем его обычные вкусы). И, конечно, он впервые станет частью сообщества, имеющего смысл. Он сможет продолжать наслаждаться большинством из тех немногих удовольствий, которые у него были, и получит гораздо больше, чем считал возможным, в плане комфорта. В отличие от прыжка, необходимого для того, чтобы стать католиком, логика ислама практична и в обществе, созревшем для подчинения, становится неопровержимой.
Еще до выхода романа в свет вокруг "Представления" стоял вопрос о том, насколько правдоподобно видение романа. С момента публикации на этот вопрос, кажется, был дан ответ. Бесконечные мелкие детали рифмуются. Например, в преддверии решающих выборов французские СМИ и ведущие политики намеренно замалчивают истории, представляющие реальный интерес. Французские читатели вспомнят события декабря 2014 года во Франции, когда мусульманские экстремисты с криками "Аллаху Акбар" въезжали в толпы людей, а политики и СМИ отмахнулись от этих событий как от бессмысленных дорожных инцидентов. Есть и портрет лидеров еврейской общины, которые остаются рядом, чтобы льстить своим врагам и вести переговоры в свою пользу, несмотря на то что все предвещает уничтожение их общины. И, конечно, самый правдивый замысел романа - это изображение класса политиков, которые так хотят казаться прежде всего "антирасистами", что в итоге льстят и отдают свою страну в руки самого страшного и быстрорастущего расистского движения своего времени.
Но важнее политического анализа - диагноз общества. Если Уэльбек и возвышается над большинством современных романистов, то только потому, что он осознает глубину и масштабность вопросов, стоящих сейчас перед Западной Европой. Самое удачное стечение обстоятельств в его карьере - то, что его творчество достигло художественной зрелости вовремя, чтобы запечатлеть общество, переходящее от перезрелости к чему-то другому. Но во что именно? К декадансу и варварству или к спасению? И если спасение, то какое и чье?
Конец
Спустя год после важного решения канцлера Меркель политики, звезды СМИ, знаменитости и другие люди продолжали настаивать на том, что Европа должна продолжать принимать мигрантов по всему миру. Те люди, в том числе широкая общественность, которые продолжали сомневаться в этой политике, неоднократно назывались холодносердечными и, возможно, расистами. И вот даже через год после того, как ситуация в Европе была признана катастрофой, военно-морские патрули в южном Средиземноморье продолжали забирать людей тысячами. Действительно, по данным собственных агентств ЕС, число мигрантов, прибывших в Италию в июле 2016 года, на 12 процентов превысило показатели июля 2015 года. Спустя год после того, что должно было стать пиком, более десяти тысяч человек были подобраны у побережья Северной Африки всего за 48 часов. Всякий раз, когда СМИ сообщали об этих событиях, они описывали мигрантов как "спасенных" или "спасшихся" из Средиземного моря. В большинстве случаев европейские суда просто подплывали все ближе к североафриканскому берегу и забирали людей из лодок, на которых они были высажены несколькими минутами ранее. Но на самом деле подразумевалось, что их "спасают" и "вызволяют" из ужасных ситуаций, из-за которых они изначально отправились на лодках. И, как и прежде, все детали не имели значения.
Среди отсутствующих деталей был тот факт, что в потоке мигрантов в Италию почти не было сирийцев, участвовавших в гражданской войне. Вместо этого они почти все были молодыми африканцами из стран южнее Сахары. Еще один момент, который мог бы заинтересовать , заключается в том, что то, от чего они бежали, вполне возможно, было не хуже того, от чего сотни миллионов
