Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке - Елена Михалёва
Связей со смертными женщинами он старался избегать – век их недолог и скоротечен, а он не способен постареть или вовсе сильно измениться, особенно покуда оставался под заклятием. Он был ровно таким же, как в тот проклятый день, чтобы не сгладилось из памяти свершённое преступление. Не успеешь привязаться к простой человеческой женщине, а она уже поседела и тянет руку со смертного одра, и такая тоска в глазах, что сердце разрывается, будто он виноват.
Конечно, он пытался изменить своих возлюбленных – обучал их чародейству, прибегал к прочим средствам, чтобы продлить жизнь. Но такие женщины по обыкновению становились капризными и сами уходили от него, разгадав его истинную природу, мол, слишком темна его натура. Так что с чародейками тоже не складывалось, хоть убей.
Оставались богини и всевозможные дивии, да только любовь их вечной не была, несмотря на все данные друг другу клятвы в пылу страсти. Взять хотя бы первую жену, которая без малейших угрызений совести ушла к его старшему брату. Нет, от богинь веяло холодом. Они пахли морозным духом Ирия, в котором не было ни капли тепла, несмотря на всё внешнее совершенство.
То ли дело Ярушка.
Лакомый кусочек, а не девица. Она ведь не представляет, насколько хороша. Даже глупый Ивашка это понял, не говоря уже про благородного князя из Скуры или старого любодея Джахсаара.
Он, видать, совсем одичал в лесу, что позволил себе так к ней привязаться. И чем дольше она была рядом, тем меньше ему удавалось держать себя в узде. Хорош, старый дурень. Лежит, как бревно, а ведь не следовало бы.
Как он разозлился, когда она исчезла в Ясеневых горах! Как закипела от ярости кровь, когда он увидел её, переломанную, перед троном Надии! Не убил надменную царицу только потому, что надобно было вынести Яргу и подлечить, а кабы он лишил Надию жизни, стража бы их так легко не выпустила.
А когда ясонька накануне сказала, что он дорог ей? Когда назвала их ниточкой с иголочкой? Он едва не растаял, готов был обернуться волком и завилять хвостом, как верный дворовый пёс. Нет, он слышал и прежде, как порой частит сердечко Ярушки, когда он оборачивался человеком, но списывал всё на смущение. Думал, что со зверем ей общаться проще, и даже не возражал, но теперь сомневался в своих выводах. Что, если за её робостью скрывается нечто большее?
Нет! Нельзя, нельзя о ней такое думать.
Ни одну ещё счастливой не сделал, ни смертную, ни бессмертную, и эту изведёт. Пусть лучше за князя замуж выходит или за царевича какого-нибудь. Пусть рядом окажется тот, кто достойно проживёт с ней одну жизнь на двоих. А он возвратится в Дремучий лес и научится радоваться за неё, покуда…
Ярга зашевелилась во сне. Ресницы затрепетали, она моргнула, открыла глаза. И сонно улыбнулась ему.
Красивая такая, что дух захватывает. Тёплая. Живая. Искренняя.
– Уже утро? Что же ты меня не будишь, Волче?
В груди глухо заныло. Он подавил томительное желание коснуться её румяной щёчки, лишь улыбнулся в ответ и сказал:
– Хотел, чтобы ты выспалась, ясонька. Не бойся, спешить нам некуда.
Как же, некуда. Ежели не поспешит, совсем увязнет в её ясных очах, как в трясине.
* * *
Случившееся той ночью помнилось весьма смутно. То ли был упырь, а то ли привиделся во сне. Вряд ли приходил взаправду, слишком уж сильно Ярга в том сомневалась, а спросить Дива не решалась – боялась показаться глупой. И чем больше времени проходило, тем сильнее стирался из памяти ночной гость.
В старом коровнике они провели ещё три дня, покуда Ярга совсем не поправилась. Теперь Див проводил ночи Волком и лежал на полу возле кровати, оттого спалось ей не столь крепко. Она то и дело просыпалась по ночам, чтобы убедиться, не исчез ли он.
Затем Див расплатился с хозяйкой, прикупил на базаре свежей одежды и припасов в дорогу и повёз Яргу в сторону Теверска. Снова приходилось ехать по ночам и отдыхать лишь урывками дважды в сутки. Они ехали на юг, но всё равно первое дыхание осени уже ощущалось. На траву по утрам ложилась прохладная роса, а ночи казались свежее. Молочный туман клубился на заре всё чаще, и всё чаще Див рассказывал Ярге истории об этих местах. Она слушала с замиранием сердца каждое слово, все его рассказы старалась сложить в голове в единый узор, чтобы по крупицам узнавать о своём друге как можно больше.
В Старовольском княжестве они пробирались через самые глухие места. Див сказал, князь здесь всё равно что иной царь на своей земле, но когда-то в прошлом Староволь была частью Белой Персти да отделилась от неё. Князь устроил собственную столицу в городе Ржаница и поначалу подчинялся царю в Златом Чертоге, но спустя годы Старовольское княжество отделилось окончательно. Без смуты и кровопролития не обошлось. Князь значился князем лишь на словах, на деле он был царём.
Привлекать внимание очередного государя не хотелось, поэтому и выбирали безлюдные дороги да глухие леса. Шли так, чтобы и в деревнях пореже показываться. Но однажды вечером впереди они увидели село, а за тем селом раскинулся бор. Серый Волк взял левее, чтобы обогнуть дома и углубиться в чащу, а там уж заночевать, однако Ярга запросилась на постой. Разнылась, что устала спать на земле, а от езды на Волке у неё не разгибается спина и ноют косточки. Див заворчал. Она продолжала уговаривать: всего одну ночку в тёплом помещении, а там уж обещается терпеть до Теверска, даже если на болотных кочках придётся спать с пиявками. И он нехотя уступил.
* * *
Отпустить Яргу одну на постой в незнакомый дом Див не мог, поэтому перекинулся человеком и даже натянул сапоги, которые прикупил ещё в Белой Персти на случай, если придётся предстать перед царём Далматом, и поддел под полушубок рубаху. Див несколько раз переступил с ноги на ногу, затем сказал, что отвык от обуви, а в рубахе ему тесно дышать. Ярга посмеялась над ним. При этом глаза её горели таким восторгом, покуда она разглядывала его, что он не посмел одёргивать её за очередное несвоевременное ехидство.
Так они и постучали в избу на окраине села, где в оконце горел свет.
Им открыл бородатый крепкий мужчина хмурого вида, одетый в простую, но добротную деревенскую одежду.
– Чего надобно? – буркнул
