Ты тоже видишь смерть - Морита А
Замок наконец защелкнулся, я закинул сумку из корзины на плечо, обернулся… и мозг словно завис.
— Что, наплел-таки про простуду? Не верю, чтоб ты — и заболел!4
Я толком не услышал, что он сказал. Если честно, я совершенно остолбенел.
— Арата, ты чего? Как будто призрака увидел. — Он озадаченно глядел на меня.
— Ничего, — кое-как выдавил я дрожавшим голосом.
Аккурат над «гнездом» у него на голове, уложенном по последней моде, висело еще кое-что, от чего я не мог оторвать взгляд.
Число 85.
Я не запомнил, о чем мы с Кадзуей говорили в поезде. От чего он умрет? Что убьет его? Что такое случится через восемьдесят пять дней? В голове роились вопросы. Мне уже осточертело видеть во сне цифры над головами близких. От таких кошмаров я всегда просыпался в холодном поту и выжатым как лимон.
Однако на сей раз я не спал. И как ни тяжко об этом думать, но число показывало обратный отсчет до смерти друга.
Снедаемый тревогой, я сам не заметил, как мы поднялись по школьной лестнице. Десятиклассники занимались на четвертом этаже, и лично я — в параллели «Б».
Как можно незаметнее и тише я проскользнул в заднюю часть класса. Нам с Кадзуей, к слову, повезло оказаться в одной параллели, а другими друзьями я за первый триместр так и не обзавелся из-за стеснительности. Кадзуя мне за это попенял, поэтому начиная со второго триместра я собирался больше общаться с одноклассниками, но надобность в этом сама собой отпала. Все равно жить оставалось всего три месяца — не до новых знакомств. С начала учебного года я всем запомнился как мрачный парень, который сидел, уткнувшись в книжку, в углу кабинета, и я решил не выходить из образа остаток срока.
Однако сразу после летних каникул нас, похоже, пересадили, и Кадзуя показал мне мое новое место — последнее в среднем ряду.
Одноклассники поглядывали на меня украдкой, но я, не обращая на них внимания, вытащил из сумки книжку в мягкой обложке и уткнулся в нее, всем видом показывая: не разговаривайте со мной.
Впереди расхохотались. Четверо парней сбились в кучку, и Кадзуя среди них. Он всегда легко заводил друзей, поэтому уже завоевал место в самом сердце класса. Он весело смеялся, и цифры над его головой колебались в такт. Я невольно вздохнул.
Все-таки не верится, что он умрет на пять дней раньше меня. Мне очень хотелось надеяться, что сюда вкралась какая-то ошибка.
Наконец я заставил себя оторвать взгляд от мерцающих цифр и вернуться к книге. Я честно водил глазами по колонкам текста, но в памяти у меня не отпечатывалось ни слова.
Весь день я читал не отрываясь, и на занятиях, и на переменах. Хотя и не запомнил о чем.
После уроков Кадзуя быстро умчался, сославшись на какие-то дела. А я неспешно собрал тетради и учебники и ушел, ни с кем не попрощавшись.
Когда вернулся домой, сразу упал на кровать. Уткнулся в подушку носом и забил ногами в воздухе.
Меня не отпускало видение с цифрами над головой Кадзуи. Сердце разрывалось от горя, и я пытался утешить себя, повторяя, что такова его судьба и ничего тут не поделаешь и что мне тоже суждено умереть и остается только смириться. Судьба… Какое удобное слово. Удивительно, как быстро оно дарит принятие, пусть и мимолетное.
В голове с новой силой разгорелся все тот же диспут: говорить ему, что смерть уже дышит ему в спину, или не стоит? До сих пор я никому не рассказывал о своей таинственной способности. Признание только отпугнет человека, который все равно мне не поверит.
Ну в самом деле: что начнут говорить, если я внезапно предскажу смерть кому-то, а он и правда умрет? Думаю, меня начнут чураться, а в худшем случае даже примут за настоящего синигами5. Нет, какие-то вещи лучше не знать. А еще больше таких, которые знать даже вредно. И я уверен, что остаток собственной жизни к ним тоже относится.
Значит, и Кадзуе я ничего не скажу.
Я взвешивал все за и против уже много раз с тех самых пор, как начал видеть цифры, но ответ не изменился, даже когда речь зашла о лучшем друге.
На следующее утро я поставил в календаре новую отметку.
Обвел кружком первое декабря. В этот день умрет Кадзуя Нодзаки. Еще один кружок отмечал шестое. Думаю, не надо объяснять, что в этот день умру я.
Начиная с седьмого все остальные дни я последовательно вычеркнул размашистыми крестами: так выплеснулось отчаяние после того, как десять дней назад я увидел границу отмеренной мне жизни.
Я положил фломастер обратно на стол и вышел их комнаты. Стараясь ни о чем не думать, впихнул в себя завтрак и опять покатил на станцию.
По дороге мне попалась стайка ребятни из начальной школы. Сначала я принял их за четверых друзей, которые радостно идут в школу, но вдруг увидел, что один из мальчиков несет сразу четыре портфеля, а трое остальных шагают себе, не обращая на него внимания. Тот, который тащил все сумки, натянул кепку почти до носа, угрюмо смотрел в землю и еле переставлял ноги.
Я проехал совсем близко. Скорее всего, над мальчишкой издеваются сверстники, но меня это не касается. Удачи ему. Я пожелал про себя, чтобы ему хватило сил, а сам поднажал на педали.
Как обычно, на велопарковке перед станцией пересекся с Кадзуей. Число у него над головой уменьшилось на один. Мы сели на поезд и отправились в школу.
— Сегодня заседание кружка, — сказал друг, цепляясь за поручень, когда вагон, качнувшись, тронулся.
— Ну, такое себе заседание, мы все равно просто книжки читаем, — подтрунил я.
Вагон опять качнуло, и ремешок поручня впился в запястье.
Наш литературный кружок никак не ограничивал участников: вся его деятельность сводилась к тому, что мы читали что и когда хотели и обсуждали все на свете. Из участников туда записались только мы с Кадзуей, и куратор предупредил, что, если в течение года не найдем еще хотя бы одного человека, нас закроют. Впрочем, через три месяца двое текущих участников все равно умрут, так что, думаю, судьба кружка и так решена.
— Ничего не знаю, я вот пишу сейчас.
— Что-то новое?
— Угу.
Никто никогда такого даже не предполагал, но Кадзуя полюбил писать. Чтения ему не хватало, так что он еще в средней школе начал придумывать свои истории. Мне тоже давал почитать, что получилось, и писал он довольно интересно, к тому же неплохим слогом. В девятом классе он даже в конкурсе победил. Хотя у него имидж крутого парня, на самом деле интеллектом он отнюдь не обделен.
— Не помню: я уже говорил, что бросил это дело, потому что все равно нет таланта?
— Талант не главное. Я теперь считаю, что куда важнее усердие.
— Очень на тебя похоже, Кадзуя.
— А то! — Он рассмеялся.
Я сразу вспомнил, как он прямо так и написал в выпускном сочинении средней школы, что метит в писатели. Как жаль, что этой мечте не суждено сбыться…
В средней школе он ходил в футбольную секцию. Уже в седьмом классе попал в основной состав и даже заслужил футболку со звездным десятым номером. Я думал, он и в старших классах продолжит заниматься спортом, а он вместо этого организовал литературный кружок. Я, конечно, удивился, но раз он решил, что пойдет в писатели, то остается только снять шляпу перед его целеустремленностью.
— Я вот думаю прогулять, — пробормотал я.
Жаль, конечно, портить человеку настроение, но разве не глупо тратить время на кружок, когда жить тебе осталось меньше трех месяцев? Это, кстати, в равной степени относилось и к нему.
— Ну ты чего? Мне будет неловко один на один с новым членом клуба! Приходи. Я думал: как хорошо, что нас теперь не закроют. А если ты бросишь, то какой тогда смысл?
Ах да, он и правда вчера что-то такое писал. Вылетело из головы совершенно.
— Надо же, чтобы тебе — и неловко? Это кто
