Павел Марушкин - Девочка из страны кошмаров

Павел Марушкин

«ДЕВОЧКА ИЗ СТРАНЫ КОШМАРОВ»

Но ни ангелы в светлых чертогах небес,

Ни демоны темных пучин

Не смогли разлучить мою душу с душой

Прекраснейшей Эннабел Ли

ПРОЛОГ

Они осторожно выглянули из-за валуна. Этот камень у местной детворы звался «горбач» — массивный, обточенный морем обломок черной скалы возле самой кромки прибоя.

— Вижу цель! — заявила рыжая Кайса. — Вражеский корабль в наших территориальных водах!

— Доложите тип судна! — отозвался Эрик.

Кайса ухмыльнулась:

— Лоханка пьянчуги Дресвицы!

— Враг на пределе дистанции… — В глазах Эрика блеснул хулиганский огонек. — Будем атаковать! Береговая артиллерия, товьсь!

Девочка резво нагнулась и подобрала плоский голыш. Эрик сделал то же самое.

— Одним залпом! — предупредил он подругу. — А после не высовываться, ясно?

Рикошетируя от воды, оставляя за собой череду всплесков, голыши понеслись к цели — и звучно грянули о просмоленный борт лодки. Прицел был точен. Задремавший с удочкой в руках рыбак подскочил, едва не вывалившись спросонья за борт.

— А!? Что такое?! Которого дьявола?!

Из-за камня донеслось сдавленное хихиканье.

— Негодяи! — Рыболов наконец разобрался в ситуации. — Засранцы! — Возмущению его не было предела. — Вот я вам сейчас уши-то надеру!

Громко заскрипели уключины.

— Бежим! — Кайса дернула за рукав пунцового от смеха Эрика. — Он сейчас выберется на берег!

Сопровождаемые потоками брани, дети бросились удирать. Вскарабкавшись на невысокий обрыв, мальчик обернулся. Рыбак стоял возле самого берега, по колено в воде, и грозил им кулаком. Кайса обернулась и показала ему «нос».

— Скучно, — вздохнул Эрик немного погодя. — Хочется чего-то такого… Не знаю даже чего.

— Шило в одном месте… — ехидно пробормотала Кайса.

— А ты хоть бы раз что-нибудь сама придумала! Залезть на водонапорную башню — моя идея, лодку обстрелять — тоже моя…

— Ах так? — подбоченилась девочка. — Хорошо… Давай нарвем яблок из колдуньиного сада!

— Да запросто! — фыркнул Эрик. — Что, думаешь, поймала на слабо? Давай, пошли!

Та, которую вся окрестная детвора прозвала колдуньей, жила на окраине. Маленький деревянный дом прятался среди деревьев. Полуразрушенная ограда была старше как самого дома, так и сада — сложенная из блоков рыхлого ракушечника стена, едва по грудь взрослому в самом высоком месте. Ветви яблонь, отягощенные спелыми плодами, свисали над неровной кромкой. Эрик подпрыгнул и сорвал яблоко, висевшее ниже других, — тугой нефритовый шар, испещренный золотистыми крапинками. Вызывающе глянув на спутницу, он с хрустом надкусил спелый бок. Кайса лишь презрительно хмыкнула. Ухватившись за крошащийся гребень стены, она ловко — только мелькнули исцарапанные коленки — перемахнула преграду. Спустя секунду за ней последовал Эрик: виданное ли дело, чтобы девчонка оказалась храбрее?! Стараясь не шуметь, дети пробирались сквозь высокую, по пояс, сухую траву: эта часть сада изрядно заросла бурьяном.

— Говорят, волосы у нее — белые, будто снег, а глаза красные, как кровь! — страшным шепотом поведал Эрик в спину Кайсе. — И на пальцах — черные вороньи когти!

Девочка скептически хмыкнула.

Они подкрадывались все ближе к дому колдуньи. Наконец нервы не выдержали и у Кайсы. Девочка остановилась, деловито оглядела ближайшие яблони.

— Вот эти сладкие, «Пунцовое сердце». Наверху — самые спелые…

Эрик поплевал на ладони и ловко полез вверх. Ветки сгибались и потрескивали, но румяные плоды так заманчиво просвечивали сквозь листву… Вскарабкавшись насколько это было возможно, он принялся рвать яблоки и набивать ими линялую рубаху. Еще одно, еще… Самое крупное и соблазнительное, как водится, висело дальше прочих. Мальчик протянул руку, сделал крохотный шажок… И ветка под ногами не выдержала.

В ворохе сбитой листвы Эрик рухнул вниз. Голеностоп внезапно пронзила боль — такая острая, что потемнело в глазах. Дыхание перехватило, и только поэтому он не заорал во всю глотку: из горла вырывался лишь сиплый писк.

— Эй! Эрик, ты чего? Ноге больно? — Кайса испуганно заглядывала ему в глаза. Отдышавшись немного, мальчик задрал штанину. Он опасался худшего, торчащей синюшным бугром под кожей вывернутой кости, но с виду все было как обычно. Боль отступала — понемногу, не спеша, полизывая огненным языком голень. В ушах звенело.

— Не сломал, а?

— Да подожди ты… — Эрик перевел дух, попытался было встать — и тут же с болезненным стоном осел на землю: стопа снова подвернулась. — Ой!

— Так, ну что у нас тут… — раздался вдруг рядом чуть насмешливый голос. Кайса дернулась было бежать — но тут же замерла: бросать Эрика одного не годилось. Девочка подняла взгляд, настороженно рассматривая подошедшую. На вид ей было лет с полста, а может, и больше. В уголках глаз, словно лучики, собрались морщинки — но осанка осталась прямой: спина ровная, в струнку… «Как у гимнастки», — пришло на ум Кайсе: девочка недавно побывала на представлении бродячего цирка.

Колдунья — а удивительно тихо подошедшая женщина не могла быть никем иным, кроме как хозяйкой сада, оказалась совсем не такой, как о ней болтали. Кожа ее была непривычно бледной для жителей побережья. Волосы — да, очень светлые, только не седые, как у старух, а какого-то странного, неуловимого оттенка. Радужка глаз — розовая, в тоненьких карминовых прожилках, словно сердолик. Вороньих когтей на пальцах, конечно, не было…

Владелица сада сдвинула на затылок соломенную шляпу и, подобрав длинную юбку, присела на корточки возле мальчика. Кайса заметила мелькнувший меж складок ее кружевной шали кулон — что-то вроде серебряной водомерки.

— Где болит?

— Здесь…

— Ага, понятно — потянул связки… Ну, и как же это тебя угораздило?

Эрик потупил глаза: вопрос явно был риторическим.

— Ладно, пошли в дом. Надо забинтовать потуже, иначе сильно распухнет… — Женщина помогла мальчику встать и иронично покосилась на Кайсу: — Будь ласкова, собери яблоки. Не пропадать же добру…

Девочка покраснела.

Дом оказался просторным и светлым. Он вовсе не походил на жилище ведьмы, каким его представляла себе Кайса: ни пучков сушеных трав, ни паутины в углах, ни звериных чучел не было и в помине. Везде царила чистота. Выбеленные стены, старомодная плетеная мебель, полки с книгами… Легкий бриз шевелил тюлевые занавески. Над уставленной фарфоровыми безделушками каминной полкой висела картина: молодая женщина в черном кожаном камзоле. У бедра тускло серебрился эфес рапиры, а за спиной парили набросанные стремительными штрихами чайки — и как-то сразу становилось понятно, что под ногами у нее не земля, а скользкая от брызг палуба корабля; быть может, легкого и быстрого клипера, а то и многопушечного фрегата… Художник, безусловно, был мастером. Чем дольше Кайса всматривалась в картину, тем больше деталей вдруг подмечал глаз: уголок кружевного манжета, капельки влаги на волосах, просвечивающие сквозь туманную дымку силуэты мачт… И — тускло поблескивающий в вырезе воротника серебряный кулон на тонкой, словно сплетенной из паутинок цепочке: тот самый, что девочка видела всего минуту назад на шее колдуньи!

Хозяйка вскоре вернулась с чистым куском марли. Сняв с ноги Эрика сандалию, она туго перетянула голеностоп.

— Заживет нескоро, — предупредила она. — Связки сейчас ослаблены, так что нога все время будет подворачиваться… Похоже, по чужим садам в этом году тебе больше не лазать.

Эрик залился краской:

— Извините…

— Да ладно! — Колдунья вдруг озорно подмигнула. — Краденые — самые вкусные, что я, не понимаю? Держите…

Эрик и Кайса смущенно взяли по яблоку.

— А вы совсем не страшная! — выпалила вдруг девочка. — Ну, в смысле… Вы не такая, как про вас говорят… Не злая.

— Правда? — Хозяйка иронично заломила светлую бровь. — С этим надо что-то делать… Давайте-ка заключим соглашение! Я ничего не расскажу вашим родителям; ну а вы придумаете обо мне какую-нибудь жуткую историю… И по секрету поведаете ее своим друзьям.

— Зачем? — нахмурилась Кайса.

— Я, знаешь ли, ценю свое уединение. Не хочу, чтобы в моем саду ошивалась вся окрестная детвора, — усмехнулась женщина.

— Так вас поэтому считают… Ну, этой самой… Колдуньей? — несмело поинтересовался Эрик. — Вы просто…

— Может, да, а может, и нет, — хозяйка загадочно улыбнулась. — Однако вам пора.

Кайса помогла Эрику спуститься с крыльца и обернулась:

— Скажите, а тот портрет над камином… Это вы в молодости? Ваш кулон…

— Какая ты глазастая! — удивилась колдунья; тонкие пальцы погладили серебряную водомерку. — Нет, в молодости я была совсем другой… Хотя кулон, ты права, тот самый.