Свора певчих - Даша Игоревна Пар
– С чего вы так меня невзлюбили? Я сделала что-то не так? Может мы встречались прежде? Откуда такая неприкрытая антипатия с первого же дня?
– Я лазутчика за версту чую. А ты насквозь провоняла духом ревунов. Как и твой отец, и брат Павел. Лозунги, падающие с твоих губ, неприкрыты и злы. Ты не сэва, ты девка с промытыми мозгами, с хорошей легендой, но недостаточной, чтобы я в неё поверил. Хотя да, многих ты обставила вокруг пальца. Молодец, хороший агент! – приторно-зло говорил он, смакуя слова и постукивая пальцем по папке.
– Значит сразу к обвинениям? Не кажется, что вы просто подгоняете факты под уже составленное мнение? Не хотите услышать, что я скажу?
– Мы здесь именно для этого.
Сделав глоток и подумав немного, Реми заговорила. Её правда смешивалась с недомолвками, с обрывками сведений. Она умолчала об участии Рене и ребят, но рассказала о Паше, о том, что знал он. Рассказала о странных порталах, о существах, похожих на сэв, пытавшихся утащить её туда. И конечно о Своре. О своих подозрениях, о раскопанных доказательствах, о Викторе. И как оказалась в том доме.
Где-то в середине она поняла, что одних слов мало, но иного у неё не было, а лицо Ульриха чересчур покраснело, когда она заикнулась о командире Грифе. Тут бы ей и остановиться, но она не могла не договорить. В итоге получила ровно то, что и должна была.
– Большей чуши эти стены не слышали, – резюмировал Ульрих, облизывая губы и с издевательским сочувствием поглядывая на девушку. – Хочешь расскажу, что узнал сам? Ты была найдена в доме, используемым группировкой Рёв свободы для координации действий. В доме, где были найдены улики подготовки ревунов к диверсии в отношении сэв. Там изготавливались фальшивые доказательства того, что именно мы виновны в появлении морликаев.
Его взгляд заострился до состояния хирургического скальпеля, которым он, несомненно, мечтал вскрыть голову ненавистной сэвы:
– А теперь скажи, ты ходила туда, чтобы доложить об успехах с цесаревичем? Получить новые указания?
– Нонсенс! Я…
Мужчина хлопнул папкой по столу и раскрыл её, выуживая фотографии.
– Вот, что я думаю, ревун Ремия. Ты не из Беркутов. Вероятно, тебя действительно похитили в детстве, но не из дома графа. Ты полукровка. И нуждаешься в зелье, усиливающем способности. Потому так долго не могла запеть – силёнок без регулярной подпитки не хватало. Тебя с детства воспитывали, как ревуна, чтобы в нужный момент использовать и подложить как кукушонка в дом Беркутов, зная, что их сынок плотно общается с детьми императора. Ты должна была внедриться в их семью, стать своей, чтобы использовать возникшие связи для убийства императора и его наследника.
Ульрих видел, как вытягивается лицо девушки, как расширяются её зрачки в непритворном шоке от его подозрений, но его мысли двигались в одном направлении: «До чего талантливая актриса!»
– Одно из заданий ты выполнила с блеском. Воспользовавшись слабостью Константина, ты с подельниками влезла в сокровищницу императора. Что же вы забрали оттуда? – и, не дожидаясь её ответа, он продолжил: – Ты совершила прокол, когда засветилась в доме Рейбах и чуть не попала в руки Виктора, который и рассказал о своих подозрениях.
Сердце Реми пропустило удар.
– Что? Вы говорили с ним?
– А иначе как я узнал, где ты, милочка?
– Ну конечно, моё слово против его, – фыркнула Реми, скрещивая руки. – Что же, выходит вы уже всё решили, так зачем эта профанация? Посадите в камеру и на этом закончим. Только не удивляйтесь, когда в новогодний вечер, когда вся ролльская знать соберётся в опере, случится нечто непоправимое.
– Что-то конкретное? – с притворным беспокойством спросил Ульрих, выуживая ручку, чтобы записать показания.
Реми сумрачно глянула на него, но не ответила. Что именно произойдёт? Будет ли это открытием порталов? Или же торжеством морликаев? Им так и не удалось узнать, что задумала Свора. Однако сэва была уверена, что всё это связано с люцианитами. И тот, кто ответил ей через зеркало, – не был с Земли.
– Знаете, вы можете считать меня кем угодно, но послушайте моего совета и измерьте радиационный фон в той комнате, где арестовали меня.
Это всё, что пришло ей в голову. Но Ульриха она не убедила.
– Вот, что будет дальше, сударыня. Я передам все полученные сведения в руки императора и испрошу дозволения обращаться с вами не как с дворянкой, а как с дворняжкой, пособницей ревунов. А получив оное, я применю все известные методы допроса, чтобы клещами вытащить из вас правду, милочка.
Последние слова Ульриха прозвучали горячо и многообещающе. Так, что даже уставшая от допроса Реми вздрогнула, мужаясь перед грядущем.
* * *
Она спит на нарах в одиночной камере и видит то проклятое место, от которого так надеялась убежать. Куда переносится её сознание? В выдуманный мир, созданный под влиянием кошмаров, пережитых наяву? Или отправляется прямиком в ад, где грешники из грязи восстают в виде морликаев? А может куда-то ещё? В непознанное место, дремучим людом названное адом?
Здесь мягкая земля, а немногочисленные, в паутине и серых лианах, деревья искривлены как под безумством тысячи ветров. Укрытая мхом и лишайником почва пружинит под ногами, а за спиной в воздух взлетает пепел на месте её шагов. Терпкий, как настоянный в дубовых бочках коньяк, воздух пьянит, вползая в лёгкие песчинками специй и приторных трав, мешаясь с горечью и медью.
Реми стоит на пологом холме, откуда открывается вид на широкое редколесье, взбирающееся на гору до самого горизонта. Там, на вершине, замок с вытянутыми шпилями и острыми башнями, в которые беспрестанно бьют молнии, озаряя белыми вспышками красное как от крови небо.
Ей чудится чужое дыхание, притяжение с той стороны, чей-то тяжёлый, как молот, взгляд, вгрызающийся в неё, чтобы как по леске через крючок, подсаженный в грудь, притащить на аркане к замку. Если шевельнуться, вздохнуть ненароком чуть сильнее или же от сухого ветра моргнуть, то хрупкое равновесие падёт и всё придёт в движение.
Её отвлёк тоскливый плач морликаев, ползающих позади и проносящихся в высоте, напоминая о гнетущей скорби. О потери, случившейся так давно…
– Если впустишь печаль этого места, не сможешь его покинуть, – детский голосок прозвучал очень близко.
Краем глаза, она заметила мальчишку не старше десяти. Соломенного цвета волосы, прямые и неаккуратно обстриженные, грубая рубаха до колен, подпоясанная верёвкой, босые ноги в
