Макунаима, герой, у которого нет характера - Мариу Раул Морайс ди Андради
Выйдя из дома, он столкнулся с девушкой. Она была белокурая и вся такая беленькая, как дочка маниоки. Ее звали Фройляйн, у нее была красная раскидистая шапочка, вся усеянная маргаритками, и сама она была такая беленькая и беззащитная… Они пошли смотреть фейерверк вместе.
А в парке было столько водоплюйных машин и столько механического электрического света, что приходилось держаться друг за друга в темноте, чтобы не упасть в обморок от такого очаровательства. Спутница Макунаимы так и сделала, и герой зашептал:
– Красавица… Маниокина дочь!..
Тогда немочка со слезами счастья повернулась к герою и предложила засунуть маргаритку со своей шляпки ему в пуцку. Герой сперва шибко рассердился и уже думал обидеться, но потом сопоставил факты и понял, что весьма умен. И тогда громко расхохотался.
А тем временем слово «пуцка» уже пробивало свой путь в научных журналах, изучающих письменную и устную формы речи; и международное ученое сообщество уже окончательно признало, что по всем законам каталепсиса, эллипса, синкопы, метонимии, метафонии, метатезы, проклитики, протезы, аферезы, апокопы, гаплологии, народной этимологии, по всем этим ученым законам из слова «петлица» должно было появиться слово «пуцка» посредством промежуточного слова – латинского «rabanitius» (петлица – rabanitius – пуцка); ученые мужи уверяют, что, хотя слово «rabanitius» в дошедших до нас средневековых документах не зафиксировано, оно всё же, конечно, существовало и активно использовалось в разговорной речи.
И в эту-то самую минуту один размулатистый мулат взгромоздился на статую и принялся увлеченно рассказывать Макунаиме, что же означает этот день – День Южного Креста. На всём громадном поле ночного неба не было видно ни облачка, Капей тоже пока не выходила гулять. Приглядевшись, можно было разглядеть знакомые лица прародителей всех деревьев, всех птиц, всех зверей, а также лица родственников – братьев, отцов, матерей, теток, кумушек, девушек, женщин, и все эти звезды-лица весело подмигивали и блестели серебряным смехом на той земле, где все здоровы и муравьев вовсе нет, – там, на небе! Макунаима благодарно слушал и кивал, соглашаясь с длинной речью рассказчика. Но потом, после многих и многих объяснений и тыканий пальцем в небо, до Макунаимы дошло, что этот самый Южный Крест, в честь которого весь город вышел сегодня гулять и смотреть фейерверк, – не что иное, как четыре звезды, про которые он точно знал, что это Отец Мутуна, что живет на поле небесном. А мутун – птица, которая в доброй латинской традиции носит горделивое имя кракса. Герой не мог дальше слушать такую ересь от мулата и закричал:
– Ну уж нетушки!
– …Дорогие мои господа и дамы, – продолжал тот, – эти четыре звезды, блестящие в ночном небе нашем, аки горючие слезы, как сказал великий поэт, представляют собой тот самый священный католический Южный Крест, которым…
– Ничего подобного!
– Фью-фью!
– Явственнейший символ нашего…
– Ничего подобного!
– Так его!
– Пшел вон!
– Фью-фью! Фью!..
– …бо-божественнейший и чудеснейший символ нашего любимого оте-течества, – вот что такое это зага-гадочное небесное Распя-пятие, что…
– Ничего подобного!
– …что ви-видите вы…
– Ты лапшу нам тут не вешай!
– Своими четы… рьмя ясно блестящими серебря…
– Ничего подобного!
– Ничего подобного! – вторили другие голоса.
Услышав этот гул общественного возмущения, мулат окончательно скис. А меж тем у всех присутствующих, которые продолжали выкрикивать вслед за героем «Ничего подобного», уже чесались руки сотворить в парке бардак. Но Макунаима трясся от священной злобы и ничего не замечал вокруг себя. Он в один прыжок вскочил на голову статуи и начал рассказывать историю Отца Мутуна. Вот как звучало его повествование:
– Ничего подобного! Дорогие дамы и господа! Эти четыре звезды в небе над нами – это Отец Мутуна! Я клянусь вам, дорогие мои, что это Отец Мутуна, он живет там, на бескрайнем поле небесном!.. Дело было в Таком-то лесу, в те времена, когда звери уже не были людьми. Жили не тужили вдали друг от друга два названых брата. Один из них был очень хитер, он звался Камáн-Пабинке. И вот однажды названый брат Камана-Пабинке пошел в лес, чтобы убить дичи себе на ужин. Во время охоты он увидел Пауи-Пóдоле и его кума, светлячка Камайуá. А Пауи-Подоле, друзья мои, это и есть Отец Мутуна. Он отдыхал на верхушке дерева акапу. И вот названый брат колдуна возвращается домой и говорит своей подруге, что видел Пауи-Подоле и его кума, светлячка Камайуа. А ведь и Отец Мутуна, и его кум оба давным-давно когда-то были такими же людьми, как вот мы с вами. Тот человек сказал, что, так и так, он хотел убить Пауи-Подоле стрелой из своей сарбатаны, но стрела не долетела до высокого гнезда Отца Мутуна в кроне дерева акапу. Тогда он взял копье, сделанное из паракуубы и с наконечником из тростника, и отправился на рыбалку. Вскоре после того как он ушел, в его хижину вошел Каман-Пабинке и сказал жене названого брата:
– Сестра, что тебе рассказал твой дружок?
И сестра рассказала колдуну всё, не забыв упомянуть, что Пауи-Подоле жил в гнезде на высоком дереве акапу вместе с кумом – светлячком Камайуа. На другой день Каман-Пабинке с утра пораньше отправился в лес и вскоре услышал, как на верхушке дерева акапу выводит свои трели Отец Мутуна. Тут же колдун обернулся муравьем-резальщиком Илáге и принялся ползти по стволу дерева вверх, но Отец Мутуна увидел муравья и так могуче засвистел, что поднялся сильный ветер, который сдул колдуна с дерева, и тот упал на мягкие листья. Тогда он обернулся муравьем Опалá, что помельче, и вновь пополз вверх. Но Отец Мутуна заметил его и в этот раз, тихонько засвистел, и легким ветерком Опала пал прямо в траву. Наконец, Каман-Пабинке обернулся малюсеньким муравьем Мéге, поднялся по стволу дерева акапу, влез прямиком в ноздрю Отца Мутуна и там его укусил, выплюнув в рану щедрую порцию
