Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке - Елена Михалёва
Его ответ прозвучал так тихо, что она едва разобрала:
– Без тебя всё равно не жить мне, Ярушка.
Слёзы потекли по щекам против воли. Ярга обняла его шею, зарылась лицом в тёплый грубоватый мех, пахнущий зверем.
– Иди к нему, – услышала она шёпот Дива. – Он хорошо тебя привечает, я видел. Долго наблюдал, потому и не смог решиться, а потом поздно стало, зазевался. Иди, ясонька, покуда тебя здесь никто не увидел.
– С ума сошёл, серая шкура? – Она в возмущении вцепилась в него пальцами, тряхнула в попытке расшевелить. – Я тут торчу только потому, что ты меня не вызволил прежде. На что мне князь, ежели… – Она запнулась, краснея. – Ежели уговор у нас с тобой?
Он хрипло усмехнулся, покосился хитрым огненным глазом.
– Забирайся.
– На тебя?
– На крышу царских хором. На меня, само собой.
– Ты же без сил совсем.
– Ничего, одну тощую девицу в платьице как-нибудь вывезу.
Он встал на лапы, пошатываясь, выбрался из клетки. На ходу едва не упал, но Ярга подставила ему бок. Очутившись вне зачарованных прутьев, Волк отряхнулся, будто сгонял колдовской морок.
– Забирайся, – повторил он. – Чуешь, рассветом пахнет?
Ярга ничего не чуяла, но бросила всё без колебаний. При ней не было ничего, кроме двух оставшихся побегов расковника, когда она забиралась на волчью спину. В юбке это было ужасно неудобно, но и одежда-то была не её. У неё ничего своего как не было, так и не появилось.
А Хаук? Добрый благородный князь, о нём Ярга вспомнила лишь когда первые рассветные лучи позолотили древесные кроны. Она мысленно попросила у него прощения и пожелала счастья, но от Скуры они были уже слишком далеко, чтобы оглядываться.
Видать, не судьба.
Глава 12. «В награду любого возьмёшь ты коня»
После пропажи Ярги в Ясеневых горах он шёл за дружиной Хаука до самой Скуры, как тень, да всё никак не мог подобраться. Девушку охраняли так, будто она была царевной. Вдобавок против него действовало колдовство северных жрецов. Перуновы обереги ослабляли волчье тело, он не мог бежать столь же быстро, впервые за многие годы ощутил усталость, растерял былую сноровку и бдительность. Но хуже всего оказалось другое: он начал сомневаться.
Ему вдруг сделалось искренне жаль девушку – не от хорошей жизни она пришла в Дремучий лес. Мечты Ярги были понятны: ясонька хотела спокойствия и сытости, а ещё любви. Она нуждалась в том, кто будет любить её и заботиться о ней, желательно взаимно. Были ли такие люди прежде? Вряд ли.
Ярге встретился ленивый лживый Иван, который решил её использовать и плохо скрывал это. Только царевич Иван оказался Иваном-дураком, раз отпустил её одну. Конечно, на пути такой красавицы вскоре встретился человек получше.
Князь во многом превосходил Ивашку, тут и говорить не о чем. Настоящий богатырь во главе дружины. Не слишком мудрый, но добрый человек, способный набраться ума с возрастом. Он ласково принял Яргу, а смотрел на неё с такой нежностью, что злость разбирала. Но при здравом размышлении становилось ясно: князь Ярушку не обидит.
Так и вышло. Он устроил её в своём доме, дал сёстрам понять, что она следующая хозяйка в тереме, нарядил, обогрел и терпеливо ждал, когда же девушка ответит на ухаживания.
Див видел всё. Он тайком проникал в Скуру и подбирался к терему князя, чтобы послушать разговоры под окнами и своими глазами увидеть, как поживала Ярга. Она была тиха и вполне довольна, а сбежать вовсе ни разу не попыталась, из чего напрашивался вывод: стоило её отпустить, позабыв об уговоре добыть вместе Жар-птицу. Конечно, это рушило все планы, но что делать? Не лишать же бедную одинокую девицу шанса на счастье. Она и без того всякого в пути натерпелась, хватит. Не такое уж он и чудовище, чтобы губить её почём зря, ничего, найдёт иной способ перо раздобыть, а Ярга пусть счастлива будет.
Только вот отчего-то счастье это отзывалось в нём какой-то странной давно позабытой тоской. Щемило за рёбрами без всякой на то причины. Смешно подумать: хрупкая смертная девица, чей век короток, вызывала в нём столько всего сразу. Даром что ладная и красивая, даром что добрая и искренняя. Она слушала его истории, будто дитя малое, и всему дивилась, что казалось ему ужасно потешным. Ярушка без притворства радовалась, боялась, злилась или грустила, и он вдруг понял, что желает ей счастья в её короткой смертной жизни, которую ему не хотелось ломать. Привязался он к ней за время в пути, что ли? Наверное, так. Иначе не объяснить, почему вдруг дышать тяжело.
С такими мыслями он уходил из Скуры, да настолько в них погрузился, что зазевался. Попался в ловушку возле городских стен, ослабленный обережными знаками Перуна. А после в клетке оказался, где вовсе потерял желание бороться. Мелькала на задворках сознания задумка сбежать во время охоты, но была она пыльной и призрачной, как лунный свет над погостом. Однако в ночь праздника увидел он вдруг Яргу и князя, захотел сожрать его, да клетка помешала. А там уж и Ярушка возвратилась с расковником.
Он поведал ей эту историю, когда она стала расспрашивать о том, где пропадал и как в Скуре очутился. Разумеется, не целиком, без подробностей, и уж точно не упомянул свои терзания. А то глупо как-то с его стороны, честное слово.
* * *
– Не надо было решать за меня. Не думай, будто знаешь, что мне лучше, а что хуже, – ворчала Ярга, но Див только посмеивался в ответ, и от этого звука на душе становилось на диво спокойно.
Чем дальше от Скуры, тем лучше её спутник чувствовал себя. Он бежал всё быстрее и увереннее, словно желал убраться из Каерского царства как можно скорее. Даже когда на следующий день разыгралась жуткая гроза и Ярга предложила укрыться где-нибудь, наотрез отказался. Велел ей прижаться к его спине и терпеть и вскользь сказал, что любой гром в этих землях неслучаен, особенно после Перунова дня.
По пути до Белой Персти Див раздобыл для Ярги более удобную одежду: рубаху-косоворотку, плотные штаны, кумачовые сапожки по размеру, широкий расшитый пояс, а ещё кое-какие припасы в дорогу. Пока она отдыхала на привалах, он незамеченным забегал в местные города и деревеньки. Даже оружием разжился – правда, не мечом, а длинным кинжалом, но Див сказал, что всякая каерская сталь лучше любой иной, будь то богатырская палица или же
