Татьяна Ахметова - Озорные стихи (Устами народа-2) - 1997
ПИСЬМО К СЕСТРЕ
Ты представь себе, сестрица!Вся дрожа, как голубица!Перед коршуном лихим,Я стояла перед ним.Ночь давно уж наступила,В спальне тьма и тишина,Лишь лампадочка светилаПеред образом одна.Виктор вдруг переменился,Стал как будто сам не свой:Запер двери, воротился,Сбросил фрак свой с плеч долой,Подбежал и, задыхаясь,С меня кофточку сорвал;Я вскричала, вырываясь,Он не слушал — раздевал;И, бесстыдно обнажаяМои плечи, шею, грудь,Целовал меня, сжимаяКрепко так, что не вздохнуть.Наконец, обвив руками,На кровать меня поднял;«Полежим немного, Аня», —Весь дрожа, он прошептал.А потом он так нескромноПринялся со мной играть,Что и вымолвить позорно:Стал рубашку задирать,И при этом он легонькоНа меня, сестрица, легИ старался мне тихонькоЧто-то всунуть между ног.Я боролась, защищаласьИ за что-то хвать рукой —Под рукою оказалосьЧто-то твердое, друг мой!Что-то твердое, большое,И притом как бы живое,Словно вырос между ногДлинный толстый корешок.Виктор, все меня сжимая,Мне покоя не давал,Мои ляжки раздвигая,Корешок меж ног совал.Вся вспотела я, томиласьИ, с себя не в силах сбить,Со слезами я взмолилась,Стала Виктора просить,Чтобы так не обращался,Чтобы вспомнил он о том,Как беречь меня он клялся,Еще бывши женихом.Но, моленьям не внимая,Виктор мучить продолжал,Больше, глубже задвигая,Весь вспотевши, он дрожал.Вдруг как будто что преткнулосьУ меня;вскричала яИ от боли содрогнулась,Виктор крепче сжал меня;Корешок его в тот мигТочно в сердце мне проник.Что потом было, не знаю,Не могу тебе сказать,Мне казалось, начинаюЯ как будто умирать.После странной этой сценыЯ очнулась, как от сна;Во мне словно перемена,Сердце билось, как волна.На сорочке кровь алела,А та дырка между ногСтала шире и болела,Где забит был корешок.Я, припомнивши все дело,(Любопытство не порок)Допытаться захотела,Куда делся корешок?Виктор спал. К нему украдкойПод сорочку я рукой,Отвернула… Глядь, а гадкийКорешок висит другой.На него я посмотрела,Он свернулся грустно так,Под моей рукой несмелойПодвернулся, как червяк.Похудел, ослаб немногоИ нисколько не пугал,Я его пожала нежно —Он холодный, мягкий стал.Ко мне смелость воротилась,Уж не страшен был мне зверь,Наказать его решиласьХорошенько я теперь;И взяла его рукою,Начала его трепать,То сгибать его дугою,То вытягивать, щипать.Вдруг он сразу шевельнулся,Под рукою пополнел,Покраснел и весь надулся,Стал горячий, отвердел.Тут мой Виктор пробудился,Не успела я моргнуть,Как на мне он очутился,Придавив мне сильно грудь.И под сердце мне ужасныйКорешок он свой вонзил,Целовал при этом страстно,Вынул — снова засадил;Сверху двигал, вниз совалИ вздыхал он, и стонал,То наружу вынимал,То поглубже задвигал,То, прижав к себе рукамиВсю меня, что было сил,Как винтом, между ногамиКорешком своим сверлил.Я как птичка трепетала,Но, не в силах уж кричать,Я покорная давалаСебя мучить и терзать.Ах, сестрица, как я рада,Что покорною была:За покорность мне в наградуРадость вскорости пришла.Я от этого терзаньяСтала что-то ощущать,Начала терять сознанье,Стала словно засыпать.А потом пришло мгновенье…Ах, сестрица, милый друг!Я такое наслажденьеТут почувствовала вдруг,Что сказать тебе нет силыИ пером не описать;Я до страсти полюбилаТак томиться и страдать.
За ночь раза три, бывает,И четыре, даже пять,Милый Виктор заставляетМеня сладко трепетать.Спать ложимся — первым деломОн начнет со мной играть,Любоваться моим телом,Целовать и щекотать.То возьмет меня за ножку,То по груди проведет.В это время понемножкуКорешок его растет;А как вырос, я уж знаю,Как мне лучше поступить:Ляжки шире раздвигаю,Чтоб поглубже запустить…Через час-другой, проснувшись,Посмотрю — мой Виктор спит.Корешок его согнувшисьОбессилевший лежит.Я его поглажу нежно,Стану дергать и щипать,Он от этого мятежноПоднимается опять.Милый Виктор мой проснется,Поцелует между ног;Глубоко в меня забьетсяЕго чудный корешок.На заре, когда так спится,Виктор спать мне не дает,Мне приходится томиться,Пока солнышко взойдет.Ах, как это симпатично!В это время корешокПоднимается отличноИ становится, как рог.Я спросонок задыхаюсьИ сперва начну роптать,А потом, как разыграюсь,Стану мужу помогать:И руками и ногамиВкруг него я обовьюсь,С грудью грудь, уста с устами,То прижмусь, то отожмусь.И, сгорая от томленьяС милым Виктором моим,Раза три от наслажденьяЗамираю я под ним.Иногда и днем случится:Виктор двери на крючок,На диван со мной ложитсяИ вставляет корешок.А вчера, представь, сестрица,Говорит мне мой супруг:.«Ты читать ведь мастерица,Почитай-ка мне, мой друг».Затворившись в кабинете,Мы уселись на диван.Прочитала я в газетеО восстании славянИ о том, какие мукиИм приходится принять,Когда их башибузукиНа кол думают сажать.«Это, верно, очень больно?»Мне на ум пришло спросить.Рассмеялся муж невольноИ задумал пошутить.«Надувает нас газета, —Отвечает мне супруг. —Что совсем не больно это,Докажу тебе, мой друг.Я не турок и, покаюсь,Дружбы с ними не веду,Но на кол, я уж ручаюсь,И тебя я посажу».Обхватил меня рукамиИ на стул пересадил,Вздернул платье и рукоюПод сиденье подхватил,Приподнял меня, поправилСебе что-то, а потомПоднял платье и заставилНа колени сесть верхом.Я присела, и случилось,Что все вышло по его:На колу я очутиласьУ супруга своего.Это было так занятно,Что нет сил пересказать.Ах, как было мне приятноНа нем прыгать и скакать.Сам же Виктор, усмехаясьСвоей шутке, весь дрожалИ с коленей, наслаждаясь,Меня долго не снимал.«Подожди, мой друг Аннета,Спать пора нам не пришла,Порезвимся до рассвета,Милая моя душа!Не уйдет от нас подушка,И успеем мы поспать,А теперь не худо, душка,Нам в лошадки поиграть».«Как в лошадки? Вот прекрасно!Мы не дети»,—я в ответ.Тут меня он обнял страстноИ промолвил: «Верно, нет,Мы не дети, моя милка.Но представь же наконец.Будешь ты моя кобылка,Я же буду жеребец».Покатилась я со смеху,Он мне шепчет: «Согласись,А руками для успехуО кроватку обопрись…»Я нагнулась. Он рукамиМеня крепко обхватилИ мне тут же меж ногамиКорешок свой засадил.Вновь в блаженстве я купаласьС ним в позиция такой,Все плотнее прижималась,Позабывши про покой.Я большое испыталаУдовольствие опять,Всю подушку искусалаИ упала на кровать.
Здесь письмо свое кончаю,Тебе счастья я желаю,Выйти замуж и тогдаБыть довольною всегда.
ОТЕЦ ПАИСИЙ
В престольный град, в Синод священныйОт паствы из села смиреннойСтарухи жалобу прислалиИ в ней о том они писали:
«Наш поп Паисий, мы не рады,Все время святость нарушает —Когда к нему приходят бабы,Он их елдою утешает.
К примеру, девка, или блядь,Или солдатка, иль вдовицаПридет к нему исповедать,То с ней такое приключится:
Он крест святой кладет понижеИ заставляет целовать,А сам подходит сзади ближеИ начинает их ебать.
Тем самым святость нарушаетИ нас от веры отлучает,И нам-де нет святой услады,Уж мы ходить туда не рады».
Заволновался весь Синод.Сам патриарх, воздевши длани,Вскричал: «Судить, созвать народ!Средь нас не место этой дряни!»
Суд скорый тут же состоялся,Народ честной туда собрался…И не одной вдове, девицеС утра давали тут водицы.
Решили дружно всем СинодомИ огласили пред народом:«Отцу за неуемный блудУсечь ебливый длинный уд.
Но, милосердие блюдя,Оставить в целости мудя,Для испускания мочиОставить хуя пол свечи.
Казнь ту назавтра совершить,При сем молитву сотворить»А чтоб Паисий не сбежал,За ним сам ктитор наблюдал
Старух ругают: «Вот паскуды!У вас засохли все посуды,Давно пора вам умирать,А вы — беднягу убивать».
Всю ночь не спали на селеПаисий, ктитор — на челеМорщинок ряд его алел —Он друга своего жалел.
Однако плаху изготовил,Секиру остро наточилИ, честно семь вершков отмеря,Позвал для казни ката-зверя.
И вот Паисий перед плахойС поднятой до лица рубахой,А уд, не ведая беды,Восстал, увидев баб ряды.
Сверкнув, секира опустилась…С елдой же вот что приключилось.Она от страха вся осела —Секира мимо пролетела.
Но поп Паисий испугалсяИ от удара топораОн с места лобного сорвался,Бежать пустился со двора.
Три дня его искали всюду.Через три дня нашли в лесу,Где он на пне сидел и удуПсалмы святые пел в бреду.
Год целый поп в смущеньи был,Каких молебнов ни служил,Но в исповеди час не смогЗасунуть корешок меж ног.
Его все грешницы жалелиИ помогали, как умели,Заправить снова так и сякЕго ослабнувший елдак.
Жизнь сократила эта плахаОтцу Паисию. Зачах.Хотя и прежнего размахаДостиг он в этаких делах.
Теперь как прежде он блудилИ не одну уж насадил.,.Но все ж и для него, чтецы,Пришла пора отдать концы.
На печку слег к концу от мира,В углу повесил образок.И так прием вел пастве милой,Пока черт в ад не уволок.
Он умер смертию смешною:Упершись хуем в потолокИ костенеющей рукоюДержа пизду за хохолок.
Табак проклятый не курите,Не пейте, братие, вина,А только девушек ебите —Святыми будете, как я.
ОРЛОВ И ЕКАТЕРИНА
