Мартин Нексе - В железном веке
И вновь Эстер-Вестер во главу угла ставит материальные интересы, — в большей мере, чем это разумно, по мнению старика Эббе.
— Ведь небесная высь дана нам для того, чтобы мы могли углубляться в самих себя, — говаривал он в своей наивно-мудрой манере. — Расти ввысь в духовном смысле — значит расти внутренно. А кто не видит над собой неба, у того весь рост на поверхности.
В материальном отношении Эстер-Вестер преуспевал с тех пор, как Йенс Воруп поселился здесь, этого никто не отрицал. Именно по почину Ворупа в свое время была создана потребительская кооперация и организовано кредитное общество, в результате чего для крестьян открылась возможность занимать у казны деньги на выгодных условиях. Раньше никто об этом и не помышлял, даже проживавший в Эстер-Вестере депутат ригсдага. Ведь свою славу одного из самых растущих в духовном смысле центров страны эта местность приобрела именно за счет некоторого застоя в финансовой области. «Нельзя же трубить в горн, когда рот каши полн», — говаривал старик Эббе. Здесь мудро и вдумчиво обсуждались духовные проблемы эпохи, чтобы подготовить умы к свободному развитию Севера; земное отступало на задний план.
С Йенсом Ворупом проложили себе путь новые силы. Все те, кто лично не боролся за грундтвигианство и кому оно досталось — точно готовое платье — по наследству от родителей, сплотились вокруг него «селитренного проповедника», как прозвали его представители старшего поколения. С возвращением грундтвигианской общины в государственную церковь Йенс Воруп и его присные, с пастором Вро во главе, получили перевес; победило новое время.
Это дало себя знать вскоре во всех областях. Как бы кто ни относился к новому, оно во всяком случае принесло с собой рост, движение вперед. В деревню один за другим являлись ремесленники, они селились здесь; новый крестьянин нуждался в машинах и создавал оборот. В здании школы открылся филиал городского банка, работавший два раза в неделю, в послеобеденные часы; в определенные дни недели в Эстер-Вестер приезжали и принимали здесь доктор по внутренним болезням и зубной врач.
Новый дух, как говорили старики, воцарился в Эстер-Вестере. На этот раз глубокие противоречия возникли в узком кругу местного населения. Молодое поколение хуторян, несмотря на свою крепкую привязанность к земле, чувствовало себя вознесенным чуть не на небеса и свысока взирало на всех, кто не владеет землей — этим новым мерилом божьей благодати и братства. Добрые старые лозунги — свобода, равенство, братство — отошли в область предания; снова остро давала себя чувствовать разница между дворцами и хижинами. Грундтвиг уже не считался больше непогрешимым, он здорово напутал с этими своими «свободой, равенством и братством». У старикашки были, пожалуй, самые благие намерения, но что поделаешь, ведь земля — не райские кущи.
Старик Эббе бил тревогу.
— Много зла родится от нового духа, — говорил он. — Вы бросаете вызов богу и восстанавливаете против себя маленьких людей, а без этих двух слагаемых сумма равна нулю.
Но Йенс Воруп и его единомышленники полагали, что маленький человек волей-неволей подчинится. «Проголодается— так ухватится за соску!» — цинично заявляли они. Что же касается господа бога, то его они в этом случае просто не принимали в расчет.
Они были спокойны за свое будущее. С ними в мир явился новый дух предприимчивости; они не останавливались ни перед какими усилиями — удобряли почву, осушали болота, переворачивали все вверх дном. Но и жестоки они были — дальше некуда! Какими бы силами ни обладали люди, животные и земля, эти новые хозяева стремились выжать из них все до конца, не стесняясь при этом никакими средствами. По разумению старого Эббе, хорошего в этом было мало. Все это выглядело так, будто здесь орудовал дьявол, разжигающий их ненасытность, отбирая у них из рук все добытое. Поэтому, сколько бы они ни добывали, им было недостаточно.
И Эббе был прав: даже среди маленьких людей воцарился этот алчный дух. Некоторое время казалось, что жизнь на дне, куда их столкнула судьба, даже доставляет им удовольствие и что они сами стремятся углубить пропасть, отделяющую их от высших слоев. Они стали жестоки и злорадствовали, если дела у хозяина шли плохо. Ничего хорошего это не предвещало.
И среди этой неразберихи вдруг повеяло чем-то новым и свежим — своего рода пробуждением! Некоторым это новое показалось вначале смешным: можно было подумать, что маленький человек вдруг возгордился своей бедностью. Нечто подобное уже происходило на другой почве. А теперь и здесь маленькие люди подхватили эти идеи, начали устраивать собрания и как бы создавать свою собственную организацию. В один прекрасный день эта организация действительно выросла, и ее участники стали искать постоянное помещение для своих встреч. Крестьяне упорно отказывались предоставить в их распоряжение свой зал для собраний и позаботились о том, чтобы и в трактир их не пускали. Результат получился совершенно иной, чем они ожидали. Преследования лишь вызвали усиленный приток людей в ряды новой организации.
Союз батраков и сельскохозяйственных рабочих — так называлась новая организация. С особенным ожесточением объявил ей войну Йенс Воруп. Благодаря случаю, который, пожалуй, больше походил на заранее обдуманное выступление, Воруп первый почувствовал на себе влияние этой организации.
XIII
Во время обеда на Хуторе на Ключах все садились за один стол. Здесь издавна было заведено, что хозяева и работники делили друг с другом радость и горе, — так было при Эббе Фискере, при его родителях и, насколько помнят старожилы, еще задолго до них. Но Йенс Воруп покончил с этим, как и со многими здешними обычаями. Он с самого начала был против слишком большой простоты в отношениях с челядью — это-де подрывает почтительность к хозяевам. Может быть, это годилось в старые времена, когда люди делали все с прохладцей, подолгу возились над пустяками и вообще несерьезно относились к жизни. Ведь тогда только и требовалось, что отработать свое пропитание. Иначе обстояло дело теперь. Хутор на Ключах — крупное предприятие, от которого зависит благоденствие множества людей. Нельзя поэтому допускать, чтобы люди работали спустя рукава, только по своему ограниченному разумению. Нынче слишком много поставлено на карту. Хозяйничать должен господин и повелитель, больше никто, и хозяином является он, Йенс Воруп! Провидение поставило его туда, где он находится во главе всего дела, и он уж сумеет исполнить свой долг.
«Пусть лучше будут руки в мозолях, чем сердце», — было одно из любимых изречений старика Эббе. Но у Йенса Ворупа на этот счет особое мнение: кому польза от того, что у него огрубеют руки, как у работника? Его дело — шевелить мозгами, а сердце держать холодным; надо отбросить излишнюю чувствительность и заставить людей работать на полную силу. Какими средствами это достигается, решают обстоятельства, а не он. Главное — чтобы здесь, на земле, что-нибудь создавалось, иначе все мировое хозяйство пойдет прахом. Вот для чего и нужно почитание.
Может быть, им руководило при этом скрытое желание лучше питаться, чем это позволяли расходы, когда все садились за один стол, — во всяком случае, когда он осуществил размежевание хозяев от слуг, хозяйский стол намного улучшился.
То, что хозяева по-барски заказывали себе особый обед, злило работников, и в один прекрасный день, в разгар сенокоса, недовольство вспыхнуло пожаром. Людская стала малоуютным помещением с тех пор, как она была всецело предоставлена работникам: сюда сплавляли все — вещи, предназначенные для починки, белье, которое складывалось здесь до глаженья, верхнее платье, предназначенное для чистки; здесь же помещалась и корзина со щенятами. А однажды, в воскресный вечер, когда работники собрались поужинать бутербродами, оказалось, что над ними поработали кошки, утащившие колбасу. Кошки, правда, пренебрегли маргарином, но это не спасло положение.
Никто не скандалил, но, что было хуже, батраки всей гурьбой отправились в Фьордбю и там поужинали. Только Сэрен Йепсен не захотел пойти с ними.
— Я привык поступать так, как меня учили в детстве, — сказал он.
Когда Йенс Воруп услышал об этой демонстрации, он чуть из себя не вышел: такие паршивцы, пойти в трактир ужинать! Тьфу! Надо издать закон, который карал бы за такие вещи, надо восстановить в кодексе старую статью, запрещающую слугам уходить за ворота без разрешения хозяина, надо... Он был так уязвлен, что потерял всякое самообладание.
Мария отнеслась к этой истории спокойнее.
— Закон этот, кстати, на бумаге еще существует, — сказала она, — нужно только снова напомнить о нем людям. Выиграешь ли ты от этого — другой вопрос!
— Но это же преступление — так опозорить человека! Это равносильно поклепу!
— Если хочешь знать, они по-своему даже правы, — возразила Мария с раздражающим спокойствием. Ведь именно Йенс в свое время настаивал на том, чтобы отделить людскую, поэтому она даже довольна, что он получил щелчок по носу. — Ты тоже не стал бы есть то, что попробовали кошки, — сказала она, как бы взывая к его чувству справедливости.
