Сергей Загрубский - Интеллектуальное карате, или Методика достижения победы в диспуте

Б) Цитируйте таких знатоков и такие источники, которые уважаются всеми и не вызывают разночтений: пословицы, поговорки, милых и недалеких героев сказок, мультфильмов, известных повестей и рассказов. Вроде Кота Леопольда: «ребята, давайте жить дружно»! Или собеседнику, который не способен четко обосновать свою позицию, но с Вами «не согласен», полезно напомнить Полиграфа Полиграфовича Шарикова («Собачье сердце» М. С. Булгакова), который был «не согласен» с Энгельсом и Каутским.

Полезно может быть процитировать абсолютный авторитет. Так, когда двое мужчин при мне громко спорили о военных способностях Сталина и один их полностью отрицал, а другой непомерно возвеличивал, я обратил их внимание на то, что маршал Жуков отметил в своих воспоминаниях, что с 1943-го года присутствие Сталина на военных советах стало профессионально полезным. Спор окончился тут же, так как возражать маршалу Жукову в этих вопросах не решится никто.

Цитирование определенных источников или ссылка на них может оказаться принципиально необходимой при разговорах с фанатами или пропагандистами определенных учений. Так, при разговоре с человеком религиозным необходимы ссылки на неоспоримые для него тексты – только толкуйте их самостоятельно и без смущения, трактуйте в свою пользу.

Пример:

Две женщины явно богомольного вида (по одежде и по разговорам) неодобрительно и раздраженно критиковали одежду молодых девушек (дело было летом). Я сказал этим женщинам, что они нарушают заветы Христа. Я не придумал еще, как обосную такое утверждение, но внимание этих сплетниц приобрел сразу же. Они замолчали и недоуменно смотрели на меня. Я не помнил буквальных цитат из Библии, но придумал сам что-то о добросердечии, о терпимости и о том, чтобы «не судили ближнего». Женщины смущенно замолчали. Понятно, что, если бы я сказал все то же самое, но без ссылки на уважаемые ими источники (в данном случае Библию), я бы получил от них только порцию презрения и укор в моей духовной незрелости, в моей греховности.

Не только что цитировать, но даже прямо призывать к цитированию оказывается полезным при обсуждении ценностей, или вообще тем неконкретных, условных. Так, например, считается почти безусловным представление об особой и возвышенной чести и доблести российского офицерства. Именно не российских граждан вообще, а нашего офицерства. Полезно указать таким ораторам, что писатели Куприн, Вересаев, Л. Толстой – то есть офицеры и современники старого, царского офицерства, – и такие мыслители, как Федор Достоевский, Сергей Булгаков, Николай Бердяев – оставили нам свидетельства прямо противоположные. Аналогичная ситуация со множественными случаями идеализации прошлого (добольшевистского) и порицанием советского периода истории. Тут цитирование не только что конкретного автора, но всего хода истории человечества – не скажу «полезно», но прямо необходимо. Даже не столько из любви к истине, как прямо и явно – из любви к собеседнику.

Так, например, многие и почти модные «стоны и всхлипы» по поводу судьбы семейства последнего российского царя «простительны» только со стороны их наследников (мечтающих о безбедном безделье), но позорно-недопустимы со стороны любого человека, хотя бы в малой степени знакомого с многовековой историей человечества и логикой общественного бытия, и хотя бы в малой степени болеющего за судьбу России и ее народа. В царском семействе каждый его член, вплоть до грудных младенцев, объективно является политической ценностью, политическим символом. Всегда и обязательно, всеми и всякими правительствами уничтожались вожди и символы угрожающих политических не только объединений, но и идей. Причем даже не обязательно это должны быть символы живые, то есть люди. С не меньшим упорством всегда уничтожались и символы неживые. Например, в процессе крещения Руси деревянные языческие «кумиры» «…одни были изрублены, другие сожжены. Перуна, главного из них, привязали к хвосту конскому, били тростями и свергнули с горы в Днепр» (цитировано по 1-му тому «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина). Совершенно аналогично и в наши дни всякие «новые власти» свергают материальные символы прежних властей. Библия дает тому не только примеры, но и указания «предать смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца…» (1 Кн. Царств,15-3) при необходимости обеспечить благоденствие собственного народа или собственной идеи.

Так что устроение лицемерных «страданий» по поводу судьбы семейства последнего российского царя базируется в лучшем случае на исторической и социологической неграмотности. И потому, собственно, именно неграмотность собеседника полезно выявить с помощью соответствующих ссылок и цитат. А в данном случае необходимо указать собеседнику, что уничтожались символы, а он скорбит о судьбе индивидов, игнорируя их символическую значимость.

Если Ваш оппонент характеризует какое-то явление предвзято или однобоко – не начинайте выстраивать также однобоких, но других характеристик того же явления, – обратите внимание на несовершенство его построения. Сущность этой рекомендации базируется на том психологическом факте, что люди гораздо чаще стремятся «обкатать», озвучить свои соображения, чем ознакомиться с Вашими. В то же время – какое бы видение темы Вы ни предложили, в нем обязательно будут неясности, двузначности, вообще – возможности чего-либо не понять и чему-либо возразить. Не подставляйтесь, не давайте такой радости своему оппоненту.

А как же себя вести? Смотрите следующий пункт.

Видимо согласившись с аргументами оппонента, покажите, что следование им приводит к глупости или явной бессмыслице. Поскольку заведение в тупик осуществляется легче всего с помощью какого-либо броского сравнения, Ваш оппонент окажется перед необходимостью не только обосновать свою позицию, но и нейтрализовать эффект той яркой картинки, которой Вы подменили его утверждение.

Этот прием чрезвычайно действен в тех, например, случаях, когда Вы имеете дело с человеком, относящимся высокомерно к окружающим, который Вашим мнением не интересуется в принципе (или даже не способен его понять), зато мнения свои считает непогрешимыми, и, возможно, окружающие склонны с этим согласиться. Предположим, он господствует в данной аудитории, а Вы сидите молча, никому не навязываясь. И вдруг – очень вежливо – говорите: «правильно ли я понял из ваших слов, что…» – и дальше что-нибудь явно неверное. Например, если понятие «политика» ассоциируется с понятием «власти» или «борьбы за власть», Вы можете спросить: «правильно ли я понял, что в звериных стаях и стадах тоже осуществляется политика?» (поскольку там идет непрекращающаяся борьба именно за власть и именно в стремлении пользоваться властью). Проигнорировать подобное замечание невозможно – и излишне самоуверенный говорун поймет, кого здесь надо опасаться. (Кстати, такое упражнение очень развлечет и аудиторию, и Вас лично).

Этим приемом приходится пользоваться очень часто и он очень действенен именно потому, что все явления (и темы) многочастны. Ваш оппонент подчеркивает какое-либо одно конкретное качество или свойство обсуждаемого явления. Не напоминайте о других частях или свойствах этого же явления, а предложите более явную и понятную, и в то же время вполне одиозную форму того, что защищает оппонент. То есть, в первую очередь, противоречие его, оппонента, понимания соседним частям того же явления.

Я показал выше, как это сделать с трактовкой понятия «политика». Обратимся еще к одному примеру.

Многие мыслители отмечают ограничивающее, согласовывающее воздействие культуры на поведение человека, и приходится сталкиваться с утверждением, что «ограничение» и «ободнообразивание» суть главные функции культуры.

Здесь есть доля истины – но только доля, и небольшая.

Вы можете указать оппоненту, что, следуя его (оппонента) логике, – индивид тем более культурен, чем более он похож на всех остальных, чем более он лишен индивидуальности, чем более он лишен собственных источников изменений… Укажите, что с этой точки зрения придорожный камень есть вершина культурности, поскольку он ограничен самым полным образом и без личных проблем сочетается с окружающими камнями.

Пожалуй, с этой рекомендации можно было начинать, поскольку она и основывается на факте многогранности, многокачественности каждого явления, (вообще всего обсуждаемого), – и напоминает о нем. Но люди часто спорят там и тогда, где надо бы думать совместно. Вы можете для собственной выгоды использовать этот факт, напомнить собеседнику о сложности обсуждаемого явления и укорить его в забвении наиболее существенных сторон этого явления. А уж что это за «наиболее существенные стороны» – Вы укажете по своему произволу. Понятно, что применение этого приема содействует окончанию разговора.