Стихотворения Катулла в переводе А. А. Фета - Гай Валерий Катулл
Нежный друг мотыги Формианца.[136]
Близкие и кто об ней печется,
Вы друзей и медиков зовите,
Ведь больна, и какова собою,
Знать, спросить у зеркала не хочет.
№42. К неизвестной[137]
Сюда вы, ямбы, сколько вас найдется,
Все сколько есть и сколько вас сберется.[138]
Вот девка дрянь, смеяся надо мной,
Не возвращает книжки записной,
В которой вы: вам, верно, неприятно.
Поймав ее, потребуем обратно.
А кто она? Вы спросите? Да, вот,
Что ходит дерзко, смехом корчит рот,
Как галльская собака, безобразно.[139]
Ее поймав, пристаньте безотвязно:
«Ты, девка дрянь, нам возврати стихи,
Дрянь девка, ты нам возврати стихи».
Не слушаешь? О грязь из подлой лужи
Иль что того еще быть может хуже.
Однако ж мало этим заключить,
Коль не берет, то в краску приводить
Железную собачью морду станем[140],
Опять кричать мы громче не останем:
«Ты, девка дрянь, нам возврати стихи,
Дрянь девка, ты нам возврати стихи».
Напрасно все, никак не поддается.
Так свой прием нам изменить придется,
Чтоб средства снова не были плохи:
«Ты, честная, отдай же нам стихи».
№43. К подруге Мамурры[141]
Здравствуй, дева, ты, чей нос не скуден,
Некрасивы ноги, глаз не черен,
Неистяжны пальцы, рот не вытерт
И язык не слишком-то изящен,
Нежный друг мотыги Формианца.
Ты ль слывешь в провинции прекрасной?[142]
Лезбию мою с тобой равняют?
О какой-же век тупой и грубый!
№44. К своему поместью[143]
О, мой клочок земли, Сабинский иль Тибурский,[144]
(Тибурским ты слывешь у тех, что не хотят
Катулла огорчать, а те, что это любят,
В том, что Сабинский ты, побьются об заклад).
Но будь Сабинским ты или скорей Тибурским,
Рад вилле я своей близ городских ворот,
Там выгнал из груди я кашель нестерпимый,
Которым поделом снабдил меня живот,[145]
Когда я ужином роскошным соблазнился.
Когда я Сестия быть гостем пожелал,[146]
То против Анция, который обвиняет[147]
Речь полную чумы и яда прочитал.
Тут насморк на меня и кашель навалились[148]
И мучили, пока я не бежал под кров
К тебе, крапивою лечиться и покоем.
Благодарю тебя, когда я стал здоров,
Что по грехам меня ты не сильней караешь.
Не стану возражать, коль в руки попадет
Мне мерзость Сестия, а с насморком и кашель
Да уж не ко мне, а к Сестию прильнет,
Зовущему меня лишь к чтенью глупой книги.[149]
№45. Об Акме и Септимии[150]
Милую Акму сжимая в объятьях,
Молвил Септимий: «о друг ты мои, Акма,
Если тебя не люблю я сердечно
И не готов так любить непрестанно,
Как полюбить кто лишь может всей силой,
В Либии пусть я, иль в Индии жаркой[151]
Встречу глазастого льва в одиночку».
Это услыша, Амур, прежде мрачный,
Выразил, чхнувши, свое одобренье,[152]
Голову мягко закинувши, Акма
И у влюбленного юноши очи
Пурпуром уст своих нежно целуя:
«Жизнь ты моя, — возгласила — Септимий,
Будь же любовь нам одна господином,
Страстный огонь еще шире и жарче
Пышет в груди моей более нежной».
Это услыша Амур, прежде мрачный,
Выразил, чхнувши, свое одобренье.
Ныне отправясь от доброй приметы,[153]
Любят взаимно они и любимы.
Акму Септимий считает дороже
Сирии всей и Британии всякой.[154]
Перед Септимием Акма единым
Всю свою прелесть и пыл расточает.
Счастье людское кто большее видел,
Или Венеру еще благосклонней?
№46. К самому себе о приходе весны[155]
Уже весна нам тепло возвращает,
Уж равноденствия злобные бури
В нежном дыханьи Зефира смолкают.
Брось же, Катулл, ты Фригийские долы,[156]
Также и тучные и нивы Никеи.[157]
К славным летим городам азиатским[158]
Рвется душа на простор уж заране,
Просятся весело ноги на службу.
Так уж прощайте, товарищи други,
Вас, что отправились из дому вместе,
Порознь теперь возвращают дороги.[159]
№47. К Порцию и Сократиону[160]
Сократион и Порций, две вы лапы
У Пизона, паршь и позор вы света,
Иль моему Веранию и Фабуллу
Предпочел вас тот Приап блудливый?[161]
Вы с полудня уже за роскошным пиром[162]
Празднуете, а мои друзья в ту пору
На перекрестках ждут, чтобы их позвали.[163]
№48. К Ювенцию[164]
Если бы сладкие очи твои, о Ювенций,
Мне целовать непрестанно дозволено было,
Триста бы тысяч раз я готов целовать их
И никогда бы затем не насытился этим,
Чаще хотя бы даже сухих и колосьев
Оказались посевы наших лобзаний.
№49. К М. Туллию[165]
Всех речистейший из внуков Рема
Тех, что есть, что были, Марк мой Туллий
И что будут с новыми годами,
Величайшее тебе спасибо
Шлет Катулл, дряннейший из поэтов,
Также он дряннейший из поэтов,
Как первейший ты из всех патронов.[166]
№50. К Лицинию[167]
Мы вчерашний день с тобой, Лициний,
Все играли на моих табличках,
Наперед решивши забавляться.
Мы
