Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант
Сначала у него было всего несколько учеников, но вскоре разнеслась весть, что за губами быка и ртом, как море, скрывается доброе сердце и хорошо одаренный ум, и в конце концов он мог похвастаться, что три тысячи молодых людей учились у него и перешли из его дома на важные посты в мире. Некоторые из учеников - а их было семьдесят - жили с ним, как индуистские послушники со своим гуру; они прониклись к нему привязанностью, которая часто выражалась в их протестах против того, что он подвергал свою личность опасности или клеветал на свое доброе имя. Хотя он всегда был строг с ними, некоторых из них он любил больше, чем собственного сына, и безмерно плакал, когда умер Хвуй. "Был Ен Хвуй, - ответил он герцогу Гэ, спросившему, кто из его учеников учится лучше всех, - он любил учиться. . . . Я еще не слышал ни об одном человеке, который любил бы учиться (как он). . . . Хвуи не оказывал мне никакой помощи; не было ничего, что я говорил, что не приводило бы его в восторг. ... . . Он не выказывал своего гнева, не повторял проступков. К сожалению, назначенное ему время было коротким, и он умер; и теперь нет (другого такого)".72 Ленивые ученики избегали его или получали от него укоризненные взгляды, ибо он был не прочь проучить нерадивого ударом своего посоха и отправить его в путь с безжалостной правдивостью. "Тяжело тому, кто целый день набивает себя едой, ни к чему не прикладывая ума... . . В юности не смиряется, как подобает младшему; в зрелости не делает ничего, достойного того, чтобы его передавали по наследству; и доживает до старости - вот кто должен быть вредителем".73
Он, должно быть, представлял собой странную картину, когда стоял в своих комнатах или, с почти равной готовностью, на дороге и учил своих учеников истории и поэзии, манерам и философии. На портретах, созданных китайскими художниками, он изображен уже в зрелом возрасте, с почти безволосой головой, обрюзгшей и узловатой от опыта, и лицом, на котором с ужасающей серьезностью не было заметно ни юмора, ни нежности, ни острой эстетической чувствительности, которые делали его человеком, несмотря на невыносимое в иных случаях совершенство. Один из его учителей музыки описал его в раннем среднем возрасте:
Я заметил в Чунг-ни много признаков мудреца. У него речные глаза и драконий лоб - характерные черты Хуангти. Руки у него длинные, спина как у черепахи, а рост - девять (китайских) футов шесть дюймов. ... . . Когда он говорит, то восхваляет древних царей. Он движется по пути смирения и вежливости. Он слышал обо всех предметах и сохраняет их в памяти. Его знания о вещах кажутся неисчерпаемыми. Не в нем ли мы видим мудреца?74
Легенда приписывает его фигуре "сорок девять замечательных особенностей". Однажды, когда случай разлучил его с учениками во время его скитаний, они сразу же нашли его по сообщению одного путешественника о том, что он видел чудовищного человека с "удрученным видом бродячей собаки". Когда они повторили это описание Конфуцию, тот очень развеселился. "Капитал!" - сказал он, - "Капитал!"75
Он был старомодным учителем, считавшим, что соблюдение дистанции необходимо для педагогики. Он не был формальным человеком, и правила этикета и вежливости были его пищей и напитком. Он пытался сбалансировать природный эпикуреизм инстинктов с пуританством и стоицизмом своей доктрины. Временами он, кажется, предавался самовосхвалению. "В деревне из десяти семей, - говорил он с некоторой сдержанностью, - может найтись один благородный и искренний, как я, но не столь любящий учиться".76 "В письмах я, пожалуй, равен другим людям, но (характер) высшего человека, осуществляющего в своем поведении то, что он исповедует, - вот чего я еще не достиг".77 "Если бы нашелся кто-нибудь из князей, кто нанял бы меня, то за двенадцать месяцев я бы сделал что-нибудь значительное. За три года (правительство) было бы доведено до совершенства".78 В целом, однако, он относился к своему величию со скромностью. "Было четыре вещи, - уверяют его ученики, - от которых Мастер был полностью свободен. У него не было ни предрешенных выводов, ни произвольных предопределений, ни упрямства, ни эгоизма".79 Он называл себя "передатчиком, а не создателем".80 и делал вид, что просто передает то, чему научился у добрых императоров Яо и Шуня. Он очень хотел славы и места, но не шел на бесчестные компромиссы, чтобы добиться или сохранить их; он снова и снова отказывался от назначения на высокие посты людей, чье правление казалось ему несправедливым. Человек должен говорить, - советовал он своим ученикам, - "Меня не волнует, что у меня нет места; меня волнует, как я могу соответствовать ему. Меня не беспокоит, что меня не знают; я стремлюсь быть достойным того, чтобы меня знали".81
Среди его учеников были сыновья Манг Хэ, одного из министров герцога Лу. Через них Конфуций был представлен ко двору Чжоу в Ло-яне; но он держался на скромном расстоянии от чиновников, предпочитая, как мы уже видели, навещать умирающего мудреца Лао-цзе. Вернувшись в Лу, Конфуций застал свою родную провинцию в таком беспорядке из-за гражданских распрей, что в сопровождении нескольких своих учеников удалился в соседнее государство Тси. Проезжая по пути через труднопроходимые и пустынные горы, они с удивлением обнаружили старую женщину, плачущую у могилы. Конфуций послал Цзе-лу узнать причину ее горя. "Отец моего мужа, - ответила она, - был убит здесь тигром, и мой муж тоже, а теперь та же участь постигла и моего сына". Когда Конфуций спросил, почему она продолжает жить в таком опасном месте, она ответила: "Здесь нет деспотичного правительства". "Дети мои, - сказал Конфуций своим ученикам, - запомните это. Деспотичное правительство свирепее тигра".82
Герцог Цай дал ему аудиенцию и остался доволен его ответом на вопрос о хорошем правительстве. "Хорошее правительство - это когда князь - князь, а министр - министр; когда отец - отец, а сын - сын".83 Герцог предложил ему в качестве поддержки доходы от города Линь-кэу, но Конфуций отказался, заявив, что
