Большая книга славянских мифов - Александр Сергеевич Иликаев
Выскочили тут три витязя, стали Олия подталкивать, а он даже не сдвинулся на вершок:
– Если хочешь, Владимир, забавы, подай мне еще трех силачей!
Вышли другие три витязя, ухватились вшестером за Моровлина. Однако не много преуспели.
– Мало, князь, даешь, дай еще троих!
Но и девять витязей ничего с Олием не сделали: стоит старый, как столетний дуб!
Распалился гость.
– Ну, теперь пришла моя потеха!
Стал он витязей с ног валить. Расползлись храбры по горнице, ни один на ноги встать не может.
А Олий Моровлин вышел из гридни, хлопнул дубовыми дверьми – двери вылетели, воротами хлопнул – ворота рассыпались.
Выбрался он на широкий двор, вынул тугой лук и острые стрелы, стал заговор читать:
– Вы, стрелы, летите к высоким кровлям, сшибайте с дворцов золотые маковки!
Взвились стрелы в воздух. И посыпались маковки с княжеского дворца.
Закричал Олий Моровлин:
– Собирайся, голь перекатная, подбирай золотые маковки, неси на торг, пей вино, ешь досыта белого хлеба!
Набежала голь перекатная, подобрала маковки, стала с Олием пировать.
А Моровлин принялся ее угощать.
– Пей-ешь, братия нищая, князя Владимира Всеславича не бойся: может, завтра я сам буду княжить в Новгороде, а вас сделаю помощниками!
Донесли обо всем Владимиру:
– Сбил Олеша Заолешанин золотые маковки, поит-кормит нищую братию, похваляется сесть князем в Новгороде.
Испугался Владимир и погрузился во мрачные думы.
2Встал тут Добрыня Резанович:
– Владимир Всеславич, Красное Солнце Новгорода! Это ведь не Олеша Заолешанин, это ведь сам Олий Моровлин, что Позвизду, внуку Стрибожьему, одну щеку отсек! Надо его назад вернуть и покаяться перед ним, а то как бы худо не было.
Стали думать, кого за Олием послать.
Послать Волха Всеславьевича – тот слишком горд, послать Лешко Попялова – тот только наряжаться умен. Порешили послать Добрыню Резановича – его Олий Моровлин братом зовет.
Идя улицей, Добрыня думал: «Грозен в гневе Олий Моровлин. Не за смертью ли своей идешь, Резанович?»
Пришел Добрыня, поглядел, как Олий пьет-гуляет, стал раздумывать: «Спереди зайти, так сразу убьет, а потом опомнится. Лучше я к нему сзади подойду».
Подошел Добрыня со спины к Олию, обнял его за могучие плечи:
– Брат мой! Сдержи свои могучие руки, скрепи свое гневное сердце, ведь послов не бьют. Послал меня Владимир Всеславич покаяться перед тобой. Он тебя не узнал, потому и посадил на непочетное место. А теперь просит тебя назад прийти.
Обернулся Олий.
– Ну и счастлив ты, Добрыня, что сзади зашел! Если бы ты зашел спереди, от тебя бы только кости остались. А теперь я тебя не трону, брат мой. Если просишь, пойду обратно, к князю Владимиру, да не один пойду, а всех моих гостей захвачу, пусть уж владыка новгородский не прогневается!
Созвав голь перекатную, Олий пошел с ней на княжеский двор.
Радостно встретил его Владимир Всеславич. Взял за руки, расцеловал:
– Здрав будь, витязь Олий Моровлин! Садись повыше всех, на почетное место!
Олий сел на среднее место, посадив рядом с собой голь перекатную.
– Если не Добрыня Резанович, убил бы я тебя сегодня, Владимир Всеславич. Ну уж на этот раз твою вину прощу.
Понесли слуги гостям угощение, да не щедрое: по чаре кваса, да черному хлебу.
Снова Олий в гнев вошел:
– Так-то, князь, ты моих гостей потчуешь? Квасом да черным хлебом?!
Владимиру это не понравилось:
– Есть у меня в погребе сладкое вино, найдется на каждого по бочке. Если это, что на столе, не пришлось по вкусу, пусть сама голь перекатная из погребов несет.
– Так-то, князь, ты моих гостей чествуешь? Чтобы сами бегали за питьем да за кушаньем?! Видно, мне самому придется быть за хозяина!
Вскочил Олий на ноги, побежал в глубокие погреба, взял одну бочку под одну руку, другую под другую руку, третью бочку ногой покатил. Выкатил на княжеский двор:
– Берите, гости, вино, я еще принесу!
И опять спустился в погреба.
Разгневался князь, закричал громким голосом:
– Мои верные слуги! Бегите скорей, закройте двери погребов, задерните железной решеткой, засыпьте желтым песком, завалите столетними дубами. Пусть умрет там Олий Моровлин голодной смертью!
Набежали слуги, заперли витязя. А голь перекатную кнутами со двора прогнали.
Этакое дело прочим храбрам не по душе пришлось. Они встали из-за стола не докушавши, вышли вон из княжеского дворца, сели на добрых коней и уехали.
– Не будем мы больше жить в Новгороде! Не будем служить Владимиру Всеславичу!
Так-то в ту пору в Новгороде не осталось витязей.
3Тихо, скучно стало у Владимира в горнице.
Не с кем князю совет держать, не с кем пир пировать, на охоту ездить… Витязи-храбры в Новгород и не заглядывают.
А Олий Моровлин между тем томился в глубоком погребе. На замки были заперты железные решетки, решетки завалены дубьем, корневищами, засыпаны для крепости желтым песком. Даже серая мышь не могла пробраться к Моровлину.
Тут бы старому и смерть пришла, да имелась у князя племянница Эрка, дочь старшего брата Избора. Слыла она первой красавицей с белой грудью, круглыми бедрами и медовой косой.
Захотелось княжне узнать, куда Светида по временам отлучается. Проследив за княгиней, Эрка увидела, что Светида ходит по тайному ходу к Олию Моровлину, носит кушанья и сладкие меды.
Разгорелось сердце Эрки любовью к заточенному витязю. И вот как-то пришла она к Олию.
Увидев племянницу Владимира, Моровлин нахмурился.
– Что ты задумала, княжна?
– Хочу, чтобы ты целовал меня в сахарные уста и груди! – воскликнула Эрка.
Но Олий только отвернулся.
– Поди прочь!
Разгневалась Эрка:
– Ах ты, деревенщина! Разве моя тетка Светида не носит тебе кушанья и сладкие меды?
Усмехнулся Моровлин.
– Так она всем славным витязям жена! А ты – еще дитя неразумное!
Ничего не оставалось Эрке, как покинуть гордого пленника. Но известно, ум созревшей девицы тороват на хитрости.
Вот Эрка дождалась темной ночи, надела кунью шубу и пошла в погреб к Олию.
Моровлин, приняв Эрку за Светиду, до утра мял ее белое тело.
4Сидел раз князь в горнице, горькую думу думал.
Вдруг услышал – по дороге скачет кто-то, копыта бьют, будто гром гремит. Сорвались двери с кованых петель, и вошел в гридню посол от аттильского кагана Ернака Калина. Сам гонец – ростом со старый вяз, голова – как пивной котел. Подал гонец князю грамоту, а в той грамоте было написано:
«Я, каган Ернак, правил аттилами и чудью. Теперь аттилов и чуди мне мало – я словенами володеть желаю. Ты покорись мне, князь новгородский, не то всю Славию, Куявию и Артанию я огнем сожгу, запрягу мужчин в повозки, порублю детей и стариков, тебя, князь, заставлю скот на горельнике пасти, княгиню – лепешки печь».
Тут Владимир Всеславич разохался, пошел к княгине Светиде и сказал:
– Что мы будем делать, жена?! Рассердил я всех витязей, и теперь нас защитить некому. Верного Олия Моровлина я заморил голодной смертью. Придется нам бежать из Новгорода за
