Аристофан - Мир

Аристофан

Мир

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Два раба Тригея.

Тригей, земледелец.

Дочь Тригея.

Гермес, бог.

Полемос (Война).

Ужас, прислужник Полемоса.

Гиерокл, толкователь прорицаний.

Кузнец.

Торговец оружием.

Сын Ламаха.

Сын Клеонима.

Лица без слов: Ирина, богиня Мира; Жатва и Ярмарка, сопровождающие богиню Мира; горшечник; копейщик; панцирщик и другие ремесленники, изготовляющие военное снаряжение.

Хор земледельцев.

ПРОЛОГ

Двор перед домом виноградаря Тригея. Двое рабов замешивают корм в хлеву.

Живее! Теста поскорей жуку подай!

Бери, корми проклятого! Чтоб сдохнул он!Чтоб слаще корма никогда не жрать ему!

Еще лепешку из добра ослиного.

Бери еще! Куда же делось прежнее?Все скушал?

Нет, свидетель Зевс, схватил, сглотнул,Меж лап зажав, с чудовищною жадностью.Меси покруче, пожирней замешивай!

О мастера золотари! На помощь мне!.Не то я задохнусь в вонище этакой.

Распутного мальчишки нам помет подай!Нам захотелось нежного.

Пожалуйста!

В одном грехе зато не упрекнуть меня:Не скажут, что у печки пекарь кормится.

Ой-ой-ой-ой! Еще подай, еще подай!Меси еще!

Не буду! Нет! Свидетель Феб!Мне эту лужу мерзкую не вычерпать!

Стащу ему, пусть на здоровье лопает!

Чтоб он пропал, свидетель Зевс, и ты за ним!!

Прошу вас, если знаете, скажите мне,Где нос бы мне купить, в котором дырок нет}Не видано поденщины чудовищней,Чем эта: корм давать жуку-навознику!Свинья или собака — те помет сырьемГотовы жрать. А этот зверь заносчивыйВоротит морду, к пище не притронется,Пока не раскатаю, не скручу и кормЛепешечкой подам, как бабы любят есть.Ну, что же, жрать он кончил? Погляжу тишком,Дверь приоткрывши, чтоб не увидал меня.

Ну, лопай, трескай, брюхо набивай едой,Пока не разорвешься ненароком сам!Да, ну и жрет, проклятый! Как силач-борец,Налег на корм и челюстями лязгает,И головою вертит, и ногами мнет.Так скручивает корабельщик снасть свою,Когда для барок толстые канаты вьет.Тварь гнусная, прожорливая, смрадная!Кто из божеств всевышних произвел его,Не знаю. Но не Афродита, думаю,И не Хариты[1] также.

Кто же?

Зевс родил,Из кучи, не из тучи, громыхнув грозой.

Теперь, пожалуй, спросит кто из зрителей,Заносчивый молодчик: в чем же драмы суть?И жук при чем? А этому молодчикуЗаезжий иониец объясненье даст:«Я понял, на Клеона намекают здесь:Навоз в Аиде, дескать, поедает он…»Бежать мне нужно и жуку напиться дать.

Я объясню, в чем дело, детям маленьким,Подросточкам и взросленьким мужчиночкам,Мужчинам расскажу великовозрастным.Мужчинищам великовозрастнейшим всем.Хозяин наш взбесился, но особенно,Не так, как вы, иначе и по-новому.День целый в небо он глядит, разинув рот,И Зевса кроет руганью отборною.«Эй, Зевс, — кричит он, — чем же это кончится?Оставь метлу! Не то Элладу выметешь».

Слышится голос Тригея.

Вот, вот!Молчите! Голос слышится хозяина.

О Зевс! Ты что с народом нашим делаешь?Ты, как стручки, все города повылущил.

Вот-вот она, напасть! Об этом речь моя!Образчик перед вами помешательства.Как только началось его безумие,Себе вопрос он задал, вы послушайте:«Как прямиком залезть мне к Зевсу на небо?»Тут лестницу он смастерил ледащую,Чтобы по ней вскарабкаться, и шлепнулся,И дырку на затылке проломил себе.Вчера ж, невесть откуда, приволок домойС коня величиной жука этнейскогоИ конюхом к жуку меня приставил. СамЕго он гладит, словно жеребеночка:«Пегасик мой! Краса моя пернатая!Взлети, примчи меня к престолу Зевсову!»Но погляжу, что там внутри он делает.

Беда, беда! Соседи, поспешите, эй!Хозяин мой меж небом и землей повис:Сев на жука верхом, парит он в воздухе.

Тпр-у-у, стой! Тпр-у-у, стой! Тише шаг, мой жучок,Горячиться нельзя, выступая в поход!Юной силой гордясь, не гарцуй, не кичись,А сперва разойдись, жар почувствуй в костях,Сухожилья расправь ветровеющих крыл!Но в лицо не дыши мне, тебя я молю:Если будешь ты вонью меня обдавать,То тогда оставайся уж лучше в хлеву!

Господин и владыка! С ума ты сошел!

Замолчи! Замолчи!

Но куда же гребешь ты, воздушный пловец?

Я для блага всей Греции начал полет,Небывалый задумал я подвиг свершить.

Но зачем же лететь? Ты в своем ли уме?

В благоречье молчите! Ни жалоб, ни слез!Не вопить — ликовать наступила пора,Горожанам язык за зубами держать,Все навозные ямы и нужники всеЗапечатать и новым покрыть кирпичом,И зады заклепать до отказа!

Не замолчу, покуда не расскажешь мне,Куда лететь собрался?

Да куда ж еще?К престолу Зевса, на небо.

Зачем это?

Чтобы спросить, что делать затевает онСо всеми нами, жителями Греции.

А если не ответит?

Обвиню егоИ заявлю, что предал персам эллинов.

Не допущу, покуда жив, свидетель Зевс!

Я не могу иначе.

Ого-го! Эй-эй!Детишки! Ваш родитель собрался удрать,Летит на небо, сиротами бросил вас.Отца просите, заклинайте, бедные!

Девочки — дети Тригея — выбегают из дома.

Милый отец наш,[2] отец! Справедлива,Значит, та весть, что несется по дому.Нас покидая, ты с птицами вместе,Легкий, как ветер, несешься к воронам?Все это правда? Скажи мне, отец, если любишь немножко!

Может быть, так, мои доченьки.Правда, что жаль мне вас, бедных,Жаль, когда хлеба вы просите, папочкой ласково клича,В доме же нет ни полушки, ни крошки, ни грошика денег.Вот когда, дело удачно свершив, прилечу я обратно,Будет большой каравай и пинков я вам дам на закуску.

А как же ты в небесный путь отправишься?Не повезет тебя корабль по воздуху.

Крылатый конь, а не корабль помчит меня.

Скажи, что за причуда — оседлать жукаИ воспарить на нем к богам, папашенька?

Не знаешь? В баснях у Эсопа сказано,Что из крылатых жук один небес достиг.

Отец, отец, невероятно все-таки,Чтобы богов достигла тварь вонючая.

С орлом враждуя, жук когда-то в небо взмылИ там разворошил гнездо орлиное.

Не лучше ли Пегаса оседлать тебе?Богам ты показался бы трагичнее.

Да нет, чудачка. Корма мне двойной запасТогда б был нужен. А теперь, чем сам кормлюсь,Добром тем самым и жука кормлю затем.

А что, когда в пучину моря влажнуюОн свергнется? Как он, крылатый, вынырнет?

Есть у меня правило подходящее:Челном наксосским будет мне навозный жук.

А свой корабль к какой пригонишь пристани?

В Пирее, в бухте Жучьей,[3] бросим якорь мы.

Смотри же, не свались и не сломай костей!Не то хромцом ты станешь — Еврипид тебяПодцепит и состряпает трагедию.

Об этом позабочусь. До свидания!А вы, кому на благо я свершаю труд,Сдержите ветры, отливать помедлитеТри дня. Когда в полете жук почует смрад,Меня он скинет и на корм набросится.

Подымайся бодрей, мой Пегас, веселей,Шевелись, золотою уздою звеня!Пусть сверкает зубов белоснежный оскал.Что с тобою? Что делаешь? Ноздри кудаПовернул? Что почувствовал? Нужника дух?Подымайся смелей, над землей воспари!Легковейными крыльями вверх устремисьИ до Зевсова дома домчись прямиком!А от пакости всякой свой нос отвратиИ про корм свой всегдашний сегодня забудь.

Что ты делаешь? Эй! Кто там сел за нуждойВ закоулке у девок, в Пирее? Эй-эй!..Ты погубишь, погубишь меня! Закопай!И побольше землицы поверху насыпь!И тимьяна цветущего куст посади,И душистого масла налей! А не тоЯ сломаю хребет, и за гибель моюПять талантов заплатит хиосский народ,[4]И всему будет зад твой виною!Ай-ай-ай-ай! Как страшно! Не до шуток мне!Эй ты, машинный мастер, пожалей меня!Какой-то вихрь ужасный вкруг пупка подул.Потише, а не то я накормлю жука!

Жук опускается на Олимпе, перед дворцом небожителей.