Нестандартный ход 2. Реванш (СИ) - De Ojos Verdes
В образовавшейся тишине сидеть было странно. Абсурд, но в какой-то момент девушке даже показалось, что у неё в голове затикали старинные настенные часы. Как в доме дедушки на родине. Она их всегда ненавидела…
Тряхнув шевелюрой с целью сбросить глупое наваждение, Элиза обернулась к Разумовскому:
— Ты живешь ближе меня, поэтому тебе логичнее будет вернуться домой. Можешь уехать, я в любом случае остаюсь. — Я тоже остаюсь. — Отлично. Спальня — твоя. Я буду спать здесь. В душ иду первой. Спокойной ночи.
Ясно, коротко и без споров. На большее её не хватило бы. Да и не хотелось.
В шкафу Евы она нашла легкий халат и постельное белье, с которыми и направилась в ванную. Сразу же загрузила в стирку с наикратчайшим режимом свой комбинезон, в котором предстояло пойти на работу и завтра, а затем застирала нижнее белье руками. Намереваясь после водных процедур закинуть всё в сушильную машинку.
Время-то, конечно, детское. Всего-то начало десятого, но жуткая усталость уже давала о себе знать. Хотелось лечь и вырубиться до утра. Вот к такому состоянию и приводит ненормированный с некоторых пор график… в тандеме с душевным раздраем.
С первыми же каплями девушка почувствовала облегчение и дальше расслаблялась всё сильнее и сильнее. Да так, что даже не заметила… что её уединение нарушено. Если бы не дребезжание отъезжающей двери кабинки, Элиза и дальше бы стояла под струями с закрытыми глазами, просто наслаждаясь горячим потоком. Но, услышав этот звук, моментально развернулась на сто восемьдесят градусов и обнаружила перед собой обнаженного Рому.
Тысяча колкостей застряла в горле, когда он как ни в чем не бывало потянулся к флакону шампуня, выдавил немного и… занялся массированием её головы. Просто взял и начал мыть ей волосы. А потом плавно перешел на плечи, сдобрив их гелем…
Ну что за человек?! К чему это всё? Зачем лезть на рожон там, где объявлено временное перемирие?..
Видит Бог, она этого не хотела… сегодня точно не хотела.
Но, как говорится, не виноватая я, он сам пришел.
Если до этого девушка позволяла ему все манипуляции, будучи слегка дезориентированной, то, как только он коснулся её безобразного шрама, пройдясь по всей его длине, сразу же очнулась и зло отчеканила:
— Не смей больше! Я предупреждала!
Вмиг скинула мужскую ладонь и толкнула в грудь хлестким шлепком.
Разумовский сделал шаг назад и уперся в стену.
Обдал внимательным сканирующим взглядом в своей извечной манере и в следующую секунду поинтересовался:
— Почему? Плохие воспоминания? Тебе было больно?
— Не старайся, мне не нужно твоё сочувствие! Что бы ни было, это — моя боль. Только моя.
И припала к губам мужчины, стремясь заткнуть, чтобы не лез в душу.
Твердые изгибы его рта с охотой поддались её мягким нажимам, но стоило Элизе продвинуться немного дальше, надавив интенсивнее, он тут же осадил девушку своим напором, затянув в безудержно крепкий поцелуй. И они пытались отобрать друг у друга инициативу, превратив эту ласку в нечто до безумия дикое. Жадное. Яростное.
Ей на поясницу легли горячие ладони. Словно в разы горячее лившейся на них сверху воды. И Рома притянул девушку к себе, заставив прижаться вплотную.
Она была очень близка к тому, чтобы потеряться в ощущениях и вновь позволить ему властвовать над собой… Но в сознании сработало напоминание: он больше не получит её, добровольной капитуляции не будет.
Элиза оторвалась от него, распахнула глаза и нырнула в глубину темного взгляда. Разумовский тоже сфокусировался на её лице, выравнивая дыхание.
Что мешало ей развернуться и уйти? Без очередной энергозатратной битвы, влекущей потери и разрушения?
Гордость. Ревность. Обида. Жгучая потребность в реванше. Крышесносный коктейль, ударивший в мозг от одного его спокойного и по-прежнему нечитаемого взора.
Ну уж нет. Прямо здесь и сейчас она расшатает эту глыбу окончательно.
Девушка обрамила колючие щеки своими ладонями, погладила большими пальцами проявленные носогубные складки, сдерживая сонм неприятных мурашек от покалывания в кончиках. С щетиной он совсем другой. Не её. А, с другой стороны, когда это он был её?.. Мысль, придавшая ей нужный градус решительности. Никогда, черт возьми! Никогда!
Поцелуй в губы. Легкий. Невесомый. Сладкий. С ноткой горечи. Вниз по изгибу шеи. Такой мощной и манящей. Обязательно слизнуть капли воды с почти заживших за неделю царапин, оставленных в порыве гнева.
«Секс на стороне ничего не значит, если ночью он делит постель со мной. И обнимает меня, когда засыпает».
Поцелуи на его сильных плечах. Россыпь поцелуев. Следующих за пальцами, оглаживающими их. Он стал шире, а мышцы — выраженнее. Совсем стальные. Поцелуи по грудной клетке. Задержаться в выемке между ключицами.
«Ты жалкая, понимаешь? Так навязываться мужчине, который в отношениях с другой… унизительно».
Поцелуи по торсу. Медленные. Мягкие. Трепетные. И в каждом поцелуе — мысленное «ненавижу». Сегодня нет агонии любовь-ненависть. Сегодня побеждает ненависть. Сегодня нежность её движений такая же карающая, какими были его прикосновения в ту ночь. Нет, намного хуже. Намного. Потому что за её ненавистью всё-таки стояла любовь. А французы говорят: кто крепко любит, тот строго карает. Но Рома Элизу не любил. Просто наказал за своеволие. Теперь же пусть почувствует разницу. На собственной шкуре. Она знает, что этот мужчина поймет посыл.
Девушка опускается перед ним на колени, доводя дорожку поцелуев до паха. Не дает себе ни секунды на раздумья, обхватывая одной рукой основание члена, а другой играючи царапая его бедро. Разумовский заметно напрягается, но не останавливает её.
— Естественно, ты не остаешься в долгу, — вспоминает тот самый первый раз, с иронией усмехаясь однобоко.
Элиза одаривает его прямым взглядом, насколько возможно это сделать в таком положении — откинув голову назад и еще шире распахнув глаза. И, сохраняя выжигающую нервы откровенность зрительного контакта, касается языком головки.
Как же он вздрогнул… Как же сжались крупные ладони в кулаки… Как же ярко вспыхнуло что-то демоническое в глубине его взора.
Она вобрала его плоть, неторопливо смакуя губами, и мучительно плавными степенными поглаживаниями стала проходиться по стволу пальцами. Сводила с ума стоящего перед ней во всем великолепии мужчину. Продолжала скрести ногтями то по животу, то опять по бедрам. Дразня. Провоцируя. Возбуждая сильнее.
Ну, попробуй не потеряться в ощущениях и сохранить хладнокровие…
Не сразу, но Рома сдался, что стало ясно, когда он рвано выдохнул и прикрыл веки. А девушка, не испытывая ничего, кроме гадства в сердце, усердно довела его до пика, в последнюю секунду выпустив член и позволив ему излиться на выстланный плиткой пол. Вода тут же смыла результат её стараний, стирая белесые вязкие дорожки.
Элиза поднялась на ноги и не отказала себе в удовольствии оставить последний поцелуй. Равнодушно-утешительный. В солнечное сплетение. Она отныне не слабее него, как когда-то. Не выйдет подавить её превосходством в выдержке и силе воли. Достаточно для реванша.
Невероятно быстро она оказалась за пределами душевой кабинки, наспех вытерлась полотенцем, затем замотала в него волосы, заворачивая в тюрбан, и облачилась в приготовленный халат.
На время забыв о постиранных вещах, девушка вылетела из ванной и сделала несколько шагов, когда из гостиной вдруг появилась Богдана, потирающая глазки. Девочка увидела её и расплылась в восторженной улыбке. И будто не могла поверить, что перед ней стоит тетя. Та самая блудная тетя, которая после приезда ни разу не бывала в гостях у племянницы. И этот диссонанс вызвал у заспанного чуда исковерканное:
— Элиза! Абьлядеть!..
Обл*деть, обл*деть. Да, малышка, да. Даже не представляешь, какое это обл*деть…
Бодя порывисто уткнулась ей в бедро, обхватив ручками ноги, а всё, что девушка смогла сделать в ответ, — провести подрагивающими пальцами по её шелковистым волосам. И сглотнуть ком в горле.
