Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант
Этот расцвет отечественной культуры был прерван волной гуннских нашествий, которые теперь охватили и Азию, и Европу, разорив на время как Индию, так и Рим. Пока Аттила совершал набеги на Европу, Торамана захватывал Мальву, а ужасный Михирагула свергал с трона правителей Гупты. На целый век Индия погрузилась в рабство и хаос. Затем отпрыск рода Гуптов, Харша-Вардхана, отвоевал северную Индию, построил столицу в Канаудже и в течение сорока двух лет обеспечивал мир и безопасность обширному царству, в котором вновь расцвели родные искусства и письменность. О размерах, великолепии и процветании Канауджа можно догадаться по одному невероятному факту: когда мусульмане разграбили его (1018 г. н. э.), они разрушили 10 000 храмов.53 Его прекрасные общественные сады и бесплатные купальни были лишь малой частью благодеяний новой династии. Сам Харша был одним из тех редких королей, благодаря которым монархия на какое-то время кажется самой восхитительной из всех форм правления. Он был человеком с личным обаянием и достижениями, писал стихи и драмы, которые читают в Индии по сей день; но он не позволял этим недостаткам мешать грамотному управлению своим королевством. "Он был неутомим, - говорит Юань Чванг, - и день был слишком короток для него; он забывал сон в своей преданности добрым делам".54 Начав как поклонник Шивы, он позже обратился в буддизм и стал еще одним Ашокой в своих благочестивых делах. Он запретил есть животную пищу, основал по всей территории своих владений приюты для путешественников и воздвиг тысячи топи, или буддийских святынь, на берегах Ганга.
Юань Чванг, самый известный из китайских буддистов, посетивших Индию, рассказывает, что Харша каждые пять лет провозглашал великий праздник благотворительности, на который приглашал всех чиновников всех религий, а также всех бедных и нуждающихся королевства. На этом празднике он имел обычай раздавать в виде публичной милостыни все излишки, поступившие в государственную казну со времени последнего пятилетнего праздника. Юань был удивлен, увидев огромное количество золота, серебра, монет, драгоценностей, тонких тканей и изысканных парчей, сваленных на открытой площади, окруженной сотней павильонов, каждый из которых вмещал тысячу человек. Три дня были отданы религиозным упражнениям, а на четвертый день (если верить невероятному паломнику) началась раздача. Десять тысяч буддийских монахов были накормлены, и каждый получил жемчужину, одежду, цветы, благовония и сто золотых. Затем брахманы получили почти такую же обильную милостыню; потом джайны; потом другие секты; потом все бедные и осиротевшие миряне, пришедшие со всех концов королевства. Иногда раздача длилась три или четыре месяца. В конце Харша избавлялся от своих дорогих одеяний и украшений и добавлял их к милостыне.55
Мемуары Юань Чвана свидетельствуют об определенном теологическом воодушевлении как ментальном духе эпохи. Это приятная картина и значительная для репутации Индии в других странах - этот китайский аристократ, оставивший свои удобства и привилегии в далеком Чанг-ане, проехавший через полуцивилизованный западный Китай, через Ташкент и Самарканд (тогда процветающий город), через Гималаи в Индию, а затем три года ревностно учившийся в монастырском университете в Наланде. Его слава ученого и знатного человека принесла ему множество приглашений от принцев Индии. Когда Харша узнал, что Юань находится при дворе Кумары, царя Ассама, он вызвал Кумару, чтобы тот приехал с Юанем в Канаудж. Кумара отказался, сказав, что Харша может получить его голову, но не гостя. Харша ответил: "Я беспокою тебя из-за твоей головы", и Кумара пришел. Харша был очарован ученостью и прекрасными манерами Юаня и созвал собор буддийских знатных людей, чтобы послушать, как Юань излагает доктрину Махаяны. Юань прибил свои тезисы к воротам павильона, в котором должна была состояться беседа, и добавил постскриптум на манер того времени: "Если кто-нибудь из присутствующих найдет хоть один неверный аргумент и сможет его опровергнуть, я позволю отрубить себе голову". Дискуссия продолжалась восемнадцать дней, но Юань (по сообщениям Юаня) ответил на все возражения и посрамил всех еретиков. (По другой версии, его противники закончили конференцию, поджегши павильон).56 После многих приключений Юань вернулся в Чан-ань, где просвещенный император поместил в богатом храме буддийские реликвии, которые привез с собой этот святой Поло, и дал ему корпус ученых для перевода манускриптов, которые он приобрел в Индии.57
Однако вся слава правления Харши была искусственной и шаткой, поскольку зависела от способностей и щедрости смертного короля. Когда он умер, трон захватил узурпатор, продемонстрировавший всю подноготную монархии. Наступил хаос, который продолжался почти тысячу лет. Индия, как и Европа, переживала Средневековье, была наводнена варварами, завоевана, разделена и опустошена. Только после великого Акбара она вновь познала мир и единство.
IV. ЛЕТОПИСИ РАДЖПУТАНЫ
Самураи Индии - Эпоха рыцарства - Падение Читора
Эту темную эпоху на мгновение осветил эпос Раджпутаны. Здесь, в штатах Мевар, Марвар, Амбер, Биканер и многих других с мелодичным названием, народ, наполовину родной по происхождению, наполовину происходящий от вторгшихся скифов и гуннов, построил феодальную цивилизацию под управлением воинственных раджей, которые больше заботились об искусстве жизни, чем о жизни искусства. Они начали с признания сюзеренитета Маурьев и Гуптов, а закончили тем, что отстояли свою независимость, и всю Индию, от нашествия мусульманских орд. Их кланы отличались воинским пылом и мужеством, которые обычно не ассоциируются с Индией;* Если верить их восхищенному историку Тоду, каждый мужчина из них был бесстрашным кшатрием, а каждая женщина - героиней. Само их имя, Раджпуты, означало "сыновья королей"; и если иногда они называли свою землю Раджастханом, то это означало, что она является "домом королевской власти".
Все нелепости и гламур - вся храбрость, верность, красота, вражда, яды, убийства, войны и подчинение женщин, - которые наши традиции связывают с эпохой рыцарства, можно найти в анналах этих удачливых государств. "Раджпутские вожди, - говорит Тод, -
