Публий Назон - Метаморфозы

        Пять лишь осталось в живых. Из этих один был Эхион.

        Бросил оружие он по внушенью Тритонии наземь,

        Мира у братьев своих попросил и мир даровал им.

        В деле помощников пять имел сидонский пришелец,

130 Город когда возводил по приказу вещавшего Феба.

        Фивы стояли уже. Ты, Кадм, счастливым казаться

        Мог бы в изгнанье. Тебе Марс тестем, а тещей Венера[133]

        Стали. Прибавьте еще от подобной супруги потомство.

        Столько сынов, дочерей и внуков, — сокровищ бесценных,

135 Юношей, взрослых уже! Но дня последнего должно

        Ждать человеку всегда, и не может быть назван счастливым

        Раньше кончины никто, до обрядов по нем погребальных.

        Первым внук тебе, Кадм, средь столь великого счастья,

        Горя причиною стал, — рога на лбу появились

140 Чуждые, также и вы, псы, сытые кровью хозяйской!

        Полюбопытствовав, в том ты судьбы лишь вину обнаружишь,

        Не преступленье его; ибо в чем преступленье ошибки?

        Было же то на горе, зверей оскверненной убийством.

        Полдень как раз наступил, сокращающий тени предметов;

145 Солнце стояло равно от обоих далеко пределов;

        И гиантийский юнец без дороги бродящих по логам

        Голосом ласковым звал соучастников псовой охоты.

        «Влажны тенета, друзья, и железо от крови звериной!

        День благодатный судьбой нам дарован. Лишь только Аврора

150 Новый рассвет приведет, в колеснице взмывая багряной,

        Сызнова дело начнем. Теперь в расстоянии равном

        Феб от обеих земель, и от зноя растрескалось поле.

        Так завершайте труды, унесите плетеные сети!»

        Те исполняют приказ и работу свою прерывают.

155 Был там дол, что сосной и острым порос кипарисом,

        Звался Гаргафией он, — подпоясанной роща Дианы;

        В самой его глубине скрывалась лесная пещера, —

        Не достиженье искусств, но в ней подражала искусству

        Дивно природа сама. Из турфов легких и пемзы,

160 Там находимой, она возвела этот свод первозданный,

        Справа рокочет ручей, неглубокий, с прозрачной водою,

        Свежей травой окаймлен по просторным краям водоема.

        Там-то богиня лесов, утомясь от охоты, обычно

        Девичье тело свое обливала текучею влагой.

165 Только в пещеру пришла, одной отдала она нимфе —

        Оруженосице — дрот и колчан с ненатянутым луком;

        Руки другая из них подставила снятой одежде,

        Две разували ее; а, всех искусней, Крокала,

        Дочь Исмена-реки, ей волосы, павшие вольно,

170 Вновь собирала узлом, — хоть сама волоса распустила.

        Черпают воду меж тем Нефела, Гиала, Ранида,

        Псека, Фиала и льют в большие и емкие урны.

        Стала себя обливать привычной Титания[134] влагой,

        Кадма же внук между тем, труды вполовину покончив,

175 Шагом бесцельным бредя по ему незнакомой дубраве,

        В кущу богини пришел: так судьбы его направляли.

        Только вошел он под свод орошенной ручьями пещеры,

        Нимфы, лишь их увидал мужчина, — как были нагими, —

        Бить себя начали в грудь и своим неожиданным воплем

180 Рощу наполнили всю и, кругом столпившись, Диану

        Телом прикрыли своим. Однако же ростом богиня

        Выше сопутниц была и меж них главой выступала, —

        Отсвет бывает какой у облака, если, ударив,

        Солнце окрасит его, какой у Авроры румянец, —

185 Цвет лица у застигнутой был без одежды Дианы.

        Но хоть и тесно кругом ее нимф толпа обступала,

        Боком, однако ж, она обратилась, назад отвернула

        Лик; хотела сперва схватить свои быстрые стрелы,

        Но почерпнула воды, что была под рукой, и мужское

190 Ею лицо обдала и, кропя ему влагой возмездья

        Кудри, добавила так, предрекая грядущее горе:

        «Ныне рассказывай, как ты меня без покрова увидел,

        Ежели сможешь о том рассказать!» Ему окропила

        Лоб и рога придала живущего долго оленя;[135]

195 Шею вширь раздала, ушей заострила верхушки,

        Кисти в копыта ему превратила, а руки — в оленьи

        Длинные ноги, всего же покрыла пятнистою шерстью,

        В нем возбудила и страх. Убегает герой Автоноин[136]

        И удивляется сам своему столь резвому бегу.

200 Только, однако, себя в отраженье с рогами увидел, —

        «Горе мне!» — молвить хотел, но его не послушался голос.

        Он застонал. Был голос как стон. Не его покатились

        Слезы из глаз. Лишь одна оставалась душа его прежней!

        Что было делать? Домой возвратиться под царскую кровлю?

205 Или скрываться в лесу? Там стыд, тут ужас помехой.

        Он колебался, а псы увидали: Меламп поначалу,

        Чуткий с ним Ихнобат знак первый подали лаем, —

        Кносский пес Ихнобат и Меламп породы спартанской, —

        Тотчас бросаются все, быстрей, чем порывистый ветер;

210 Памфаг, за ним Орибаз и Доркей, из Аркадии трое,

        С ними силач Неброфон, и лютый с Лалапою Терон,

        Резвостью ценный Петрел и чутьем своим ценная Агра,

        Также свирепый Гилей, недавно пораненным вепрем,

        Напа, от волка приплод; за стадами идущая следом

215 Пемена; Гарпия, двух имея щенят в провожатых,

        И сикионский Ладон, у которого втянуто брюхо,

        Тигрид с Алкеей, Дромад, Канакея еще и Стиктея,

        И белоснежный Левкон и Асбол с черною шерстью,

        И многосильный Лакон и Аэлл, отличавшийся бегом:

220 Фей и рядом, резва, с ее кипрским братом Ликиска,

        И посредине, на лбу отмеченный белою меткой,

        Гарпал и с ним Меланей; косматая с ними Лахнея,

        Также два пса, чья лаконянка мать, отец же — диктеец;

        Лабр с Артиодом, потом с пронзительным лаем Гилактор, —

225 Долго других исчислять. До добычи жадная стая

        Через утесы, скалы и камней недоступные глыбы,

        Путь хоть и труден, пути хоть и нет, преследуют зверя.

        Он же бежит по местам, где сам преследовал часто,

        Сам от своих же бежит прислужников! Крикнуть хотел он:

230 «Я Актеон! Своего признайте во мне господина!» —

        Выразить мысли — нет слов. Оглашается лаяньем воздух.

        Первый из псов Меланхет ему спину терзает, за ним же

        Тотчас и Теридамад; висит на плече Орезитроф.

        Позже пустились они, но дорогу себе сократили;

235 Мча по горе напрямик. И пока господина держали,

        Стая другая собралась и в тело зубы вонзает.

        Нет уже места для ран. Несчастный стонет, и если

        Не человеческий крик издает — то все ж не олений,

        Жалобным воплем своим наполняя знакомые горы.

240 И на колени склонясь, как будто моля о пощаде,

        Молча вращает лицо, простирая как будто бы руки.

        Порском обычным меж тем натравляют злобную стаю

        Спутники; им невдомек, Актеона всё ищут глазами,

        Наперебой, будто нет его там, Актеона все кличут.

245 Вот обернулся на зов, они же скорбят, что не с ними

        Он и не хочет следить за успешной поимкой добычи.

        Здесь не присутствовать он бы желал, но присутствует; видеть,

        Но не испытывать сам расправы своих же свирепых

        Псов. Обступили кругом и, в тело зубами вгрызаясь,

250 В клочья хозяина рвут под обманным обличьем оленя.

        И лишь когда его жизнь от ран столь многих пресеклась,

        Молвят, — насыщен был гнев колчан носящей Дианы.

        Разно судили о том; одни почитали богиню

        Слишком жестокой, а кто и хвалил, почитая достойным

255 Девственной так поступать; по-своему все были правы.

        Лишь Громовержца жена не столько ее защищала

        Или винила ее, сколь рада была, что постигла

        Дом Агеноров беда, и гнев свой с соперницы Тирской[137]

        Перенесла на весь род. Но тут подоспела причина

260 Новая горести ей: тяжела от Юпитера стала