Гесериада - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания
— Наш Гесер-хан, государь десяти стран света, ездил выручать у двенадцатиглавого Мангуса свою ханшу, Аралго-гоа. Он убил Мангуса и привез обратно свою жену. Воротясь же, он задал пир великий, словно озеро или степь, на весь мир и всем и каждому пожаловал его долю, не исключая никого из рабочих: ни ухурчинов, ни хоничинов, ни аргальчинов, ни тульгечинов[54]: все опьянели и заснули, тут-то и случилась у нас пропажа скота.
Шиманбироцза, воротясь, все это подробно рассказал Цаган-герту-хану, который говорит со слезами:
— Горе, беда! Взяли табун моих меринов — ну и пусть взяли, но если действительно возвратился проклятый Гесер, тогда я думаю отступать!
Тут говорит ему Шиманбироцза:
— Ну и отступай прочь, притворясь, что у тебя ослепли глаза или что заразился грешной болезнью! Разве я поднял в поход твое великое войско? Помалкивал бы, негодный! Тьфу!
— Постигая наделенных разумом восьмерых буланых своих меринов, я сумею скликать их, приманить! — И он уезжает и издали заводит призывную песню:
— Рожденный изволением Вечного Неба-Царя, верхом правивший вами, вашего Хара-герту-хана любимый ваш Шиманбироцза, разве не здесь он? Где же ваше уменье, проходя через ущелье черной горы, ускользнуть, обернувшись сохатыми оленями? Разве не здесь я, ваш благородный Шиманбироцза, рожденный изволением Могучего Неба, я, седлавший и ездивший на вас? Где же ваше уменье, обернувшись сизыми оленями, убежать при переходе через перевал полуденного склона высокой горы?
Заслышав голос Шиманбироцзы, заржали восемь буланых меринов и им откликнулся весь табун.
— Понимаете ли вы, — говорит Цзаса-Шикир, — понимаете ли вы, друзья мои, Шумир и Нанцон? Эти восемь буланых меринов понимают, видно, человеческую речь: подал голос тот человек, и весь табун откликнулся вслед за этими вожаками. Давайте, однако, будем платить ему тою же монетой, что и он нам. Будьте внимательны! И при этих словах они сгрудили табун и взяли луки наизготовку. При переходе же через ущелье рудо-желтой горы вожаки, обернувшись рудо-желтыми цзеренами, ускользнули. Тогда, по команде Цзаса-Шикира: — «Эй, пошел, вперед!» — они стали стрелять. Стреляли они, расползшись в разные стороны друг от друга, и тремя стрелами перебили всех восьмерых меринов. Прянул в испуге весь табун и побежал. Не в силах его задержать, они с гиканьем погнали его с крутого яра вниз и сгубили весь в Хатунь-реке. Тогда, взобравшись наверх, они стали озираться подобно несытым волкам.
Возвращаясь, Шиманбироцза говорит Цаган-герту-хану:
— Эти окаянные, должно быть, не пастухи, а кто-нибудь из тридцати богатырей знаменитого Гесера: там, где прошли они, не осталось ни дерева, ни камня на камне, а меринов наших они полностью сгубили.
— В таком случае не отступить ли нам? — спрашивает Цаган-герту-хан.
— Разве исполнились твои широковещательные замыслы? — отвечает Шиманбироцза. — Разве я привел твое войско? Разве не справедливо говорится, что больше славы тому, кто умер наступая, чем тому, кто спасся бегством?
5
Под влиянием запальчивого Нанцона Цзаса начинает наступательную войну, не дождавшись сосредоточения всех своих сил, с наличными тремя армиями
Предполагая изменить свой план, Цзаса-Шикир ставит в совете вопрос:
— Как полагаете вы, друзья мои: не отступить ли нам, а тем временем пусть подойдут прочие богатыри?
Взял слово Нанцон и говорит:
— Позволь мне, мой Шумир, доложить раньше тебя? Раз мы приняли от досточтимого Гесер-Мерген-хана, государя десяти стран света, приняли звание тридцати его богатырей, — к чему отступать, к чему подвергать смерти в болезнях эти наши благородные тела, к чему исторгать слезы — стенания у своих жен и детей? Разойдемся же по разным местам и вместе отведаем этого красного чайку, заправленного кровью!
Взял слово Шумир:
— Присоединяюсь к мнению моего Нанцона. Ударь, мой Цзаса, на Цаган-герту-хана, я, Шумир, ударю на Шара-герту-хана, а на Хара-герту-хана ударь, мой Нанцон! Что же, в атаку? Атакуем втроем трех ханов и тогда отступим!
— Друзья мои, я одобряю ваши предложения! — сказал Цзаса-Шикир и приказал Шумиру ставить жертвенник, а Нанцону — делать возлияние. Тогда Цзаса-Шикир, Шумир и Нанцон, втроем припадая, стали молиться гениям-хранителям своего Гесер-хана:
— Услышь нас, отец его, великий Хормуста, милостиво услышьте и вы, исполненные силы семнадцать тэнгриев из сонма приближенных Эсроа-Ишвары! Смилуйтесь над восприявшими рождение тридцатью тремя тэнгриями, которые ради него ниспустились один за другим тридцатью тремя богатырями. И вышние будды десяти стран света, и небесная белая Арья-Аламкари, и бабушка его Абса-Хурце, и три победоносные сестры его, и земной отец его горный царь, хубилган Оа-Гунчид, и четверо наших верховных тэнгриев, и срединный материальный мир наш, и преисподние ханы белых драконов! Всем вам своим ваш Цзаса-Шикир посвящает чистую жертву свою, каждому в отдельности! И вот по какой причине я приношу свою жертву: заведомо зная, что Гесер-хан есть владыка этого Чжамбутиба, они и не подумали взять жену у обыкновенного человека, но вот приближается войско трех ширайгольских ханов, чтобы силою захватить законную супругу нашего Гесер-хана — это ясно! А раз так, то мы решили втроем ударить на них. Если вы благоволите одобрить это решение, то будьте нашими друзьями вы, все и всяческие гении-хранители! Дружественно сопутствуйте нам всеми отрядами своего войска, тьмами и тысячами, сообразно своим чинам. Вы же четыре великих тэнгрия Махараджи, ниспосылайте на нас с четырех своих стран мира мелкие дождички и легкие туманы! Так молились они коленопреклоненно. Потом Цзаса сказал:
— Я стремительно ударю на Цаган-герту-хана и, поразив тысячу человек, возьму их головы. Ты, мой Шумир, устремясь сразись с Шара-герту-ханом и, поразив тысячу человек, бери себе их большие пальцы, а ты, мой Нанцон, стремительно напади на Хара-герту-хана и, поразив тысячу человек, бери их правые уши. Пусть это будут наши трофеи-подарки! Стали молить они трех своих бурых коней:
— При спусках сбегайте как низвергающийся водопад, при поворотах в сторону бегите как выхухоль, в прямом направлении — как лиса!
Три коня трижды зевнули, трижды, подняв хвост, опорожнились, трижды встряхнулись. Поправили они, затем, двойные подхвостники, двойные нагрудные ремни, двойные подпруги и тронулись в путь.
— Где и когда встреча? — спросил Шумир.
— Оставь, мой Шумир! — ответил Нанцон. — Разве одному из нас приезжать с женой и детьми, а другому в одиночку? Тотчас же все одинаково сойдемся на вершине.
Стоит ли вдаваться в подробности: все, одним словом, вышло, как они и предполагали. При этом все трое, вместе со всеми их гениями-хранителями, во главе тысяч и тем по чинам