Боги, шаманы и призраки Кореи - Елена Валерьевна Яворская-Милешкина
Попробуем истолковать и странноватую символику, связанную с мисками. Конечно, есть соблазн пойти по простому пути: соседи устали заботиться о прирастающем семействе и проявляли все меньше рвения. Но вряд ли все так просто. Не будем забывать, что корейское общество на протяжении веков было строго патриархальным, и не из чьей-то прихоти, а потому что никакая аграрная цивилизация не может быть иной. Работа на земле – для физически крепких людей. Мужчина – полноценный работник. Женщина – лишь подсобный рабочий. Первая дочь – помощница в домашнем хозяйстве. Но чем больше в семье девочек, тем сложнее будет их прокормить и впоследствии выдать замуж. Поле требует больше рабочих рук, чем дом, и именно в поле «добывается» семейное благосостояние и благосостояние общины.
И снова особенность, более всего проявляющаяся именно в корейской мифологии: если для мифов других стран более характерно считать успехом рождение наследника божества или правителя, в корейских вообще рождение детей считается благословением, знаком, что супружеская пара живет правильно. С этим мы встретимся еще не раз. Равно как и с тем, что рождение дочери воспринимается не так радостно, как рождение сына.
Однако миф дает нам намек на то, что Камынчжан не так проста, как казалось бы. Именно после ее рождения родителям удалось скопить сумму, необходимую для покупки собственных рисового поля и земли под огород. Вскоре появилась корова. Построили новый дом. Они стали самыми богатыми людьми в округе и, как несложно догадаться, возгордились. А гордыня считается грехом не только в христианстве, но и в большинстве религий, ведь она провоцирует черствое отношение к окружающим и побуждает к неразумным поступкам. Именно так и случилось: когда родители, желая испытать дочерей, спросили, кого девушкам следует благодарить за безбедную жизнь, Ынчжан и Нотчжан, мгновенно сообразив, что от них хотят услышать, ответили, что Небесного владыку и родителей. А честная Камынчжан добавила: «И свою счастливую судьбу».
Ким Хон До. Строительство дома. XVIII в.
В гневе родители прогоняют Камынчжан – и начинается странствие совсем юной пятнадцатилетней девушки, которое должно не только доказать правоту ее слов, но и, как и в случае с Оныль, поспособствовать ее развитию, приобретению нового статуса.
Камынчжан – мы ведь ничего другого и не ждем от положительной героини? – проявляет покорность и воле родителей, и воле богов. Первое выражается в том, что она ни словом не возражает, вежливо прощается и тотчас же покидает дом. А вот старшая и средняя дочери непокорны: когда их попросили на дорогу покормить сестру, они лгут Камынчжан, что отец гонится за изгнанницей, собираясь побить. Младшая распознает ложь – и тогда проявляет другую грань покорности и родителям, и воле небес, так сказать деятельную покорность: она обращается к небу с просьбой обратить Ынчжан в сороконожку, а Нотчжан – в поганку. Обратите внимание – не пытается наказать сестер сама, а спрашивает, угодно ли это высшим силам. Родители же, в соответствии с корейским мировосприятием, виновны менее дочерей, ведь они вольны распоряжаться судьбой своих детей. Согрешили они не тем, что проявили свою власть над Камынчжан, а тем, что возгордились, позволили поставить себя вровень с Небесным владыкой, а также были несправедливо жестоки к своему ребенку вместо того, чтобы и далее заботиться о нем. И тоже были наказаны высшими силами: выходя на поиски старших дочерей, разом споткнулись о порог, упали и ослепли. Так они вернулись к прежнему своему зависимому положению, потому что работать больше не могли, им оставалось только просить подаяния.
Некоторые исследователи полагают, что в этом сюжете можно увидеть и еще один символ: Камынчжан – олицетворение простого народа, а ее родители – власть имущие. Тогда кто же сестры? Те, кто умеет получать блага от правителя, к примеру недобросовестные чиновники, лживые и недобрые. Тогда миф приобретает весьма революционный смысл, не правда ли? Даже если сам народ проявляет послушание, на его стороне высшие – небесные – силы.
Син Юн Бок. Юноша и девушка, рвущие цветы азалии. XVIII в.
Миф меньше, чем сказка, склонен к повторам, имеющим значение для истолкования идеи. Однако корейский миф в этом плане значительно сближается со сказкой: и вот Камынчжан получает ночлег в доме, где живут пожилые супруги с тремя взрослыми сыновьями – крестьянами, возделывающими ямс. За ужином старшие сыновья берут себе лучшие части клубней, заявляя, что на своем веку родители и так вдоволь поели ямса, а младший делится не только с родителями, но и с гостьей. Камынчжан не остается в долгу перед хозяевами: у нее есть с собой небольшой запас риса, она варит кашу и предлагает ее всем, кто есть в доме. Все отказываются, только младший брат снова проявляет почтение к гостье, ведь принимать дары – это по достоинству оценивать усилия дарителя.
И снова торжествует справедливость. Подобно тому, как Иван-царевич, пожалевший лягушку, в итоге стал мужем могущественной волшебницы, так и младший из сыновей, проявив человечное отношение к бедной изгнаннице, женился на богине. Ведь в Камынчжан уже пробудилась сверхчеловеческая сила: у старших братьев были хорошие наделы, но наутро их поля стали пристанищем для насекомых и змей, а на каменистом участке младшего все камни превратились в слитки золота и серебра.
Но вернуться в родную деревню, нарушив родительский запрет, Камынчжан не смеет. Тогда она пускается на хитрость – ведь хитрость во имя благой цели не возбраняется? – и объявляет стодневный пир, как говорится в русских сказках, на весь мир, то есть без каких бы то ни было сословных ограничений. Конечно же, ее старики-родители приходят. И едва понимают, что снова обрели свою дочь, – чудесным образом прозревают.
Примкнув впоследствии к сонму богов, Камынчжан становится повелительницей человеческих судеб.
Итак, боги создали мир и упорядочили мироздание, даровав людям немалые возможности. Предстояло создать земную власть для поддержания порядка в дальнейшем.
В наиболее древних корейских верованиях присутствовала богиня созидания Маго. После принятия буддизма о ней начали забывать. Однако
