Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант
И все же у Конфуция тоже были свои утопии и мечты, и, возможно, он иногда сочувствовал людям, которые, убежденные в том, что династия утратила "великий указ" или "мандат Неба", разрушали одну систему порядка в надежде воздвигнуть на ее руинах лучшую. В конце концов он стал социалистом и дал волю своей фантазии:
Когда преобладает Великий принцип (Великого сходства), весь мир становится республикой; избирают людей талантливых, добродетельных и способных; говорят об искреннем согласии и культивируют всеобщий мир. Таким образом, люди не считают своими родителями только своих родителей, а своими детьми - только своих детей. Пожилым людям до самой смерти обеспечивается достойное пропитание, людям среднего возраста - работа, молодым - средства для взросления. Вдовцы, вдовы, сироты, бездетные мужчины и инвалиды по болезни получают достаточное содержание. Каждый мужчина имеет свои права, а каждая женщина защищает свою индивидуальность. Они производят богатство, не желая, чтобы оно было выброшено на землю, но и не стремясь сохранить его для собственного удовольствия. Не любя безделья, они трудятся, но не только ради собственной выгоды. Таким образом, корыстные замыслы подавляются и не находят выхода. Грабители, мошенники и мятежные предатели не существуют. Поэтому внешние двери остаются открытыми и не закрываются. Это и есть состояние, которое я называю Великим Подобием.143
6. Влияние Конфуция
Конфуцианские ученые - их победа над легалистами - недостатки конфуцианства - современность Конфуция
Успех Конфуция был посмертным, но полным. Его философия затронула практическую и политическую ноту, которая приглянулась китайцам после того, как смерть устранила возможность настаивать на ее реализации. Поскольку литераторы никогда не могут примириться с тем, что они литераторы, литераторы веков после Конфуция усердно придерживались его доктрины как пути к влиянию и государственной службе и создали класс конфуцианских ученых, которому суждено было стать самой влиятельной группой в империи. То тут, то там возникали школы для преподавания философии Учителя, переданной его учениками, развитой Менцием и дополненной тысячами пандитов в течение времени; и эти школы, как интеллектуальные центры Китая, поддерживали жизнь цивилизации в течение столетий политического краха, подобно тому как монахи сохранили некоторую долю древней культуры и некоторую степень социального порядка в темные века, которые последовали за падением Рима.
Конкурирующая школа, "легалисты", некоторое время оспаривала лидерство конфуцианской мысли в политическом мире и время от времени определяла политику государства. Поставить правительство в зависимость от доброго примера правителей и врожденной доброты управляемых, говорили легалисты, означало пойти на значительный риск; история не давала избытка прецедентов для успешного применения этих идеалистических принципов. Править должны не люди, а законы, утверждали они; и законы должны соблюдаться до тех пор, пока они не станут второй натурой для общества и им не будут подчиняться без принуждения. Народ недостаточно умен, чтобы хорошо управлять собой; лучше всего он процветает при аристократии. Даже торговцы не слишком умны, но преследуют свои интересы зачастую в ущерб государству; возможно, говорили некоторые из легалистов, государству было бы разумнее социализировать капитал, монополизировать торговлю, предотвратить манипулирование ценами и концентрацию богатства.144 Это были идеи, которым суждено было появиться снова и снова в истории китайского правительства.
В конечном итоге философия Конфуция одержала победу. Позже мы увидим, как могущественный Ши Хуан-ти, имея в качестве премьер-министра легалиста, попытался положить конец влиянию Конфуция, приказав сжечь всю существующую конфуцианскую литературу. Но сила слова оказалась сильнее силы меча; книги, которые "первый император" хотел уничтожить, стали святыми и ценными благодаря его вражде, и люди умирали как мученики, пытаясь сохранить их. После смерти Ши Хуан-ти и его короткой династии более мудрый император У Ти вывел конфуцианскую литературу из подполья, дал должность ее ученикам и укрепил династию Хань, внедрив идеи и методы Конфуция в образование китайской молодежи и государственное управление. В честь Конфуция были установлены жертвоприношения, тексты классиков по приказу императора были высечены на камне и стали официальной религией государства. Подвергаясь временами влиянию даосизма и затмевая на некоторое время буддизм, конфуцианство было восстановлено и возвеличено династией Танг, а великий Тхай Цун приказал воздвигнуть храм Конфуцию и принести в нем жертвы ученым и чиновникам в каждом городе и деревне империи. Во времена династии Сун возникла энергичная школа "неоконфуцианцев", чьи многочисленные комментарии к классике распространили философию Учителя в различных разбавлениях по всему Дальнему Востоку и стимулировали философское развитие в Японии. С момента возвышения династии Хань до падения маньчжуров - то есть на протяжении двух тысяч лет - учение Конфуция формировало и доминировало в сознании китайцев.
История Китая может быть написана в терминах этого влияния. Поколение за поколением труды Мастера становились учебниками для официальных школ, и почти каждый юноша, прошедший через эти школы, заучивал их наизусть. Стоический консерватизм древнего мудреца вошел почти в кровь народа и придал нации, а отдельным людям достоинство и глубину, равных которым нет ни в мире, ни в истории. С помощью этой философии Китай развил гармоничную общественную жизнь, ревностное восхищение обучением и мудростью, а также спокойную и стабильную культуру, которая сделала китайскую цивилизацию достаточно сильной, чтобы пережить любое вторжение и переделать каждого захватчика по своему образу и подобию. Только в христианстве и буддизме мы можем вновь найти столь героические усилия по преобразованию в приличия природной жестокости людей. И сегодня, как и тогда, для любого народа, страдающего от расстройства, вызванного интеллектуалистским образованием, упадком морали и ослаблением индивидуального и национального характера, нет лучшего лекарства, чем усвоение конфуцианской философии молодежью страны.
Но эта философия не могла быть полноценным питанием сама по себе. Она хорошо подходила для нации, пытающейся из хаоса и слабости превратиться в порядок и силу, но она оказалась бы кандалами для страны, вынужденной в условиях международной конкуренции меняться и расти. Правила приличия, призванные формировать характер и социальный порядок, стали смирительной рубашкой, заставляющей почти каждое жизненно важное действие вписываться в предписанную и неизменную форму. В конфуцианстве было что-то чопорное и пуританское, слишком тщательно сдерживающее естественные и энергичные порывы человечества; его добродетель была настолько полной, что приводила к стерильности. В нем не оставалось места для удовольствий и приключений, а также для дружбы и любви. Он помогал держать женщину в покорном унижении,145 а его холодное совершенство заморозило нацию в консерватизме, столь же враждебном прогрессу, сколь и благоприятном для мира.
Мы не должны обвинять во всем этом Конфуция; нельзя ожидать, что
