Великий Гэсэр - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания
Кроме того, буряты говорят, что Абай-Гэсэр-богдо-хан, свалив Лобсогоя на землю и взяв его за ноги, волок по земле, вследствие этого образовалось одиннадцать падей. Самая средняя падь большая, по краям по пяти небольших падей. Средняя большая падь образовалась от тела Лобсогоя, а по краям по пяти небольших падей образовались от пальцев Лобсогоя, будто бы своими пальцами Лобсогой выбороздил землю.
В Тунке (долина Иркута, объединяющая Байкала с монгольским озером Хубсугул — А.П.) есть остатки сожженного дворца Гал-Дулмэ-хана. Тут Абай-Гэсэр-богдо-хан с помощью девяти небесных кузнецов (тэнгэрнн ёhон дархад) раскаливал сына Гал-Дулмэ-хана, отчего дворец Гал-Дулмэ-хана расплавился и образовалась груда камней и железных шлаков (Вероятно, тункинские базальты — примеч. Г. Н. Потанина). Буряты говорят, что Абай-Гэсэр-богдо-хан жил в теплой стране (дулан газар) Тибет, а Гал-Дулмэ-хан и Лобсогой жили на этих местах, т. е. в Иркутской губернии…
…
ПЛАЧ РОГМО-ГОА
(Из монгольского сказания о Гесере)
Золотую Рогмо-гоа[229] нынче
захватили три жестоких хана —
заточили, держат под надзором.
Муж ее Гесер-богдо[230] не знает
о великом этом злодеянье —
он у Арал-мангуса[231] остался.
Золотая Рогмо-гоа плачет,
дорогого мужа вспоминает —
пестрые глаза ее от горя
до краев наполнены слезами:
“Неба сын, могучий батар мой,
муж законный мой Гесер-богдо!
Ты, герой, спустился к нам с небес
навести порядок на земле.
Мангуса ушел ты усмирять
и пропал, вестей не подаешь.
Ханы шарайгольские меня
взяли в плен, убивши всех твоих
тридцать верных баторов, — и здесь,
от своих владений вдалеке,
я томлюсь и шлю мольбы тебе.
О Гссер-богдо, о Неба сын,
разве ты не слышишь — я в плену!?
Я, несчастная, едва жива:
мучаюсь — измучалась совсем.
О Гесер-богдо, о Неба сын,
ты ведь не безумец, не тюфяк[232],
разве ты не видишь, я — в беде!?”
Причитая над своей судьбою,
призывая мужа на подмогу,
золотая Рогмо-гоа слезы
льет из пестрых глаз, не уставая,
и Хормусте-тенгрию[233] моленья
шлет, сложив просительно ладони.
Призывая своего Гесера,
душу Рогмо-гоа надрывает:
золотой дворец и все владенья
позабыть никак она не может.
Перед пестрыми ее глазами
как живой стоит Гесер — владыка
десяти подлунных стран[234], законный
муж ее, и ждет она, когда же
шарайгольских кровожадных ханов
кара справедливая настигнет,
а сама она домой вернется.
“Шестилетней я была тогда,
шестилетней я была, когда
встретилась с Гссером — и с тех пор
мы соединились навсегда.
Это ли не муки — нынче с ним
жить в разлуке, в тягостном плену?” —
так она в раздумье повторяет.
Повторяя, снова причитает:
“Я, страдалица, едва дышу:
хоть еще мучения сношу,
но уж нет> силы их терпеть.
Где же ты, Гесер-богдо, пропал?
Ты ведь многомудр и справедлив —
почему ж ты поступаешь так,
золотая Рогмо-гоа — люди,
что вестей совсем не подаешь
и спасать супругу не идешь?”
Призывая, сердце надсаждает,
причитая, болью грудь терзает
слыша безутешные рыданья,
ни стоять и ни сидеть не могут.
Если б это Хоншим-бодхисаттве[235]
довелось услышать, то слезами
изошла бы добрая богиня.
Золотая Рогмо-гоа, плача,
прошлое в печали вспоминает,
своего супруга призывает —
долго ли так мучаться, не знает.
Из дворца красавицу украли,
всех владений женщину лишили,
будто в яме держат — в шарайгольской
чуждой ей земле, и Рогмо-гоа
здесь темно и душно, словно в яме:
ничего глаза ее не видят.
"Разве так мне вспоминалась жизнь?
Раньше, в дни, когда Гесер-богдо
был со мною, прошлое мое
представлялось радостным всегда.
А теперь, попавши в горький плен
к шарайгольским ханам, плачу я
и не знаю, что от жизни ждать.
Веселилась я, когда Гссер,
муж мой несравненный, рядом был;
а теперь, в позорный плен попав,
я в тоске, покоя лишена”, —
так над прошлым плачет Рогмо-гоа.
Над своей судьбою так рыдает:
“Мудрый мой супруг Гесер-богдо
знает ведь о том, что я в беде,
но нечистою едою[236] он,
видимо, рассудок замутил,
а питьем нечистым, видно, он
мускулы расслабил — и теперь
обо мне и думать позабыл,
и к жене вернуться не спешит…”
Как узнать, что с Рогмо-гоа будет?
Как сказать, где встретятся супруги?
Рассказать о их делах, страданьях
и о встрече мне потом придется.
А пока свое повествованье
прекращу, нетронутым оставив
пересказ невиданных историй,
перепев неслыханных сказаний.
Повесть злоключении Рогмо-гоа
сказывать я только-только начал,
и многосуставчатая шандза[237].
в этом мне исправно помогала.
ЗЕМНОЕ РОЖДЕНИЕ ГЭСЭРА
(Из эхирит-булагатского сказания о Гэсэре)
В светлооконном жилище нашем
мы заветный рассказ ведем:
правду слушающим расскажем —
про случившееся споем.
***
Говорил ему Ханхан Хормос[238]
и корил его Ханхан Хормос,
тэнгэринов западных глава:
“Ну, когда же ты, Абай Гэсэр,
выйдешь в пун», назначенный тебе?”
Отвечал ему Абай Гэсэр:
“Чисто-светлых тысяча бурханов
с неба станет наблюдать за мною —
за своим посланником на землю —
за своим дитя позднорожденным!”
После этого Абай Гэсэр
по-иному начал говорить:
“Вы дворец мне нынче возведите —
выложите серебром и златом
нерушимые венцы и стены.
У переднею столба поставьте
мой престол из серебра и злата.
Сделайте меня неуязвимым,
душу мне и тело укрепите!
Да и не и своем небесном виде —
мне
