Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне.Книга 1
После молитвы он прочел место: «Не любите мира, ни того, что в мире. Кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо что в мире похоть плоти, похоть очей и гордость житейская».
Встав, Коля Иванов начал говорить о скромности, о красоте молодежи, которая заключается не в том, чтобы носить модную одежду или особые прически, а украшать себя кротким, молчаливым духом и добрыми делами. Он также отметил, что опрятность, аккуратность, чистота должны характеризовать христианина и христианку и особенно молодежь. Все согласились с ним и в высказываниях подчеркнули, что надлежит одеваться, как прилично святым. Некоторые; из носящих короткие юбки не выдержали и стали доказывать, что нужно придерживаться того, как одеваются в данное время нельзя же быть монашками.
Петя Фомин вскочил и резко сказал.
— Что это вы защищаете короткие юбки. Ведь поймите, когда они выше колен — это соблазняет нас. Разве можно соблазняться да еще в собрании?!
Носившая короткую юбку сестра нисколько не смутилась, она встала и, глядя в упор на Петю так, что он покраснел, сказала:
— Брат, поступи по Писанию!
— Как это так, по Писанию? — воскликнул он.
— Вот так, как написано: «Если глаз соблазняет тебя, вырви его». И если ты, Петя, смотришь на наши ноги и соблазняешься, то значит, у тебя нечистые мысли.
— Друзья, я предлагаю прекратить разговор, — сказала Валя Алексеева. — Он принял недружелюбный характер. Давайте молиться Господу, чтобы Он занял первое место в наших сердцах, чтобы Его чувства были в нас. Ведь можно носить и длинные юбки, а своими глазами, движениями соблазнять братьев.
Молились, просили Господа, чтобы Он помог и чтобы никто, ни для кого не был соблазном.
Собрания продолжались. Пели старый и новый хоры, играл струнный оркестр. По воскресеньям устраивались молитвенные собрания в доме Камининых (в железнодорожном поселке) и в специально снятом помещении на Ново-Садовой улице. Были посетители. Немало людей слышало о спасении во Христе, но покаяния грешников были единичные. Лева в своем дневнике записал:
«Имеются силы и все, чтобы работать, но нет внутренней глубокой духовной спайки. Но нужно предпринять абсолютно все, так как наша нравственная обязанность — исполнить волю Господа. Нет достаточно воли, нет сил. Что делать? Ничего не получается. Когда идешь против течения, против современного духовного состояния среды. Вспыхнешь, очнешься, а потом опять все по-старому. Порывами ничего не сделаешь. Просто при всем сознании бьемся, как рыба об лед, и больше ничего. Ужасно то, что несмотря на предпринимаемые усилия, мы ни на один шаг не приближаемся к цели всеобщего счастья, плодотворного труда на ниве Его. И все же есть какая-то надежда на светлое победоносное будущее. Есть еще один неиспробованный путь — это молиться и молиться, и еще раз молиться».
25 января 1929 года он записал: «Мы, молодые, решили, в воскресенье, после вечернего собрания оставаться петь, молиться и обмениваться мнениями о том, что каждый получил, слушая воскресные проповеди. Это приведет к совершенствованию духовной жизни и будет побуждать каждого глубже вникать в себя и в учение. Это сблизит нас друг с другом».
Глава 14. В ненастье
«Итак страждущие по воле Божией, да предадут Ему, как. верному Создателю души свои, делая добро».
I Петр 4:19
Жизнь Самарской общины текла сбоим чередом. Слышно было, что в Сибири, на Украине арестовывали то одних браться, то других, но никто не придавал этому существен него значения. Думали, все выяснится, пройдет как местное недоразумение. Волга-Камский Союз, как и другие местные объединения верующих, продолжал трудиться для Господа: посылали благовестников, проводили совещания, строили планы на дальнейшее развитие дела Божия. Братья в Самаре планировали издавать духовный журнал с назидательными художественными статьями.
Однажды ночью в доме Смирнских раздался сильный стук в дверь. Стучали долго, настойчиво. Отец Левы встал и пошел открывать. Вернулся он не один, вслед за ним в комнату вошли люди в военной форме — это были работники ОГПУ. Вся семья проснулась, встали и дети. Сергею Павловичу был предъявлен ордер на обыск и арест. Искали везде, искали тщательно, переворачивали каждую бумажку. Забрали несколько духовных книг, писем, составили протокол обыска.
— Почему вы духовные книги забираете, ведь они разрешены советской цензурой, — сказал Сергей Павлович,
— Сектантские они, — сказал агент, — Просмотрим, вернем. — Он вытащил папиросу и хотел закурить,
— В моем доме курить не разрешаю, — заявил Сергей Павлович, — этот дымный яд мои дети никогда не ощущали.
Агент вышел курить во двор, поручив остальным внимательно за всем наблюдать.
— А теперь собирайтесь, все закончено, — сказали агенты отцу Левы.
— Сначала мы помолимся, — ответил он
Перед молитвой Сергей Павлович взял в руки свою старую Библию, с которой он никогда не расставался и прочитал место «Да и все желающие жить благочестиво во Христе Иисусе будут гонимы» Преклонили колени. Этих молитв отца, матери, этого прощания с арестованным отцом — Лева никогда не забудет. Почему? За что? Опять какое-нибудь недоразумение, как в прошлый раз. Лева отлично знал, что отец не только действием, но даже никаким плохим словом не отозвался ни разу о советской власти: был неутомимым тружеником, день и ночь работая во время голода, тифозной эпидемии и теперь.
Что будет? Что ждет? За что? Утром к ним прибежал сын Петра Ивановича и сообщил, что в эту ночь арестовали его отца. Один за другим приходили все новые к новые печальные вестники. Арестовали также и старичка Ладина, и брата Кирюшкина — рабочего трубного завода, арестовали астраханцев: Мишу Краснова, брата Филяшина, брата Ясырина; из молодежи — Витю Орлова, Петю Фомина, Колю Иванова, Валю Алексееву. Это было, как гром среди ясного неба, который потряс всю общину. Собрания проходили по-прежнему. Пресвитер общины, он же и председатель Волго-Камско-го союза Корнилий Францевич Кливер, призывал всех к спокойствию, к горячей молитве к Господу в надежде, что разберутся и освободят всех арестованных.
Но, увы! Проходили недели за неделями, а их не освобождали. Молодежь лишилась самых лучших своих руководителей, но никто не испугался, никто не ушел из собрания, все, наоборот, как-то сплотились друг с другом. Молитва, о которой так много говорилось, теперь заняла первое место на общениях. Не только по домам, но и в собрании открыто, со слезами молились за заключенных.
К остальным арестам прибавился еще один: арестовали Колю Бондаренко. Узнав об этом, брат Иван Борисович Семенов прямо направился в ОГПУ и потребовал на основании существующей свободы вероисповедания дать ему свидание с арестованным. Следователь долго отказывал, мотивируя, что следственным свиданиям не даются, и кроме того Бондаренко Николай очень плохо себя ведет — целый день в одиночной камере поет. Все-таки пришлось уступить им настойчивым просьбам брата и в присутствии следователя дать свидание. На свидании Семенов поприветствовал брата и задал ему только один вопрос: «Ты в чем-нибудь виноват?»
— Ни в чем, — ответил Коля.
— Значит, вы, товарищ следователь, его освободите. Теперь я спокоен, справедливость восторжествует.
Молодежь молилась, обменивалась мнениями о том, как помочь узникам. Решили написать в Москву заявление с просьбой о немедленном освобождении заключенных, так как, хорошо зная каждого, они уверяли, что никто из них не может быть виновным в нарушении закона. В этом заявлении они писали: «Если вы их арестовали, как верующих христиан, то арестовывайте и нас. Мы такие же, как и они». Никакого ответа не было получено.
Во время обыска и ареста отца Левы были взяты записи Левы. Он подал заявление, чтобы их ему вернули.
Самарский ОГПУ
Заместителю сотрудника ОГПУ
тов. Задоркину
от
Левы Смирнского
Заявление.
В результате обыска у моего отца, Сергея Павловича, были взяты некоторые брошюры и среди них принадлежащая мне пачка почтовой бумаги с цитатами по вопросам естествознания и другим темами.
Прошу вас вернуть ее мне, так как сбор цитат стоил мне немалого труда, и попало это к вам по недоразумению.
На это свое заявление он не получил никакого ответа.
Жены хлопотали, носили передачи, ожидали освобождения своих близких. В это время началась борьба с теми, кто разбогател во время нэпа, и группа частных предпринимателей-торговцев была арестована за всякие свои дела. В связи с этим как в ОГПУ, так и у ворот тюрьмы стояли толпы родственников, беспокоящихся о судьбе своих близких. Миша Краснов, Петя Фомин не имели близких родственников, которые могли бы аккуратно приносить им передачу. Валя Алексеева совсем не имела родных в Самаре, да и остальные тоже нуждались в материальной поддержке.
